Я заберу тебя с собой

Нормальных женщин.

«Потому что секс — это норма».

«А ты не боишься?»

«Боюсь, конечно. И даже очень. У меня ноги дрожат, я даже подниматься не могу».

Но она была уверена, что вернется изменившейся.

Какой именно?

Какой-то другой. Но точно не такой, какая она сейчас.

«А какая ты сейчас?»

«Какая-то неправильная. Не такая, как остальные».

А если это происходит без романтики, без любви, что ж. И так сойдет.

Да. Надо подниматься.

Собравшись с духом, она поставила ногу на выступающий камень и поднялась, но сильный поток горячей воды ударил ей в лицо. Она на мгновение потеряла опору и уже начала падать (а если бы упала, дело кончилось бы плохо), когда словно по волшебству Грациано схватил ее за запястье и вытащил, как куклу, наверх.

Она очутилась в необычном горячем озере. Деревья образовывали над ним купол из листвы, через которую пробивался иногда свет прожектора.

И никого кругом.

Озеро было довольно глубоким, и в нем чувствовалось течение, но по берегам торчали камни, за которые они и ухватились.

— Я знал, тут нам не помешают, — сообщил довольный Грациано и за руку вывел ее на отмель, грязевой островок, где вода была спокойной. — Нравится?

— Очень.

Грохот водопада заглушал крики купающихся.

Наконец-то Флора могла полностью погрузиться в воду и согреться. Грациано придвинулся к ней, обнял за талию и стал целовать в шею. От удовольствия у нее по спине пробежала дрожь. Она крепко сжала его плечо и увидела на правом бицепсе татуировку. Геометрический узор. Он был мускулистый и крепкий. Длинные светлые волосы, намокшие и прилипшие к голове, и пятна грязи на коже делали его похожим на дикаря из Новой Гвинеи.

«Какой он красивый…»

Она притянула его к себе, стиснула, шлепнула по щеке, вцепилась ногтями в его кожу, жадно отыскала его рот, прикусила ему губу, нашла языком его язык, нёбо, потом лизнула его и откинулась, готовая, на отмель.

А Грациано?

Грациано тоже был готов. А как же иначе!

Он оглядел водоемы в поисках Рошо и остальных, но там барахталось столько разного народа, что он их не нашел. Может, они и вовсе не пришли.

Да и наплевать. Так даже лучше. Они бы все испортили.

И он постоянно думал, что поступил глупо, дав ей «Спайдермен». Если бы он ей его не дал, было бы лучше, по-настоящему. Он и без этой таблетки сумел бы увезти ее в Сатурнию. Флора шла за ним через источники молча, как щенок за хозяином, не сопротивляясь.

Он крепко обнял ее, почти коснулся губами ее уха и стал тихонечко напевать: «О minha maconha, о minha torcida, о minha flamenga, o minha cachoeira, O minha maloka, o minha belleza, o minha vagabunda, o…» [8]Он снял с нее лифчик и взял ее груди в ладони.

Стал облизывать и покусывать ее соски, уткнулся лицом меж ее грудей, вдыхая запах серной грязи.

Он снял плавки и отвел ее туда, где было поглубже, и они расположились на больших подводных камнях.

Взяв ее руку, он положил ее на свой член.

Она держала его в руке.

Он был большой, твердый, с нежной кожей.

Ей нравилось к нему прикасаться. Как будто она держала угря. Она погладила его, и кожа отодвинулась, выпуская головку.

«Что я делаю?» Но она запретила себе думать.

Она коснулась яичек, немного поласкала их, а потом решила, что хватит, пришло время, пора заняться этим, ей ужасно хотелось.

Она стянула трусики и отбросила их на камень. Крепко прижалась к нему, ощущая животом его эрекцию, и прошептала ему на ухо:

— Грациано, пожалуйста, осторожно. Я никогда этого не делала.

Это было очевидно.

Как же он не догадался?

Тупица! Она девственница, а он не понял. Он, который женщин поимел больше, чем кусков пиццы съел, не догадался. Эти страстные и неловкие поцелуи… Он-то думал, что все из-за «Спайдермена», а это оттого, что она никогда никого не целовала.

Он возбудился как бабуин.

