Золотое дно. Книга 2 (СИ)

Мы молча и торопливо выпили. И Никонов, пригнувшись к столу, перешел на шепот.

— Я о другом хотел спросить. Если честно, Лев Николаевич, как тут положеньице-то?! Валера не зря семью в Москву перевез. Пока всех мандолиной не накрыло. Он, конечно, уверяет… но в вертолете я с одним инженеришкой переговорил… мне в ухо такое накричали…

— Что имеешь в виду? — несколько высокомерно спросил Хрустов.

— Вот сидим мы тут, ниже уровня нашего моря, — и как будто, йотыть, на пороховой бочке. Что скажешь? Не покатится наша «мама», как на салазках? Жара была, говорят, все лето зверская, Саяны тают… а еще дождь…

— Бред! — отрезал Хрустов. — Нарочно пугают, чтобы народ снялся с места, перестал митинговать. Гора треснет, а плотина не сойдет с места. И я тоже!

— Слава Богу! — Никонов перекрестился. — Так вот, давай все вместе на ее фоне и снимемся. Для всероссийского, мля, телевидения. Так сказать, на историческую память.

Хрустов, словно озябнув, передернул плечами.

— Опять для музеев? — Он пристально смотрел на гостя. Я думаю, до него, наконец, дошло, что Никонов залетел в Саяны, конечно же, не к нему, Хрустову, и не за рабочими, а для создания фильма о себе, орденоносце.

За окном с гулом двигался ливень. Сопок было не разглядеть, только лиловые горбы, и они как будто перемещались. Никонов снова глянул на часы (это у него привычка или кого-то ждет?), и старые друзья, не чокаясь (чтобы не было звона), отпили еще настойки, после чего Хрустов мгновенно долил минеральной воды в ополовиненную бутылку «кедровки». А поскольку перестарался — почти под горлышко смесь поднялась — пришлось старым корешам, хмыкнув, еще отпить…

А потом они надолго замолчали.

6

А я почему-то вспомнил заштрихованный текст сбоку на одной из страниц летописи Хрустова, который с трудом разобрал.

«Как встречаются буря с бурей? Бывает, что объединяются друг с другом, и тогда великая новая сила, пометавшись на месте, рвется в иную сторону крушить и уничтожать. А случается так, что буря гасит бурю. И никто не скажет, от чего зависит сей исход… может быть, даже от малой травинки, которая почесала брюхо урагана — и он споткнулся… И когда наступает совершенный покой, когда выскочившее из берегов голубое озерцо вновь легло на место, и даже крохотной морщинки нет на зеркале его, только и скажешь: чудны дела Твои, Создатель мрака и света… Но как бы узнать, как бы выведать, что Ты этим хотел сказать нам?»

Но нет, слишком разнонаправленные силы — Хрустов и Никонов.

7

Однако, что же имел в виду Никонов, когда спрашивал, не поедет ли «плотина» как на салазках? Разве этакая громада может сместиться? Откуда мрачные пророчества, бесконечные слухи, проникшие в последнее время в газеты и на экраны телевизоров?

Видимо, есть смысл подробней рассказать о специфических ожиданиях в описываемой местности, ибо уважаемый читатель при всей своей осведомленности может чего-то и не знать. Да, нынче здесь лето было жарким, да, нынешние дожди добавят воды… но бывали, как помнит читатель, куда более грозные паводки… В городке строителей и эксплуатационников, что прилепился хрущевками и бараками в тени плотины на левом берегу, да и на правом, чуть повыше, всем известна другая, куда более серьезная опасность, о которой как раз и стараются не говорить, особенно при детях…

Конечно, Санкт-Петербург и Москва непременно что-нибудь придумают. В конце концов, железобетонная «расческа» высотою в двести пятьдесят метров, ставшая поперек течения выгнутой стороной к верховью, единственная в этом роде во всем мире, гордость России, не должна опрокинуться или разорваться — слишком много трудов в нее вложено. Да и случись что, без Ю.С.Г., как кратко называют Южно-Саянскую ГЭС, умрет весь юг Сибири, остановятся заводы.

