Великие мечты

— Тогда нам не стоит лежать всю ночь без сна и понапрасну переживать.

Сидя в одиночестве за кухонным столом, который теперь стоял сложенный вполовину, Фрэнсис пила чай и надеялась, что к ней заглянет Колин. Сильвия почти никогда не заходила. Она уже не ординатор, а настоящий врач, поэтому больше не засыпала на ходу, но все равно работала очень много, и комната на площадке напротив комнат Фрэнсис редко видела свою обитательницу. Сильвия прибегала, только чтобы принять ванну и переодеться, изредка ночевала, порой находила минутку, чтобы подняться бегом наверх и обнять Юлию, вот и все. Так что из всей многочисленной «детворы» Фрэнсис виделась теперь только с Колином.

О жизни младшего сына вне дома она почти ничего не знала. Однажды в дверь постучал разбойничьего вида парень с огромной черной дворнягой и потребовал позвать Колина, и тот сбежал с лестницы, чтобы договориться о встрече в соседнем парке. И у Фрэнсис немедленно зародились подозрения: уж не гомосексуалист ли Колин? Нет, вряд ли, не может такого быть, но она уже принялась обдумывать грамотное и тактичное поведение на этот случай… Хорошо, что вскоре на крыльце появилась томного вида девица, а за ней почти сразу же еще одна, и обеим пришлось сказать, что Колина нет дома. «Но если он не дома, то почему не со мной?» — Фрэнсис примерно представляла ход их мыслей, потому что ставила на их место себя. Эти визитеры были единственными намеками на то, что происходит в жизни Колина. Он обычно бродил по парку в компании со Злюкой, разговаривал с людьми на скамейках, знакомился с собаководами, иногда забредал в паб. Юлия как-то заметила:

— Колин, молодые мужчины должны иметь сексуальную жизнь, в противном случае страдает их здоровье.

Ответом ей было полушутливое-полусерьезное:

— Бабушка, я веду темную и опасную тайную жизнь, в которой полно сумасшедших романтических приключений, так что, пожалуйста, не волнуйся обо мне.

Вечером он появился, как всегда — с собакой, увидел Фрэнсис и сказал:

— Я сделаю себе чашку чая.

Собака вспрыгнула на стол.

— Убери же отсюда эту непоседу.

— Эй, Злюка, ты слышал? — Он подхватил собаку и отнес ее на стул, велел ей сидеть там, и она послушалась, мотая хвостом и наблюдая за людьми черными любопытными глазками.

— Знаю, ты хочешь поговорить об Эндрю, — сказал Колин, усаживаясь со своим чаем.

— Конечно. Это было бы катастрофой.

— А в нашей семье катастрофы — дело неслыханное.

Увидев его улыбку, мать догадалась, что он был в воинственном настроении. Она внутренне собралась, думая, что могла сказать все что угодно Эндрю, но с Колином всегда есть этот момент оценки, когда она пытается понять, в каком настроении младший сын. Она чуть не сказала: «Забудь, поговорим об этом в другой раз», но он уже продолжал:

— Юлия уже тоже ко мне с этим приходила. Но что вы хотите от меня? Чтобы я отправился к Эндрю и предложил ему, чтобы он не вел себя как глупец, а потом пошел бы к Софи и предложил ей, чтобы она не вела себя как безумная? А дело в том, что Эндрю нужен ей, чтобы освободиться от Роланда.

На этом Колин замолчал и с улыбкой ждал, что скажет мать. Он вырос в полного мужчину с черными курчавыми волосами, и очки в неизменно черной оправе придавали ему ученый вид. Он всегда был готов броситься в атаку, в значительной степени потому, что все еще был финансово зависим. Юлия некоторое время назад сказала Фрэнсис: «Лучше я буду давать Колину на расходы, чем вы, — это предпочтительнее с психологической точки зрения». Она была права, но свою неудовлетворенность ситуацией Колин выплескивал на мать.

Фрэнсис тоже ждала. Вот-вот начнется битва.

— Если тебе нужен хрустальный шар, то обратись к нашей Филлиде, благо к ней недалеко идти, но мое знание человеческой природы (многие говорят, что я им обладаю) подсказывает, что Софи останется с Эндрю до тех пор, пока Роланд не остынет, и тогда она бросит Эндрю ради кого-то третьего.

— Бедный Эндрю.