Подхватив ее под грудью, он вытащил ее на отмель.

Уложил.

Деликатное дело — лишение девственности. Надо сделать качественно.

Посмотрев ей в глаза, он увидел ожидание и страх, которого никогда не видел у тех потаскушек, которых обычно трахал в Романье на побережье.

«Вот это я понимаю секс…»

— Спокойно, лежи споко… — проговорил он сдавленно, откинул волосы и встал перед ней на колени. — Тебе не будет больно.

Он раздвинул ее ноги (она дрожала), правой рукой взял член, левой нашел и раздвинул ее половые губы (она была влажной) и быстрым точным движением вошел в нее примерно на четверть.

Он вошел в нее.

Флора задержала дыхание.

Вцепилась руками в землю.

Но боли, ужасной, мучительной боли, о которой столько рассказывали и которой она ждала, не последовало.

Нет. Ей не было больно. В ожидании, раскрыв рот, Флора не дышала.

А это продолжало продвигаться в нее.

— Я продолжаю… Скажи, если будет больно.

Флора задыхалась, грудь ее вздымалась и опускалась, как кузнечные мехи. Она сопела в ожидании боли, которой все не было. Разве что она чувствовала себя заполненной, и этот кол начинал давить, но не причинял боли.

Она так сосредоточилась на ожидании боли, что ей было не до удовольствия.

Его она увидела в глазах Грациано.

Он был как одержимый, глубоко дышал и двигался вперед-назад все быстрее и сильнее, и сжимал ее бедра, и нависал над ней, а Флора лежала под ним и в ней был его член. Она закрыла глаза. Обхватила его за спину, как детеныш обезьяны, и приподняла ноги, чтобы он мог войти глубже.

Прерывающееся дыхание над ухом.

Он погрузился в нее. До конца.

И Флора почувствовала. Прилив наслаждения, от которого сжалась сонная артерия и онемел затылок. Потом второй. И еще один. И если она это, если она отдавалась этому восторгу, ей казалось, что он останется в ней всегда, как радиоактивный элемент, излучающий удовольствие внутри нее, от ног вверх по позвоночнику до самого горла.

— Тебе нра… вится? — спросил Грациано, запуская руки в ее волосы.

— Да! Да…

— Не больно?

— Не-е-е…

Он перевернулся, и она с этим шестом внутри поднялась и оказалась на нем сверху. Теперь настал ее черед двигаться. Но она не знала как и сумеет ли она. Он такой большой и весь в ней. Она ощущала его в животе. Грациано положил ладони на ее грудь, но не смог удержаться и сильно сжал их.

Еще один прилив наслаждения, от которого перехватило дыхание.

Он хотел, чтобы она оставалась сверху, в этой неудобной позиции, но она наклонилась, обняла его, целовала в шею, покусывая за ухо.

Она чувствовала, что Грациано дышит все быстрее и быстрее и быстрее и…

«Нельзя… Нельзя кончать в меня. У меня ничего нет».

Надо ему сказать. Но ей не хотелось, чтобы это безумство прекращалось. Она не хотела, чтобы он прерывался.

— Грациано… осторожно… Я…

Он опять повернулся. Когда он выбирал новую позу, Флора пыталась следовать за ним, но не очень понимала, как двигаться, что делать.

— Гра…

Он поставил ее на колени. Руками в грязь. Лицом в грязь. Груди у самого рта. Дождь по спине.

«Как сука…»

А он вцепился одной рукой ей в ягодицы, а другой пытался ухватить ускользавшую от него грудь, и погружался в нее, кажется решив добраться до горла. И…

«Он не может выйти прямо сейчас!»

Он вышел из нее и, возможно, был готов кончить, а Флора думала, что умрет от разочарования. Она вдохнула. Но внезапное тепло охватило ее шею, добралось до подбородка, разлилось по вискам, по ноздрям, по ушам.

— Обоже-е-е.

Он касался ее там, над влагалищем, и она поняла, что все, что она испытывала до этого, были пустяки. Детские игры. Ничто. Его палец там был способен заставить ее забыть обо всем, довести ее до безумия.

А потом он раздвинул ей ноги, а она раздвинула их еще шире, видимо, как она надеялась, он хотел войти в нее снова.