Конечно, она испытывает фантастическое давление огромной чаши воды, упираясь в берега и в «зуб плотины», как называют особый контакт перемычки с гранитным дном, но не эти силы пугают. А пугает та сила, которую народ в своей великой пословице обозначил простыми словами: капля воду точит. Когда в Ленинграде проектировали ГЭС, не особенно озаботились тем, что вода, крутящая турбины, низвергаясь далее вниз с высоты двести с лишним метром, будет рыть бетон и гранит, как бык роет копытом землю. Неотвратимо, каждую секунду, каждый день, каждый год.

Разумеется, в какой-то мере и это предвидели: чтобы гасить грозную силу, заранее был на дне вырезан (взорван) глубиной метров 40 водобойный колодец и обложен по стенкам бетонными кубами размером с «КАМАЗ» — милости просим сюда колотить! Но вода есть вода, она в прошлом году и кубики эти, оторвав, как чаинки крутила. И если прокопает лишнего — плотина сдвинется…

Да надо сказать, и со стороны верхнего бьефа грозит опасность: огромный напор воды силится плотину оторвать ото дна и приподнять! Поэтому, едва соорудив плотину, эксплуатационники принялись лечить ее основание, как лечат, впрочем, все высокие дамбы: высверливая скважины и загоняя в них вяжущую массу, бывает — гидроцемент, а здесь — специальный полимер, смолу.

Но тут же выяснилась невероятная новость: процесс «подкопа» идет пугающе быстро. И гигантскую каменную «маму» необходимо срочно спасать, нужны особые меры — обводной водосброс, параллельный коридор! И даже не один!

Однако, когда подсчитали, во сколько обойдется работа, за голову схватились: в половину стоимости всей плотины… нужны миллиарды!!!

Так проектировщики загнали себя в капкан, а главное — обрекли городок строителей Виру и весь юг Сибири на ежедневный, потаенный ужас: а ну как слетит гребенка с тяжелых голубых волос? Из ущелья, в котором воздвигнута ГЭС, в степь выскочит ударный вал воды высотою в полкилометра. Сметет всё. Не говоря уже о самой Вире, что стоит на вибрирующей каменной платформе под самой уходящей к звездам изогнутой стеной.

Но люди живут на авось. Авось, выдержит. Да и лечат же, лечат бетонную «мать»…

Зато как тут дивно! По склонам весною цветет багульник, от розовых гор все летом тянет сладким холодом… на верхних зеленых лугах поднимаются и живут нежнейшие творения природы: одуванчики, шелковый венерин башмачок, королевская лилия — дикая саранка, а среди них поднимает синие крылья и утопленница Марфа, редчайший странный цветок, который умиляет душу и продлевает жизнь на многие годы. Если, конечно, ты очень хочешь ее продлить, согласившись на совершенный покой в душе…

Кому что.

8

Наконец, зазвонил телефончик в кармане у Никонова.

— Да? — пропел ласково Сергей Васильевич в трубку. И потемнев, раздраженно. — Слушаю, слушаю. Я же сказал: девять-«а»… написано на торце… Ну, переждите дождь и заносите. Что? Я думаю, завтра. — Он отключил аппарат. — Эх, нету Лешки Бойцова… какие стишки сочинял про нашу работу, а?! А сейчас в Индии, мимо спящих коров ходит…

— Да, Алексей был наш, никогда его не забуду.

— Но ты же на него не куксишься за то, что зарплату в долларах получает, вино из серебряных бокалов пьет? — Хрустов молчал. — Так сложилась судьба. Майнашев дал ему рекомендацию, Лёшка поступил на курсы, потом в МГИМО… Вот бы сейчас прилетел… — Никонов схватил друга за узкие плечи и потряс. — И мы, четыре старых корефана, на фоне плотины, а?! Ведь какая бригада была!

Хрустов упрямо мотал головой, отворачивался. Было ясно: ни за что он с Утконосом встречаться не желает, и тем уж более — с ним вместе сниматься для кино или телевидения.

— «Напрасно старушка ждет сына домой…» — пропел Никонов, отпустил друга и поднялся. — А я-то, я-то… вспомнил нашу юность, пригласил. Сюда, сюда пригласил! Я же не знал, что даже видеть его не желаешь. Сейчас как позвонит перед выездом — скажу: не приезжай.

— Да при чем тут «приезжай — не приезжай»!.. — Вскочил и Хрустов, лицо у него от раздражения стало серым. — Ты с ним — пожалуйста — можешь трепаться… А я временно отвалю.