Милые кости

Родители не задавали мне таких вопросов. Теперь-то я понимаю, что они уже тогда обо всем догадывались, а может, что-то пронюхали и обменялись насмешливыми соображениями.

Я через силу выдавила:

— Есть.

— Как его зовут?

— Рэй Сингх.

— Он тебе нравится?

— Нравится.

— Так за чем же дело стало?

— Боюсь, у меня не получится.

— Сюзи!

— Что?

— Не лишай себя маленьких радостей, детка!

Но в тот день, когда, стоя у своего шкафчика, я услышала, как Рэй позвал меня по имени — откуда-то сзади, а не сверху, — мои чувства оказались не очень-то радостными. Но и не безрадостными. Прежде мир делился на белое и черное, а тут все перепуталось. Короче: можно сказать, я пришла в смятение. Точнее, меня охватило смятение. Счастье + Испуг = Смятение.

— Рэй, — хотела сказать я, но, прежде чем у меня вырвалось его имя, он слегка склонил голову и накрыл губами мой полуоткрытый рот.

Хоть я и ждала этого целый месяц, все произошло так внезапно, что мне показалось мало. Я чуть не лопнула — так мне хотелось поцеловаться с ним еще.

На следующее утро мистер Коннорс приготовил для Рут газетную вырезку. На ней были подробные чертежи мусорного коллектора, где промышляли Флэнагены, и материалы, касающиеся планов его ликвидации. Пока Рут одевалась, отец приписал на полях: «Это просто выгребная яма. Туда опять провалится какой-нибудь олух на своей машине».

— Папа говорит, для него это конец света, — сказала Рут, помахивая статьей перед глазами Рэя, когда тот заехал за ней на синем «шевроле». — Наш дом попадает в зону отчуждения. Вот, полюбуйся. Здесь четыре микрорайона показаны кубиками, как на детском рисунке: отсюда наглядно видно, где пройдет граница.

— Между прочим, доброе утро, Рут, — сказал Рэй, выворачивая на шоссе и косясь на ее непристегнутый ремень.

— Ой, извини, — спохватилась Рут. — Привет!

— Так что там говорится, в этой статье? — спросил Рэй.

— Хороший сегодня денек, не правда ли? Дивная погода.

— Ну ладно, ладно. Рассказывай.

Вот уже несколько месяцев каждая встреча с Рут лишний раз подтверждала ее пылкость и любознательность — два качества, благодаря которым они с Рэем сблизились и до сих пор не расстались.

— На первых трех схемах — один и тот же разрез, но стрелки указывают в разные места: «грунт», «трещиноватый известняк», «размыв породы». И аршинный заголовок: «Заткнуть глотку», а под ним — помельче: «Пасть забетонируют, в трещины закачают цементный раствор».

— Пасть? — переспросил Рэй.

— Я и сама удивилась, — сказала Рут. — С другого боку есть еще одна стрелка — прямо проект века, честное слово, — и подпись: «Заключительный цикл: засыпка ствола».

Рэй расхохотался.

— Как хирургическое вмешательство, — сказала Рут. — Наша планета больна, ей требуется сложная операция.

— Думаю, бездна всегда внушает людям первобытный страх.

— Еще бы! — подхватила Рут. — Тем более с хищной пастью! Давай туда съездим, поглядим.

Примерно через милю на шоссе появился знак «дорожные работы». Рэй взял влево и свернул туда, где прежде росли деревья, а теперь змеились кольца новых развязок, обрамленные невысокими аккуратными столбиками с красно-желтыми флажками.

Не успели они вкусить радость первооткрывателей, как впереди на шоссе показался Джо Эллис.

Рут не стала ему махать, Рэй — тем более, да и Джо сделал вид, что их не узнал.

— Мама говорит, он до сих пор живет с родителями и нигде не работает.

— Чем же, интересно, он занимается? — спросил Рэй.

— Наводит страх на всю округу, не иначе.

— Горбатого могила исправит, — сказал Рэй.

Рут провожала глазами длинные ряды незастроенных участков. Рэй опять вырулил на трассу и за железнодорожным переездом свернул на шоссе номер 30, которое вело к мусорному коллектору.

