Баллада о Розеттском камне

— Мы и так в разных системах отсчета! В нашей — бутерброд зависает в воздухе, а если вдруг случайно и упадет, то обязательно маслом вверх! И все хорошее у нас делается бесплатно!

— Вы сами сделали выбор, староста. В нашем институте вам делать нечего. Езжайте сеять доброе и вечное бесплатно, в колхоз. И не думайте, что вы сумели меня обмануть: вызубрить учебник мало, надо — понять!..

(Слыхали: Бизе-Щедрин… А это: Гете-Леночка!)

Лена, Леночка, бывшая староста и бывшая студентка, стояла в коридоре, держа в руках учебник и чужую тетрадь с лекциями. Ей казалось, что полчаса назад жизнь ее утратила всякий смысл. Но тут где-то на этаже открыли окно, и сильный порыв ветра подтолкнул Леночку в спину. Она обернулась. Ветер расхохотался и потянул ее за юбку. Лена отмахнулась, тогда ветер сорвал ее с места и, приподняв над полом, швырнул навстречу идущему человеку. От удара оба сели на пол. Лена покраснела: «Извините, я…» И замолкла. Это был он. Судьба впервые столкнула их в коридоре после сдачи экзаменов. «Что с тобой?» «Меня выгнали».

И навстречу вновь полетели лестницы, коридоры, знакомые и незнакомые лица. Мы летели долго, но когда я случайно взглянула в его сторону, оказалось, что рядом со мной, просвечивая сквозь бренную оболочку, отягощенную четвертым десятком, летел юный прекрасный семнадцатилетний мальчик, веривший в добро и делавший его бескорыстно — как это и принято в нашей инерциальной системе…

ДЕКАНАТ. Это было похоже на операционный стол. Оперируемого внесли в шерстяном узле. Наркоза не было. Перчаток не было. Времени не было. Узел развязали: руки, ноги, тряпичное сердце с опилками. Замдекана и юный паренек старательно пристраивали к безжизненному туловищу шею, ноги, голову, но физик — Виктор Николаевич — возмущенно совал им в лицо тряпичное сердце. Долго они убеждали его, прежде чем он согласился. Три пары рук взметнулись в воздухе — раз! два! три! — и все тотчас срослось. Фигура ожила. Это и была я.

— Ладно, только ради вас. Времени могу дать час. Вопрос она знает. Пусть расскажет так, чтобы дураку стало ясно. Тогда поставлю «удовл.», и заберете ее на другой факультет. Но я сомневаюсь, что…

— Отлично, — без энтузиазма согласились мои спасители.

— Я не согласна, — промолвила фигура с пустой головой и тряпичным сердцем.

— Вот, сами видите, она ничего не знает.

— Вам — не буду рассказывать.

— Тогда мне расскажи! — сердито потребовал замдекана.

— Тогда вы ей оценки сами и ставьте! — обиделся В. Н. и еще раз повторил: — Она ничего не знает!

Спорили долго и заключили пари на бутылку конья… на торт «Птичье молоко».

— Тебе ясно, что мы должны выиграть?

— Только смысл?! Без формул? — уже почти сдалась я.

— Не тяните время, староста. Давайте. «Теория относительности от Петровой». Начните так: «Предположим, что мы наблюдаем из некоторой инерциаль…»

— Ведь я так уже начинала?!

Но тут замдекана бросил в мою сторону столь красноречивый взгляд, что ничего не оставалось, кроме…

— Закрыли глаза, дорогие мои, и!.. — Я взмахнула рукой, тут мы услышали какой-то гул. Он доносился со стороны небольшого городка, на площадь которого со всех сторон стекались люди, тревожно переговариваясь. Я расслышала только: «Света… Света». Толпа расступилась и… Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать любовника и безумца (помните у Блока?). Несомненно, это был поэт. И тут будто молния сверкнула на горизонте.

