Скорпионы

Он взглянул на свои руки. Из рукавов прорезиненной формы высовывались две человеческие руки, чуть загорелые, узкие, с длинными пальцами. Он перевел взгляд на сидевших рядом людей.

«Обезьянья забава», — подумал он. Люди в коричневой форме, изображающие на лице внимание, напоминали волосатых обезьян. А одна обезьяна, зеленая, что-то бубнила с кафедры, забавлялась бамбуковой палочкой, водя ею по карте, растянутой через всю стену. Карта, да и приказ нужны были всем как собаке пятая нога. Они и без того все знали. Летали по радио, радару и часам. Картой никто не пользовался. Для Герберта карта почти ничего не значила. Только цифры и еще раз цифры. Те, что на приборах, должны совпадать с теми, что в памяти. Тогда все в порядке. И его вовсе не интересовало, куда он летит. Он привык измерять расстояние часами, а не милями или километрами. Ему хотелось бы только не знать, что он возит на борту своей машины.

Офицер подчеркнул:

— Подписано.

И снова все встали, не ожидая команды. Зеленая обезьяна сложила бумаги, а волосатые двинулись к выходу.

На улице заметно похолодало. Герберт, не читая, сунул метеосводку в планшетку. И вчера и неделю назад метеосводки были совершенно одинаковы. А ему хотелось густого тумана или бури, чтобы оживились воды залива, а на базе замерла жизнь.

Он уселся рядом с Рафом в открытом джипе. Шофер дал газ, и они помчались по асфальтовой ленте к огромным коробкам ангаров. Их остановил красный огонек. Вспыхнул и погас.

— Кто в машине? — услыхали они.

— Экипаж! — крикнул шофер.

— Обождать! — приказал тот же голос.

Раф достал портсигар и зажигалку. Предложил Герберту.

— Не хочется.

Раф закурил, пряча огонек в ладонях, чтобы часовые не заметили.

— Еще не подготовили.

— Копаются сегодня, — ответил Герберт.

— Эй, там!

— Что такое?

— Немедленно погасить сигарету!

Раф придавил розовый огонек ботинком.

— Заметили, сволочи!

Герберт не ответил. Он вышел из джипа. На ощупь поискал ногой асфальт — машина съехала на траву. Он шел почти вслепую — после яркого света командного пункта он не ориентировался в ночном мраке, а снимать темные очки раньше времени не хотелось. Раф тоже выпрыгнул из машины, шофер отъехал. Казалось, что оба они остались ночью одни на этом холмистом плоскогорье, покрытом редкой чахлой травой. Где-то очень далеко ворчал измученный автомобиль. Блеклое желтое зарево стояло в стороне городка. Ночь над ними была наполнена терпкими запахами.

— Господин майор?

— Ну…

— Знаете что? Предстоит выпивка.

— Разумеется, на поминках Ленцера.

— На поминках само собой. Я имел в виду совсем другое.

— Что?

— Я сегодня отвез жену в больницу.

— Уже подошел срок?

— Может, родит сегодня ночью.

— Как время-то бежит…

— Я думал попросить отпуск. Но нет смысла. Ей я все равно не помогу…

— Это верно. Возьмешь отпуск, когда она выйдет из больницы.

Помолчали. Потом Раф громко крикнул в темноту громоздившейся над ними ночи:

— Эй, вы там!

— Чего?

— Долго еще?

— Сейчас.

— Что за идиотство, — проворчал Герберт. — Когда грузят, так нас даже не подпускают, а ведь потом, наверху, груз все равно в наших руках. Мы там хозяева.

— Э, господин майор. Летим-то мы по приказу.

— Ну да, конечно. Это я так, к слову сказал. И груз берем с собой по приказу.

— Не стоит много рассуждать об этом, господин майор.

— А я и не рассуждаю. В конце концов, тут все болтают черт знает что. Кто будет слушать всякую болтовню?

— Портер, Карст и Бланш свихнулись из-за этой болтовни, — продолжал Раф.

— Но мы ведь еще летаем.

— Что правда, то правда, пока летаем. Так не забудете про выпивку, господин майор?

— Ну, конечно, Раф. И брось ты наконец это «господин». Я столько раз тебе об этом говорил. Как можно? Я тебе — «Раф», а ты мне — «господин майор».

