Слабых несет ветер

ом наблюдала рождение в себе сокрушительного вихря, который просился на волю, бил копытом. И не хватало только одного — полного отсутствия любви к тем, кто был рядом, — ребенку, бабушке и Кулачеву. Но любовь была. Эти люди ничего никогда не сделали ей плохого, они были счастливы, и в этом была самая большая их вина. Они смели быть счастливы после смерти мамы, они смеют быть счастливы, когда отец ее братика живет с «этой калошей». Они были виноваты, что никогда не искали отца ребенка. Да, она не читала, но что-то слышала о мамином письме к Кулачеву, но в это же время ей, дочери, более близкому человеку, было сказано: «Запомни! Его зовут Павел Веснин». И вихрь был выпущен.

Она подошла в кухне к Кулачеву и сказала:

— Я нашла Пашкиного отца.

Он развернулся так, что упала сковородка, снося по дороге носик заварного чайника.

— Что там у вас? — спросила из комнаты Мария Петровна.

— Маруся! Все в порядке. Я неуклюжий! Я столкнул сковороду.

Одновременно Кулачев оттеснял Алку в угол, за холодильник.

— Бабушке ни слова, — сказал он.

— Она знает, — ответила Алка.

— Ах ты, стерва, — сказал Кулачев. — Вот, значит, что случилось! Чего ты добиваешься?

— Мне мама велела его найти. И я нашла. Он отец. У ребенка должен быть отец.

— А я кто? — спросил Кулачев.

— Ты взял чужое. Теперь все хватают не свое. Такое время.

— Бабушка не своя?

— Видишь, какая она старая. Завалилась от одного слова.

Он ударил ее сильно, без снисхождения, без скидки на девичью слабость. Это была хорошая пощечина, от души и от сердца, и у нее левый глаз стал меньше и как бы слепее.

Она не закричала, она даже была рада, потому что все определялось. Все становилось на места. И ей, хоть и было больно, было хорошо в этом новом кипящем ненавистью мире, где, как выяснилось, она была своя. И ее тут ждали.

Плохо было Кулачеву, потому что его мир рухнул. Он боялся потерять Пашу, еще больше он боялся потерять Марусю. Все трещало по швам. Откуда-то из небытия шел тать, разбойник, вор, и у него было право на свою разрушительную гульбу в его доме.

! Алка же вышла из угла, а потом и из квартиры. Она знала, куда ей идти. К Веснину. Принести ему весть. Это все честно. Она упредила этих и получила за это по морде. Очень хорошо. Веснин ее бить не будет. Веснин поцелует ее в заплывающий глаз.

Наталья не находила себе места. Вышла, дура, замуж, чтоб выйти, чтоб не торчать в глазу замужних подруг, ну и что? Дочка смеется: «Ну, мать, как ты можешь жить с этим питекантропом?» Она забыла, что такое питекантроп. Полезла в словарь, разозлилась на самою себя, на состояние противной зыби, в которой находилась, и так же неожиданно, как вспомнила питекантропа, поняла, что ни дурацкий ее муж, ни бессердечная дочь не имеют отношения к ее состоянию, что где-то внутри ее болит Алка, болит как часть тела, как порез, как ожог. Алка ей никто. Никто была и Елена. Ей нужна сестра, когда-то ею преданная и за это не прощенная. Ей нужно родственное существо, кровная связь, которую,