— Бедная Софи. Ничего не попишешь, она мазохистка. Ты должна бы это понимать.

— Потому что я тоже такая?

— Во всяком случае у тебя есть склонность к долготерпению, ты согласна?

— Больше нет. Давно уже нет.

Колин помолчал. И сцена могла бы на этом и закончиться, но он подскочил, бросил в чашку еще один пакетик чая, налил воды, которая не кипела, увидел свою ошибку, выудил пакетик и вышвырнул его в раковину, выругался, подобрал его из раковины, чтобы выкинуть в мусорное ведро, включил чайник, вынул еще один чайный пакет, залил его кипящей водой — все это в неуклюжей спешке, которая подсказывала Фрэнсис, что Колин не испытывает удовольствия от их беседы. Сын вернулся к столу, поставил чашку, потянулся к собаке, погладил ее разок и наконец уселся.

— Это не личное, — сказал он. — Но я тут думал: все ваше поколение такое. Все вы.

— A-a, — протянула Фрэнсис с облегчением: они перебрались на знакомую почву абстрактных принципов.

— Вы спасаете мир. В каждой новой идее — обещание рая.

— Ты путаешь меня со своим отцом. — Потом Фрэнсис решила, что и сама может перейти в наступление. — Мне это начинает серьезно надоедать. Меня всегда считают замешанной в преступлениях Джонни. — Она поразмыслила над словом. — Да, в преступлениях. Теперь уже понятно, что это так.

— А когда это было непонятно? И знаешь что? Буквально вчера я прочитал в «Таймс» его слова о том, что «да, были сделаны определенные ошибки».

— Да. Но я ни участвовала в этих преступлениях, ни сочувствовала им.

— Нет, но ты же спаситель мира, в любом случае. Так же, как и он. Все вы такие. Меня поражает, откуда такая самоуверенность? Должно быть, вы самое чванливое, самовлюбленное поколение за всю историю человечества. — Колин по-прежнему улыбался: значит, считает, что его нападение удалось, но есть в триумфе и толика чувства вины. — Джонни без конца выступает с речами, а ты набиваешь дом сиротками и бродяжками.

А, вот они и добрались до сути. Фрэнсис сказала:

— Прости, но я не понимаю, как одно связано с другим. Что-то не могу припомнить, чтобы Джонни хоть раз кому-то помог.

— Помог? Вот как ты это называешь. Что ж, его квартира сейчас полна американцами, скрывающимися от призыва в армию, — не то чтобы я имел что-то против них — и товарищами со всего мира.

— Это совсем не одно и то же.

— Тебе никогда не приходило в голову спросить себя о том, что бы ты делала, если бы не приютила всю лондонскую беспризорщину?

— В числе этой «беспризорщины» была, между прочим, и твоя Софи.

— Она никогда не жила здесь в буквальном смысле этого слова.

— Тем не менее она у нас дневала и ночевала. И как насчет Франклина? Он провел у нас больше года. А ведь он был твоим другом.

— Ага, и чертов Джеффри. Мало того что в школе мне от него спасения не было, так и на каникулах приходилось терпеть его, год за годом.

— Но я никогда не знала, что ты так его не любил. Почему же ты ничего не сказал? Почему дети не говорят, когда им что-то не нравится?

— Вот видишь — ты даже этого не могла разглядеть.

— О Колин. Еще скажи, что не нужно было и Сильвии разрешать селиться у нас.

— Этого я никогда не скажу.

— Может, теперь и не скажешь, но раньше только об этом я от тебя и слышала. Своими жалобами ты превратил мою жизнь в ад. И вообще, хватит это обсуждать. Сколько времени уже прошло.

— А результаты видны и по сей день. Ты слышала, что та мелкая сучка Роуз болтает повсюду, будто Юлия — алкоголичка, а ты — нимфоманка?

Фрэнсис засмеялась. Это был смех возмущения, но искренний. Колин его ненавидел и вперил в мать обвиняющий взгляд.

— Колин, если бы ты только знал, какую целомудренную жизнь я вела… — Но нет, времена же изменились! Она поправилась: — Даже если бы у меня каждый уикенд был новый мужчина, то почему бы и нет? Имела бы полное право. И ты не смел бы и слова сказать против!

Колин побледнел и молчал.

— Колин, ради бога, ты же прекрасно знаешь…