— Хорошо, господин майор.

— Эй, вы! — опять раздался окрик.

— Ну!

— Экипаж на борт!

Луч фонаря долго тыкался им в лица. В конце концов часовой опознал летчиков. Молча пропустил их. Герберт нащупал поручни трапа. Поднимаясь, он все время боялся упасть — костюм сковывал движения.

За спиной он слышал шаги Рафа и кого-то третьего. Наверно, радист ждал где-то неподалеку. Может быть, он даже слышал весь разговор.

Внутри самолета была кромешная тьма. Он не стал включать свет. Здесь даже в полной темноте он двигался совершенно уверенно. Здесь он не мог споткнуться, заблудиться или удариться головой. Он толкнул дверцу люка, ведущего в кабину. Сел в свое кресло. Только теперь снял темные очки.

— Где мой шлем?

— Пожалуйста, господин майор, — ответил радист.

Герберт задвинул светофильтр шлема, потом надел шлем, подключил микрофон, приладил наушники и опустил прозрачный щиток на лицо.

— Закрепи, — попросил он Рафа.

Затем он помог Рафу справиться с его шлемом. Оба одновременно щелкнули замками привязных ремней и приняли то самое полулежачее положение, которое так смешило летчиков почтенных винтовых машин.

— Ну как?

— В порядке.

Герберт проверил показания приборов. Потом взглянул через боковое стекло на взлетную дорожку. Сигнальный фонарь равномерно мигал, его бледный луч блуждал в глубине машины, скользил по стеклам, облизывал приборы. Герберт подал знак. В тусклом свете скачущего огонька он разглядел чью-то руку с поднятым пальцем.

— Давай первый, — сказал он.

Двигатель взревел и вскоре ритмично затрещал короткими выстрелами.

Поднятая рука человека на бетонной полосе показывала теперь три пальца.

— Включаем тройку.

Все шло хорошо. Фонарь мигнул, на этот раз значительно дальше. Герберт запросил разрешение выруливать на старт. Он добавил двигателям газа. Отпустил тормоза. Где-то за машиной сверкнул, как огромный алмаз, прожектор. Река белого света потекла по синеватому бетону. Герберт рванул машину в этот огненный туннель, она грузно и беспомощно осела своими тремя колесами на бетон. Фонарь мигал зеленым глазком все дальше и дальше. Промелькнули массивные силуэты дегазационных, пожарных и санитарных машин. Они двигались вдоль бетонной полосы, готовые при малейшей опасности залить самолет сотнями кубометров пены.

Герберт знал — хоть звуки и не проникали в машину, — что на крыше командного пункта заревела сирена. Сигнал тревоги. Офицеры, техники — весь персонал спускался в убежище. Стартовая команда натягивала маски — чего доброго, налетит инспекторская проверка.

С этой минуты Герберт становится совершенно одиноким. Нет уже аэродрома, городка, друзей и знакомых. Лишь фосфоресцирующие приборы и белый шлем второго пилота… даже лица не видно… за стеклами кабины целый рой огоньков. Товарищи спустились в убежище, а ничего не подозревающие обитатели городка по-прежнему сидят в барах и потягивают ром или фруктовый сок.

С этой минуты Герберт доверяет только своим рукам и глазам. Он еще раз смотрит в боковое стекло. Машины спасательной службы тянутся двумя длинными рядами. Они уже не раздражают его. Ему даже кажется, что так действительно безопасней. Это, конечно, чепуха, но он привык к их виду, и к зеленому огоньку фонаря, и к залитой белым светом прожектора бетонной полосе.

На стартовой площадке Герберт остановился.

— Прогрей двигатели, — крикнул он Рафу.

— Понял, — проскрипел резкий голос в наушниках.

Герберт еще раз проверил приборы. Через несколько минут Раф доложил:

— Готово.

Но вскоре раздался его взволнованный голос:

— Майор, синхронизатор!

Герберт проверил синхронизаторы. Контакта не было.

— Контроль, контроль! — закричал он в микрофон. — Какой идиот делал технический осмотр! Докладываю о неисправности синхронизаторов, выключаю двигатели.

— Повторите, — услышал он, — записываю на ленту.

Герберт повторил.

— Приказываю возвратиться в район подготовки, взять машину из группы боевой готовности. Отдаю распоряжение загрузить новую машину.