Высунув руку из окна, Рут ощутила влажность — напоминание о ночном ливне. Хотя Рэя в свое время подозревали в причастности к моему исчезновению, он не держал зла на полицейских: те просто делали свою работу. А Джо Эллис так и не отмылся от обвинений в убийстве кошек и собак, которых на самом-то деле прикончил мистер Гарви. Теперь этот парень слонялся по округе, держась подальше от людей, и надеялся завести дружбу хотя бы с кошками и собаками. К моему величайшему огорчению, животные чуяли в нем надлом — человеческий изъян — и старались не попадаться ему на глаза.

На шоссе номер 30, у заставы Илз-Род, к которой приближались Рэй и Рут, я увидела Лена, выходящего из квартиры над парикмахерской. Он шел к машине, неся с собой легкий студенческий рюкзачок. Это был подарок женщины, хозяйки квартиры. Она когда-то пригласила Лена на чашку кофе, познакомившись с ним в полицейском участке, куда ее направили из колледжа «Уэст-Честер» на стажировку по криминалистике. В рюкзаке лежали разрозненные предметы: одни предназначались для показа моему отцу, а другие вообще не предназначались для родительских глаз. К последним относились фотографии мест, где были обнаружены закопанные детские трупы, — но во всех случаях локтевые суставы были на месте.

Когда Лен позвонил в больницу, медсестра сказала, что у мистера Сэлмона сейчас находится жена и еще кто-то из родных — Лен терзался чувством вины, а когда он въехал на больничную парковку, муки совести сделались просто нестерпимыми. Он не сразу вышел из машины, а еще посидел под беспощадным солнцем, которое жарило сквозь лобовое стекло.

Я видела: Лен раздумывает, как выразить словами то, что предстоит сказать. Над ним довлела одна — единственная мысль: начиная с семьдесят пятого года, то есть почти за семь лет знакомства, которое теперь еле теплилось, семейство Сэлмонов не теряло надежды увидеть мои останки или услышать весть об аресте мистера Гарви. Но их ждал только амулет.

Подхватив рюкзак, он запер машину и прошел мимо девушки, торговавшей у входа нарциссами. Он знал номер папиной палаты и поэтому, поднявшись на пятый этаж, не стал обращаться к медсестрам, а просто постучался в приоткрытую дверь.

Моя мама стояла к нему спиной. Его словно ударило, когда она повернулась на его стук, не отпуская руки моего отца. А я вдруг почувствовала себя никому не нужной.

Поймав на себе взгляд Лена, мама сначала немного растерялась, а потом выбрала самый легкий путь.

— Ага, полиция тут как тут! — Она попыталась обратить эту встречу в шутку.

— Лен, — только и сумел выговорить папа. — Абби, помоги мне сесть.

— Как самочувствие, мистер Сэлмон? — спросил Лен, пока мама, нажимая на кнопку, поднимала изголовье кровати.

— Зовите меня просто Джек, — попросил папа.

— Не стану вас обнадеживать, — сказал Лен, — мы его не поймали.

Папа заметно сник.

Мама подложила ему под спину и шею поролоновые подушки.

— В таком случае, что вас сюда привело? — спросила она.

— Мы нашли одну вещь, которая принадлежала Сюзи, — сказал Лен.

Он в точности повторил те слова, с которыми когда-то предъявил родителям мою вязаную шапку с бубенчиками. У мамы в голове эта фраза отозвалась далеким эхом.

Прошлой ночью, когда мама смотрела на спящего отца, а вслед за тем он, проснувшись, увидел ее голову на своей подушке, оба хотели стереть из памяти ту первую ночь, со снегом, градом и дождем, когда они прильнули друг к другу, но так и не решились облечь в слова заветную надежду. Именно прошлой ночью мой папа впервые произнес: «Она к нам не вернется».

Простая истина, которую давно усвоили все, кто меня знал. Но ему нужно было проговорить это вслух, а ей — услышать от него эти слова.

— Мы нашли подвеску от ее браслета, — сказал Лен. — Замковый камень Пенсильвании, с гравировкой.

— Это я купил, — сказал папа, — в городе, у станции метро «Тринадцатая улица». Там стоял киоск; продавец надел защитные очки и тут же выгравировал инициалы, не взяв за работу ни цента. Я и для Линдси такой же купил. Помнишь, Абигайль?

— Помню, — сказала мама.

— Мы нашли его около закопанного тела в Коннектикуте.