На реках вавилонских

Доктор Роте нервно взглянул на свои часы.

— Достаточно, детка, достаточно. — Он запустил руку в мешок и вручил своей жене один из маленьких пакетиков. Катя одной рукой взяла подарок, а другой обхватила руку фрау Роте с микрофоном и запела: "Ах, Хензеля зажарят, о Гретель, вот беда, тут оба рассмеялись, и ведьму — враз туда!". Я отчетливо расслышала, как она вздохнула, перед тем, как сделать неловкий книксен.

Я обернулась к Хансу, который смотрел прямо перед собой, будто сквозь меня. Тем не менее, я через стол протянула к нему руку. Я поманила его к себе, но он не желал меня замечать, потягивал свою сигарету и отвернул голову в сторону, чтобы я не смотрела ему прямо в лицо. Вдруг он резко подался вперед и уставился на меня. Зал наградил Катю неторопливыми аплодисментами.

— Ну, это было прямо… Как бы это сказать? Это было просто очаровательно, — суетливо рассмеялась фрау Роте.

— Совершенно восхитительно, — добавил доктор Роте. — Однако теперь, дети мои, мы должны поторопиться. Ты следующий в очереди? Знаешь ты какое-нибудь совсем короткое стихотворение?

Ханс печально взглянул на меня и тихо, но внятно сказал:

— Так ты не такая?

— Какая "такая"?

— Не предательница?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Разве все мы — не предатели? Ты, я, те, кто по другую сторону, — все равно, даже если они переехали, лишились гражданства, бежали. Мы не остались на своем месте, не повели борьбу прямо там.

— Почему мы должны были вести борьбу?

Ханс печально покачал головой. Казалось, он сожалеет, что я не поспеваю за его мыслью.

— Кто принимает это дело всерьез, тот не бежит, он остается на месте, верно? — Ханс засмеялся, смех его прозвучал зло, цинично, и я увидела, как он дергает повязку на правом запястье. До сих пор я думала, что могла бы его понять, но просто не хотела. Однако теперь этим мрачным смехом он, казалось, предавал самого себя, становился предателем по отношению к себе, к своему желанию уехать оттуда, к той серьезности и безусловности, какие были заложены в этом желании. Ханс смеялся, и его глаза хоть и смотрели на меня, но, казалось, больше не видели. Одним глотком допил он глинтвейн и устремил взгляд в бокал, мрачный смех умолк.

За спиной у себя я услышала, как Алексей начал: "Радость, пламя неземное, райский дух, слетевший к нам…" — По сравнению с "Песней о колоколе" он считал это коротким стихотворением.

Чтобы избавить Ханса от моего взгляда, я опять повернулась к передней части зала. Казалось, Владислав Яблоновски заснул за своим кофе. Голову он свесил на грудь, дыхание его было спокойным и ровным.Я хотела попрощаться, — так сказала мне его дочь несколько дней назад. Катя со своим подарком направилась к нам. Доктор Роте и его жена обратили теперь свое внимание на Алексея.

Мать-природа все живое

Соком радости поит,

Всем дает своей рукою

Долю счастья без обид.

Нам лозу и взор любимой.

Друга верного в бою,

Видеть Бога херувиму,

Сладострастие червю

^[3]

.

Услышав из уст маленького мальчика слово "сладострастие", фрау Роте невольно разразилась громким смехом. А доктор Роте после слова "Бог" решил, что короткому стихотворению пора бы закончиться.

— Большое спасибо, большое спасибо, молодой человек, — сказал он и вручил Алексею подарок. Он взял его за плечи и подтолкнул к лесенке, ведущей вниз со сцены.

— Так, дети мои, времени у нас уже мало, мы ведь не собираемся весь вечер слушать стихи, верно? — Он засмеялся. На сей раз он не стал ждать аплодисментов, а достал из мешка следующий пакетик и вручил его какой-то девочке за стихотворение из двух строчек. Эта пара быстро разделалась с остальными детьми. Дорейн уже не пришлось читать стихи. Она еще не успела открыть рот, как священник дал ей пакетик, в то время как доктор Роте уже подавал жене пальто и прощался с руководством лагеря, со священником и еще несколькими людьми. Дорейн держала подарок так, словно это была какая-то хрупкая вещь. Она споткнулась и растянулась во всю длину. Зацепившись, очевидно, за электрическую гирлянду, она увлекла за собой рождественскую елку. Свет ненадолго замигал, потом все гирлянды и звезды в зале дружно погасли. Остался гореть только неоновый свет, и пока несколько женщин возились с девочкой, пытаясь ее поднять, доктор Роте с женой успели шмыгнуть в дверь. Немного погодя иллюминация зажглась снова. Кто-то заменил пробки. Помощницам стоило немалого труда поставить елку обратно, кое-что из елочных игрушек разбилось. Электрическая гирлянда не горела.

Я видела, как Дорейн оттолкнула руки священника и его жены, оставила их, где они стояли, и проложила себе путь к тележкам с едой. Там расположились помощницы и раздавали порции гуся с красной капустой и клецками. Слышался стук ножей и вилок. Разговаривали мало. Я прошептала Хансу: "Ты хочешь чего-нибудь?" Но Ханс молчал. Только в этом его дочь была похожа на него. Однако когда они сидели рядом, она оказывалась на голову выше. Она принесла себе полную тарелку и уплетала клецки, глотая их почти целиком. Между тем запахло горелым пластиком. Я протискивалась мимо чьих-то плеч, сквозь чьи-то разговоры, но, казалось, никто не обращал внимания на запах паленого. Все новые и новые люди становились в очередь. Я сама уже отказалась от этой мысли. Я нерешительно огляделась. Елка, похоже дымилась. Я подошла ближе и услышала потрескивание. Что-то светилось и разбрызгивало искры, которые плясали вокруг дерева, взлетали вверх, какое-то время парили в воздухе и гасли. От елки постоянно отделялись тлеющие частицы и кружились над головами людей. Сильно пахло хвоей. Словно при замедленном кинопоказе, я увидела, как жена священника сделала шаг к елке, потом в ужасе отпрянула. Она загребала воздух руками и наткнулась на одну из помощниц, которая оттащила ее подальше от горящего дерева. Группы людей, еще недавно спокойно стоявшие в очередях к тележкам с едой, пришли в движение и смешались. Кричали только дети, скорее радостно и взволнованно, чем испуганно. Взрослые стояли вокруг огня и молча наблюдали, как искры превращались в языки пламени. Вместо потрескивания теперь слышался шорох, а также звук, похожий на хлопанье крыльев.

Только один раз мне удалось взглянуть сквозь тесно сгрудившуюся толпу в дальний угол зала. Ханс прикрыл руками рот, возможно, он смеялся, его темные глаза отражали сияние огня.

notes

Примечания

1

Там, пленившие нас требовали от нас слов песней. Как нам петь песнь Господню на земле чужой (англ.).

2

Попытай счастья со мной (англ.).

3

Перевод И. Миримского.