Бьющееся стекло

— Раньше я как-то не задумывался о том, что мои выступления стали не такими свежими, утратили яркость…

— Вы слишком суровы к себе.

— Знаешь, Джордж, в Оттаве поговаривают, что я малость старею.

— Только не вы, сэр.

— Ну уж моложе-то я точно не становлюсь, Джордж. Не так-то легко выдерживать этот бешеный ритм: пять дней в столице крутишься, как белка в колесе, каждую пятницу вечером торчишь в аэропорту вместе с толпой дожидающихся своего рейса, оба выходных носишься по собраниям да встречам с избирателями, а в воскресенье вечером — назад в Оттаву. И так неделя за неделей. Я ведь не раз тебе говорил, сколь бы прочное положение ни занимал политик в своем избирательном округе, он всегда остается уязвимым. И уж всяко не может позволить себе манкировать работой в округе. Избиратель такого не прощает. Вот и приходится болтаться между столицей и округом. Заруби это на носу, Джордж, политик всегда уязвим, каким бы популярным он себя не считал… И кроме того, через некоторое время вся эта гонка начинает выматывать. Даже меня.

— Понимаю.

— Я занимаюсь этим уже шестнадцать лет. Можно сказать, выработал пенсионный стаж. Пора укладывать вещички.

— Сэр, не может быть, чтобы вы говорили это всерьез!

— А чему ты так удивляешься, Джордж? Я говорил тебе то же самое, когда ты позвонил мне из Калифорнии и спросил насчет работы. Перед тем как взять тебя в дело, я сказал, что это, наверное, мой последний срок. Не сомневаюсь, ты прекрасно понимал, что даже такой старый конь, как я, не может вечно тянуть это ярмо.

— Но вам столько еще предстоит сделать. Завершить начатое…

— Брось. Даже вздумай я продолжить игру, толку бы из этого не вышло. Я слишком давно в политике и прекрасно понимаю, что если не попал в кабинет министров после двух сроков, то не попадешь никогда. Я остался в охвостье. Мое время вышло, Джордж.

— Я с вами не согласен.

— Ценю твою верность, парень, но я уже все решил. А тебя попрошу составить список перспективных претендентов. Хочу, чтобы мой округ попал в надежные руки. Взять, скажем, Марио Феллини, здешнего олдермена. Он уже двенадцать лет избирается в муниципалитет, и его муниципальный округ почти совпадает по территории с нашим федеральным. Неплохая кандидатура. Избирался четыре раза, и на каждых новых выборах набирал больше голосов, чем на предыдущих. Опять же итальянец, значит, все соотечественники будут за него горой. Сейчас итальянцы так и прут в политику, их полно в каждом избирательном бюллетене. На последних выборах это беспокоило даже меня, при всей прочности моей позиции. Прощупай его. Разузнай, не собирается ли он баллотироваться от либералов. Есть еще Питер Леллье, президент Империал Ойл. Я слышал, он там крепко держит поводья. Ну а раз он управляет такой компанией, то уже соприкоснулся с политикой, и скорее всего худшее в ней уже испытал. Он был бы сильным претендентом. Раздобыть деньжат для него не проблема, да и имя его в городе на слуху. Он числится в списке попечителей Фонда Сердечных Заболеваний, Фонда Помощи Больным Детям… Похоже, нет благотворительной акции, к которой он не был бы причастен, и вся его деятельность широко освещается в прессе. И я знаю, что он всю жизнь поддерживал либералов, так что тут беспокоиться не о чем. Но ты все-таки выясни, как к нему относятся в округе. Предприниматель, богач… — избиратели из национальных меньшинств таких не больно-то жалуют.

Ну и, конечно, Джоан Лэндон — очень перспективная фигура. Вот уже пятнадцать лет как ведет на телевидении одну и ту же семейную передачу. Для наших средств массовой информации это явление уникальное. Конечно, она испытала на себе непостоянство аудитории, но я слышал от друзей, занимающихся телевизионной рекламой, что ей удается не только поддерживать, но и наращивать рейтинг. Всем умеет потрафить, и верхам, и низам, и национальным меньшинствам. Всем нравится разнообразие тем, которые она поднимает, то, что ей удается завлечь в студию известных людей, ну и, конечно, ее теплый голос. Знаешь, такой доверительный образ лучшего друга для всех и каждого… Но для нас важно не это. Главное, заполучив ее, мы не только сохраним своего традиционного избирателя, но и преодолеем этнические барьеры. Она способна заметно расширить наш электорат. Джоан постоянно на виду и пользуется доверием. Правда, она гордится тем, что стоит вне политики. Не знаю, можно ли рассчитывать на то, что, попав в Оттаву, она станет подчиняться требованиям политической линии. К тому же ее, наверное, нелегко будет убедить в надежности политической карьеры. Заправилы средств массовой информации не слишком-то охотно принимают назад журналистов, засветившихся в политике. Не желают упреков в односторонности, необъективности и всем таком. Но все же, Джордж, тебе придется поискать к ней подход. Может быть, не сразу в лоб, а осторожненько, исподволь. При хорошем раскладе эта леди сможет грести голоса лопатой.

