Размышления о жизни и счастье

Потомками Толстого являются поэт-декабрист князь А.И. Одоевский, княгиня М.Н.Волконская-Толстая — прототип княжны Марьи Волконской в романе "Война и мир", Федор Иванович Тютчев, граф Алексей Константинович Толстой, поэт Дмитрий Владимирович Веневитинов и, наконец, сам Лев Николаевич Толстой.

У всех этих выдающихся людей исследователи находят признаки гипоманиакальности и циклоидности.

У Льва Николаевича, например, периоды творческого подъема сменялись иногда длительными спадами. Из письма жены писателя Софьи Андреевны, адресованном другу семьи Толстых Т.А.Кузминской, написавшей книгу воспоминаний "Моя жизнь дома и в Ясной поляне", мы узнаем: "Две недели я ежедневно плакала, потому что Левочка впал не только в уныние, но и в какую-то отчаянную апатию. Он не спал, не ел, иногда плакал".

В другом письме Софья Андреевна рассказывает о вспышках бешеной злобы Льва Николаевича — с яростью, битьем посуды и даже потерей сознания и судорогами.

При этом сам Толстой пишет: "Я совсем озлился той кипящей злобой негодования, которую я люблю в себе, возбуждаю даже, когда на меня находит, потому что она успокоительно действует на меня и дает мне, хоть на короткое время, какую-то необыкновенную гибкость, энергию и силу всех физических и моральных способностей".

Необходимому выбросу большого количества адреналина способствовала и неимоверная сексуальность Льва Николаевича…

Загадка гениальности пока далека от разрешения. Современная генетика, иммунология, социология и другие науки делают лишь первые шаги на этом пути. Но некоторые специфические механизмы повышения интеллектуальной активности все же обнаружены достаточно четко.

Чем же отличается талант от гениальности? "Гений делает то, что должен, а талант — то, что может"…

И снова Пушкин

В его жизни было около двадцати дуэлей. Значит, он был фаталистом: жил на пределе, всегда в предчувствии грядущих перемен.

Живущие на грани остро чувствуют время, ибо им его всегда не хватает.

Гений ощущает всю жизнь сразу — от рождения до смерти. И даже дальше — до бессмертия. Поэтому суждения Пушкина казались современникам парадоксальными. Те, кто их понимал, были его друзьями, кому они были недоступны, уходили во враждебный клан. Но те и другие были его современниками.

Современность — это прошлое для будущего. А как известно, прошлое всегда обречено. Однако оно не уходит без боя. Не ведая, что творит, оно стреляет в будущее, то есть в своих детей.

Пушкин — наше будущее, ибо он наша вечная совесть. Но сегодня совестью стал Сахаров. Поэтому мы, современники, его убили.

Мысли о Гоголе

Опять бессонная ночь. Сижу голый, читаю Розанова. Литератор он "непричесанный", таких только и надо читать, чтобы не отупеть от "жизненного опыта".

Встретил у него в "Опавших листьях" удивительные рассуждения о Гоголе: "Весь Гоголь есть — пошлость в смысле содержания и гений по тому, как рассказано".

Это неожиданное суждение о "бесспорном, общепринятом" гении, почитаемом у нас вслед за Пушкиным, вдруг прояснило мне собственное отношение к Гоголю. Дело в том, что я всю жизнь стыжусь того, что никак не могу постичь его гениальность. Мне всегда не хватало какой-то мелочи, чтобы понять его. О чем пишет Л. Толстой — понятно и разделяю, о чем Пушкин — тоже понятно, разделяю и люблю, но о чем пишет Гоголь? Именно — о чем?

Что такое Чичиков? Всего лишь тень. Человека такого не встретишь. Этот образ надуман, он не отражает ничего. Чичиков занимается тем, чем никто не занимался бы всерьез. Он не отражает никакого слоя в русском обществе. Он — фикция, как и все герои романа, выписанные с восхищающим нас мастерством.

