Трамвай желанiй

Ноги словно онемели. В те места, где должны были бы быть мышцы, кто-то словно ваты напихал. И коленки непроизвольно стали подкашиваться, подгибаться.

Антон звучно ступал по гулкому черному габбро, по белому мрамору, по красному отполированному граниту мозаичного пола подземного дворца, ступал, с каждым шагом приближаясь к повернутой к нему лицами группе людей, и не узнавал своих чувств. Он словно закаменел в своих чувствах – он глядел на молодую стройную женщину, стоявшую между мужчинами, и она вроде бы тоже смотрела на него, на Антона.

Но до них – до Риты, Игоря и Витьки было еще так далеко! И лиц и глаз еще нельзя было разглядеть.

Из проема между двумя пилонами толкаемый каким-то татарином, тоже в железнодорожной фуражке, вдруг выехал наперерез Антону синий пылесос для уборки станций.

Антон, едва не столкнувшись с этим пылесосом, все глядел вперед – на Риту. Она?

Она это? Неужели она?

– Пекарь, ну-ка брысь отседова покуда! – грозно прикрикнул на татарина метрополитеновский чиновник, и пылесос тут же шарахнулся в сторону, освобождая Антону его дальнейший путь.

Его путь к Ритке.

Не доходя метров, может, двадцати, Атоха уже стал различать не только застывшие улыбки на лицах старых друзей, но даже и блеск в их глазах.

– Ну, вот и Антон, слава Богу, – сказала Рита, осторожно протягивая Антону руку, не уверенная в том, станет ли он с нею целоваться или ограничится простым рукопожатием.

Антон как-то неловко захватил кончики ее пальцев, подержал какое-то мгновенье со смущенной улыбкой, а потом, совсем стушевавшись, вдруг запоздало попытался поцеловать Ритке руку, но, позабыв, что на голове у него была совершенно идиотская бейсболка, вместо губ, уткнулся в Риткино запястье ее длинным козырьком.

Ритка засмеялась: – Ну такой же увалень, время тебя не меняет, Антон.

Игорь с Витькой тоже поспешили замять неловкость встречи, похлопывая по плечу да приговаривая: – Ну, здоров, здоров, приятель! Сколько лет, сколько зим…

Метрополитеновский чиновник все это время стоял поодаль и улыбался.

– Ну, Ираклий Авессаломыч, как там у тебя, все ли готово? – спросил Сохальский метрополитеновского, когда с церемонией принятия Антона в компанию все было закончено.

– Не извольте беспокоиться, – откликнулся метрополитеновский, – все в лучшем виде, как вы заказывали.

– А как ты заказывал? – весело и даже задорно спросила Ритка.

– Вагон с номером четыре семерки я заказывал, – ответил Игорек, – и стол с портвейном три семерки, как было двенадцать лет назад в том самом трамвае.

– Стола там тогда не было, – заметила Ритка.

– Правильно, не было, – согласился Игорь, – но ведь и мы тогда были моложе и не в чинах.

Антон любовался Риткой.

Снова, как и тогда. Как всегда. Он навеки обречен только глазами ласкать и гладить ее.

Лук, бат доунт тач.

Иным можно, но не ему.

Что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

А он, а он даже и не бык.

Он всего лишь Антоха – принеси сигареты, сбегай за пивом.

Он всю жизнь любил эту девушку, а спали с нею эти – Витька и потом Сохальский.

Он, Антоха, – чернь, недостойный леди Гадайвы простолюдин.

Он может любить ее только глазами.

Они могут руками и губами, потому что они аристократы, а он, а он может только глазами и мечтами.

– Господа, просим, просим, вагон подан к левой платформе, – снова запричитал метрополитеновский.

Войдя в проем между отделанными цветным стеклом и хрусталем пилонами, Антон увидал короткий поезд, состоящий из одного привычного голубого вагона, прицепленного к оранжевой дизельной мотрисе.

– Ток в тоннеле на контактном рельсе отключен, – пояснил метрополитеновский, – но вы и не заметите разницы, я вам обещаю.

Войдя вагон, Антон первым делом бросил взгляд на табличку с номером.

И верно, не наврал метрополитеновский, четыре семерки, все сходится, все как в тот самый раз.

– О-о-о! – запел Витька, подхватывая Риту за талию и увлекая ее в вагон. – Семьдесят семь поцелуев мне!