Может, еще кого припомнишь? Мне больше никто в голову не приходит.

Джуди приметила, что обычно спокойное лицо Джорджа багровеет. Он выглядел ошеломленным.

— В общем, — продолжал Джо, — вспомнишь, так добавляй любое имя, которое мне, по-твоему, стоит принять во внимание. И, Джордж, постарайся, чтобы все было кратко. Я имею в виду не список, а информацию о моих возможных преемниках. Мне не требуется тягомотина вроде той диссертации насчет новых африканских стран, которую ты прислал мне из Стэнфорда, когда обращался с просьбой дать тебе работу в офисе моего избирательного округа. Но все действительно важные сведения должны быть собраны. Потрудись, парень, я на тебя рассчитываю.

Джо Брэдли никогда не был выдающимся физиономистом, а потому и сейчас истолковал выражение лица Джорджа совершенно неверно.

— А за себя не беспокойся. Кто бы ни занял в будущем мое место, я непременно порекомендую тебя своему преемнику. Дам наилучшие отзывы.

Джо встал и пошел налить себе еще чашечку кофе. Диди взглянула на Джорджа и увидела, что на его висках и шее набухли вены. Впервые за три года их совместной жизни непроницаемая маска, которую он носил, дала трещину.

Уже отойдя на некоторое расстояние, Джо обернулся:

— И вот еще что. Составь на будущее список возможных занятий и для меня. К какому делу можно пристроить человека, ничего не умеющего, но во всем разбирающегося и основательно обросшего связями. Главное, не забывай о теплых местечках в Советах Директоров разных компаний, чтобы иметь хороший заработок и особо не утруждаться.

Долго дожидаться реакции мужа Диди не пришлось. Едва они вернулись в Роуздэйл и вошли в свою квартиру — она даже не успела заглянуть в детскую — Джордж сдержанно обронил:

— Мне пора делать свой ход, Диди. — Внешне он уже полностью овладел собой. — Дальше так продолжаться не может. В субботу после обеда я хочу обсудить сложившееся положение с твоим отцом. Не исключено, что мне потребуется твоя помощь. Ты ведь меня поддержишь, Диди?

Она уже поняла значение всего услышанного в этот вечер. Тогда, в Каннах, Джордж сказал им неправду. Вовсе не Брэдли просил его о помощи, а он сам выпросил у него работу в избирательном офисе, прекрасно сознавая, что матерый политик вскоре отойдет от дел. Он вошел к Брэдли в доверие, выполнял все его поручения, стал для него необходимым и старался внушить ему, что у него не может быть лучшего преемника. Но Брэдли обманул его ожидания. Он обошелся с Джорджем как с человеком, не заслуживающим ни малейшего внимания. Даже того, чтобы отклонить его кандидатуру.

Унизил его.

Но нет, она никому не позволит унижать своего мужа. Не позволит обходиться с ним так, как позволила отцу обойтись с Тони. У Брэдли этот номер не пройдет. Разве она сама не работала на него бок о бок с мужем, помогая ему все это время? Конечно же, она поддержит Джорджа.

Но к тому времени, когда Диди собралась ответить, Джордж уже снял туфли, скинул спортивную куртку и удалился в спальню. Заданный вопрос был для него чисто риторическим.

Обед в Форест Хилл, семейном гнезде Айнов, поначалу проходил, как обычно. На одном конце стола Джордж беседовал с отцом Диди, а на другом она, сидя рядом со своей матерью, то ела сама, то пыталась накормить упрямо противившегося этому сына. На этом обеде ей слюнявчик был, пожалуй, нужнее, чем годовалому сынишке. Все ее платье было заляпано клейким пюре из гороха, моркови и размятой в кашицу курятины: все это летело прямиком в маму, когда Адам отчаянно брыкался и вырывался. Он крепко сжал челюсти, не позволяя просунуть ему в рот длинную серебряную ложечку. Упрямства малышу было не занимать.