А кто такой Хлестаков? Тоже блестящее привидение. Если эти образы — попытки обнажить нашу русскую пошлость и глупость, то они доведены до абсурда. Становится понятным и сам Гоголь с его болезнью. Он, Гоголь, и сам не отдавал себе отчет в том, что пишет. Поэтому в "Мертвых душах" меня когда-то поразили слова автора о том, что есть великая тайна в том, что Чичиков — его герой. Этой тайны не мог постичь и сам Гоголь.

Почитайте его письма к матери. На первый взгляд, они привлекают глубочайшим сыновним почтением и преданностью. Но эти качества настолько перехлестывают через край, что начинаешь ощущать — письма писал не взрослый ответственный человек, а слабый, избалованный мамочкой юноша, неспособный жить без ее опеки.

А позже его чванство в общении с русскими, когда он жил в Риме, купаясь в ореоле славы, наполовину придуманной им самим…

Он был рабом самого себя, рабом своего пустого и бессмысленного мастерства. "Старческим лицом, — пишет Розанов, он смеется из гроба: "Да, меня и нет, и не было! Я только показался…"

Может быть мой ограниченный "здравый" смысл потому и не может охватить Гоголя, что, кроме языка, охватывать нечего?

"Это просто пошлость!" — сказал о "Женитьбе" Гоголя Лев Толстой.

Розанов высказался еще острее: "Никогда более страшного подобия человеческого… не приходило в нашу землю".

Мне остается только молчать.

27 ноября 1997 года.

Перечитал "Мёртвые души" лишь затем, чтобы проверить себя: верно ли я представил себе Гоголя в очерке "Мысли о Гоголе". И убедился — верно.

Гоголь в русской литературе — один из мифов, подобно тому, как в советской были мифами деяния Павлика Морозова, Алексея Стаханова и ещё сотен наших "героев".

Мы, люди русской культуры, выносим из школы представление о Гоголе, как о гении, стоящем вслед за Пушкиным, тем более что они были знакомы. Ну, как же! Пушкин — первый в поэзии, Гоголь — в прозе… В школьной программе главное место — его "великие" "Шинель", "Ревизор", "Мёртвые души". И эта "трагедия" — сжёг второй том "гениального" произведения…

И с такими представлениями о Николае Васильевиче мы живём всю жизнь. Но ведь это то же, что до конца дней своих считать Сталина великим полководцем — победили-то под его руководством.

Успокойтесь, милые школьники, как известно "рукописи не горят". Не смог сжечь Гоголь второй том. Если и сгорели какие-то странички, то далеко не все и, полагаю, не лучшие. Возьмите в руки книгу и, перебравшись через первую часть вместе с хрестоматийными образами помещиков и выспренними строчками о птице-тройке, дочитайте поэму до конца. Её вторая часть, хотя и не закончена, но составляет добрую половину первой, то есть по объёму целая книжка в сотню страниц.

Однако как "не всякая птица долетит до середины Днепра", так не у всякого школьника хватит терпения осилить смертную скуку этой второй части. Разве что самые тупые отличники сумеют с этим справиться, да ведь они ничего не поймут, отравленные убеждением в гениальности автора.

От школьных штампов освободиться нелегко. Немыслимо правильный помещик Костанжогло, честнейший и праведнейший миллионер Афанасий Васильевич Муразов, стоящий "на страже закона" князь, единолично решающий судьбу Чичикова — всё это унылые, мёртвые и, я бы сказал, бездарные лики.

Если Пушкин ощущал кожей суть политики и истории, иначе говоря, судьбу государства, то Гоголь не понимал и не чувствовал ничего вокруг. С молодости он был обуян непомерным честолюбием (почитайте его письма), затем нечаянно попал в фавор царской чете, позволившей ему поставить "Ревизора" на сцене, затем смертельно перепуган скандалом, разразившимся после постановки, — и всё, сбежал за границу. Вся его жизнь — почти такая же выдумка, далёкая от реальной русской действительности, как и его герои.