– И еще семьдесят семь напополам Игорю с Антошкой, – хохотала Ритка, усаживаясь на коричневый диван, напротив которого был накрыт банкетный стол, и даже с цветами.

"Вот и дожил, – подумал про себя Антон, – вот и сподобился, что Ритка хоть и на словах, хоть и в шутку, но вспомнила про меня как про объект возможного целования".

– Ну что? Приступим? – предложил Витька, хватая со стола самую высокую бутылку и свинчивая ей металлическую голову-пробку.

Антон сел рядом с Игорем прямо напротив Ритки.

Теперь он мог ее рассмотреть.

Да!

К таким холеным, к таким ухоженным женщинам он на версту не подходит.

Да его и не подпустят на версту к подобной женщине. Ее охранники да службы безопасности отелей "люкс" в Питере не подпустят – а где еще он может увидать таких женщин, которые только на макияж, только на массаж лица тратят в неделю столько, сколько он, Антон, зарабатывает за год!

– Ну что? Я постарела, Антоша? – спросила Рита, заметив пристальный Антонов взгляд.

– Ты? Да что ты! Ты просто похорошела, ты… – забормотал Антон, тушуясь.

– А ведь это Антоха придумал нам здесь встретиться! – закричал вдруг Витька, наливая всем уже по второй.

– Антошка? – изумилась Рита. – Антошка устроил нам это волшебное катание?

– Ну, допустим, устроил не Антошка, а я, – вальяжно поправил Риту Сохальский. – Воспользовался случаем, чтобы проинспектировать, что ли, как московские метрополитеновские наши деньги осваивают, ну и совместить так сказать эту инспекцию служебную с приятным времяпровождением.

– Да-да, – закивал колобкообразный метрополитеновский, снова оказавшийся рядом – неподалеку.

Ему тоже налили, и он, опрокинув коньяк в рот, будто это был не "Реми Мартан", а водка плохого ингушского разлива, тут же поставил пустую рюмку на стол и поспешно отошел на два шага, чтобы не мешать компании.

– А куда мы едем? – поинтересовалась Рита.

– Ну. Ожидается что-то вроде экскурсии московских диггеров, – сказал Сохальский со своей привычной студенческой, исполненной иронии усмешкой.

– И еще ожидается какое-то необычайное сообщение, которое приготовил для нас Антон, – добавил Витька.

– Пра-а-а-вда? Как-а-а-ак интересно! – воскликнула Рита.

Она была в пике своей сексуальности.

Если бы ему, Антону, теперь предложили поцеловать даже ожившую Венеру Милосскую или Афродиту с картины Семирадского, что он так вожделел, будучи школьником и ходя с мамой в Русский музей или хоть самую записную красавицу Голливуда, Антона стошнило бы – все они меркли по сравнению с Риткой. Она, она была его воплощенной мечтой.

Лук, бат доунт тач!

Юпитер и бык.

Мечты и живая Рита.

Поезд вдруг стал.

– Где это мы? – поинтересовался Сохальский.

– Станция "Предконцовая", – с услужливой готовностью ответил метрополитеновский.

– "Предконцовая"? – удивилась Рита. – Не слыхала такой.

– Да ты просто давно в Москве не была! – воскликнул Витька.

– Все больше Лондон да Париж, – добавил Сохальский.

– Нету такой станции, – сказал вдруг Антон, глядя на схему московского метро, висевшую здесь же, в вагоне, – мы по Кольцевой ведь ехали? Так? – спросил он метрополитеновского. – А на Кольцевой нету такой станции.

– Так-то оно так, да не совсем так, – хохотнул метрополитеновский и тут же предложил: – Может, выйдете, полюбопытствуете? Вы же, господин министр, вы же с инспекцией, Тэсэзэть!

Вышли.

Под ногами мрамор и габбро.

Хрустальные колонны, как на станции "Автово" в Питере.

Только станция шире – в четыре ряда хрустальных колонн – и длиннее, чем "Автово", раза в два, а то и в три.

– Слушай, – возбужденно крикнул Витька Сохальскому, – а ведь я слыхал у вас в правительстве свое метро еще при Брежневе сделано было, чтобы прямо из Цэ-Ка на Старой площади вниз спускаться в случае войны или революции и в вагончике аж на сто первый километр из столицы! Я слыхал, что метро это аж до самого Серпухова? – спросил Витька, глядя на метрополитеновского.