Она появилась внезапно, словно Афродита, рожденная из пены морской, и была, как солнце, и ярче солнца. Ее золотые волосы освещали собой полнеба, ее медовые глаза обещали любовь. Полупризрачная фигура, летевшая в сторону этого города, была фантастически прекрасна. Жители оцепенели, и тогда поэт и безумец швырнул черную розу ей навстречу, но Златовласка расхохоталась, и роза, на мгновение зависнув в воздухе, упала вниз. Поэт и роза окаменели. Так вот что за странные скульптуры стояли на площади! «Принцесса обещала выйти замуж за того, кто в ее присутствии разовьет хоть какую-нибудь скорость. Но скорость света плюс любая скорость равно только скорости света (С + V = С, значит, V = 0). Однако смельчаки находятся и бегут навстречу, и швыряют розы, и обращаются в камни…» Темнело. Толпа почти разошлась. Не знаю, что случилось, но я вдруг схватила этот камень и закричала, раскалывая голосом тьму: «Я! Я могу победить скорость света!» (вот что это была за «Света»!). И хотя сумерки по-прежнему окутывали город, тьма перестала сгущаться. Я бросилась навстречу принцессе, и глаза наши встретились: ее — призрачно-медовые, и мои — жгуче-черные. Ресницы у нее дрогнули, и она чуть-чуть свернула в сторону (скорость ее стала направлена иначе, и потому моя (С — Сх), значит, отлична от нуля!). Теперь уже можно было бросать камень. Он превратился в Принца, в Поэта, в Безумца и летел все быстрей и быстрей, так что шарф развязался и соскользнул вниз. Поэт и Принцесса встретились. Слившиеся их фигуры стали таять на глазах.

Вот уж они — две полупризрачные тени. И чем быстрей они летели, тем прозрачнее становились, пока наконец не растаяли в воздухе, превратившись… в свет (и тут Шарф Коснулся Земли)…

— Почему — свет?

— Потому что

Нечему двигаться. Остался один свет, который и распространяется со скоростью света! Вот почему не бывает больших скоростей!

— Ну, Петрова! Это уж вы, как говорится, загнули!

— Это из-за формул! Я в них всегда путаюсь, потому что хочется понять смысл… Что же касается обыкновенного времени — собственного времени объекта…

— Ну и заболтали вы нас, староста! За окном-то темно! Интересно, который час? Хм, четырнадцать часов. Не пойму, они встали, что ли?.. А у вас, староста?.. Вы что?! С ума сошли?! Вы откуда явились?!

Леночка взглянула на себя. На ней был распахнутый халатик, наброшенный поверх ночной сорочки. Леночка схватилась за голову — волосы были закручены на бигуди… Лена готова была провалиться сквозь землю. Воцарилось молчание. И тут сквозь стекло огромного окна влетела странная птица и громким голосом радио объявила: «Московское время старосты, Елены Владимировны, — девять утра 19 июля прошлого года. Московское время для остальных лиц — сторонних наблюдателей — 27 ноября сего года…»

— Что ты мелешь?! — рассерженно закричал В. Н.

Взглянув на него, все оцепенели: одежонка на нем висела клочьями, отросшие борода и волосы скрывали на лице все, кроме глаз. С остальными произошло то же самое. Это было настолько дико, что все растерялись. Кому-то пришло в голову проверить часы. Время у всех было разное. Дни недели совпадали. «Московское время в Москве — ноль часов восемнадцать минут», — радостно сообщила птица. В смысл сказанного вникали долго. В. Н. неожиданно загадал загадку: «Инстанция, которая только говорит, но никого не слушает. Знаете, что?! Радио! Ха-ха!» Птица обиделась и улетела — снова через стекло.

— Давайте-ка лучше подумаем, как нас встретят жены, если мы явимся домой во втором часу ночи да еще в таком виде! — предложил замдекана.

— Вы не по тому адресу, — съехидничал В. Н., — с этим вопросом, пожалуйста, к тов. Петровой! Ей видней, что мы будем дома отвечать! Ну и видик у вас, староста!..

— Вы сами меня вынудили! Я же отказывалась!

— Дорогая моя, по-моему, это вы мечтали порассуждать о собственном времени объекта, вот вам и результат!.. Уж я не говорю о том, что мы, слушатели, постарели на полгода, а вы, Петрова, в итоге стали на полгода моложе!.. Чем вы занимались 19 июля прошлого года?