Люди книги

Когда работа застопорилась, я позвонила местному раввину из Хэмпстеда и стала у него допытываться: что делает соль кошерной.

— Вы удивитесь, если узнаете, сколько людей задает мне этот вопрос, — сказал он немного устало. — Ну как можно сделать соль кошерной? Нужно просто взять правильную соль и сделать кошерным мясо, то есть убрать из него все следы крови, потому что евреи, соблюдающие законы, кровь не употребляют.

— Вы хотите сказать, что любая крупная соль может быть кошерной? И не имеет значения, каменная это соль или выпаренная из морской воды?

— Верно, — согласился он. — И в ней не может быть примесей. Если в ней есть, к примеру, декстроза, которую добавляют к соли вместе с йодом, то употреблять такую соль на Пасху нельзя, потому что декстроза происходит из зерна.

Я не стала расспрашивать его, почему зерно на Пасху не может быть кошерным, потому что твердо знала: никто не добавлял декстрозу в соль перед Пасхой. Но я использовала услышанный мной факт как доказательство того, что Аггада перенесла путешествие по морю. Возможно, это случилось во время изгнания евреев. Об этих страшных морских путешествиях живо рассказывали источники того времени.

Я описала еврейскую общину в венецианском Гетто, в котором скученно проживали эти люди, рассказала о давлении цензуры как в целом, так и в отношении еврейских книг, поведала о коммерческих и культурных отношениях, связывавших итальянскую еврейскую общину с ее собратьями по другую сторону Адриатики. Высказала предположение, что книга могла прийти в Боснию с кантором по имени Коэн. Так увлеклась своим отчетом, что напоминала себе Алису, свалившуюся в кроличью нору и позабывшую обо всем на свете. Когда в дверь позвонили, я едва не взорвалась.

Увидела в окно курьерский автомобиль и пошла вниз отворить дверь, бессмысленно разозлившись на то, что Марианне привезли какой-то пакет и прервали тем самым мою работу. Но оказалось, что это мне курьер привез пакет из Галереи Тейт. Я расписалась за него. Внутри оказалось письмо, которое мне направляли уже из Бостона. Выходит, послание носилось за мной по всему свету.

Я с любопытством вскрыла конверт. Там лежал амбротип [34]и статья, написанная размашистым почерком фрау Цвейг. На фотографии в официальной позе запечатлены мужчина и женщина: она сидит, он стоит сзади, положив руку ей на плечо. Кто-то (вероятно, фрау Цвейг) нарисовал кружок возле повернутой в пол-оборота головы женщины. К ее сережке направлена стрелка.

В письме фрау Цвейг никакой преамбулы, а выраженный в письменной форме вопль: «Проверьте это! Представляет ли серьга этой фрау часть пропавшей застежки? Помните описание крыла в отчете Мартелла? Оказывается, Миттл умер от отравления мышьяком после того, как поработал над Аггадой. Он страдал от сифилиса (как, по меньшей мере, половина жителей Вены), а муж этой фрау, доктор Франц Хиршфельдт, лечил его от этой болезни. Мне удалось это узнать только потому, что Хиршфельдта судили за убийство Миттла. Ему удалось выкрутиться — он всего лишь пытался помочь человеку, — но дело это впоследствии стало частью истории австрийского антисемитизма.

Позвоните мне, когда получите это письмо!»

Разумеется, я тут же взялась за телефон.

— Я думала, вы никогда не позвоните! Всегда считала, что австралийцы ленивы, а вы, похоже, всех переплюнули!

Я объяснила насчет письма и сказала, что звоню в ту же минуту, что его получила.

— Ну а теперь я охочусь за другой частью застежек — розами… Можете мне поверить, такого удовольствия я еще не испытывала…

Я глянула на часы и поняла, что опаздываю в Скотленд-Ярд. Пробормотала слова благодарности фрау Цвейг, накинула куртку и решила взять такси. На метро мне, конечно же, не успеть. Пока ждала такси, снова позвонила Озрену. Хотела сообщить ему новость о застежках и прихвастнуть немного о своем отчете. Музейная сотрудница была так же лаконична, как и накануне библиотекарь:

— Его нет. Перезвоните.

Я поймала частную машину, такси без лицензии, потому что официальные черные лондонские машины стали невероятно дороги. Меня едва не хватил удар по дороге из Хитроу: счетчик показал сто австралийских долларов, а мы к этому моменту еще из Хаммерсмита не выехали. Машина, которая ко мне пришла, оказалась потрепанным серым вэном, зато водитель выглядел потрясающе: это был индус с великолепными длинными дрэдами. В машине слегка пахло гашишем.

Я сказала, куда ехать.

— Вы кто, агент «Вавилон»?

— Что?

— Мусор?

— А! Вы имеете в виду полицейский? Нет, дружок. Просто хочу навестить их.

Он остановился в двух кварталах от указанного мной адреса.

— Там у них собаки-ищейки, — объяснил он.

Поскольку он взял с меня всего десять фунтов, протестовать не стала, хотя и шел дождь. Теперь мне хватит на обратную дорогу в черном кэбе. Дождь в Лондоне не такой, как в Сиднее. У нас, если уж пойдет, так пойдет: вмиг превратит дороги в реки. В Лондоне он моросит более или менее постоянно, хотя и зонтик при этом раскрывать не обязательно, такой уж он мелкий. Я даже выиграла у лондонцев несколько напитков, поспорив с ними, в каком из двух городов выше средняя норма осадков.

У главного входа, в вестибюле, маячила женщина. Она вышла, как только я стала подниматься по ступеням.

— Доктор Хит?

Я кивнула. Это была дама лет шестидесяти в твидовом костюме. Она напоминала тюремную надзирательницу, а не ученого. Она крепко пожала мне руку и, не выпуская ее, потащила меня по ступеням на улицу.

— Я Кларисса Монтегю-Морган.

Еще одна с двойной фамилией, хотя и в совсем другом стиле. От нее пахло химикатами.

— Очень сожалею, что не смогу пригласить вас внутрь, — сказала она, словно я явилась к ней в дом на ужин. — Но у нас здесь строгие протоколы, защита вещественных доказательств и тому подобное. Очень трудно получить разрешение на вход человеку со стороны.

Я была разочарована: мне хотелось увидеть, как она работала с волосом. Я так ей об этом и сказала.

— Что ж, расскажу об этом подробно, — ответила она. — Но почему бы нам не уйти из-под дождя? Сейчас у меня обеденный перерыв. Так что в нашем распоряжении пятнадцать минут.

Мы зашли в маленькую жалкую забегаловку. Кроме нас, в помещении никого не было. Заказали чай. В Лондоне даже в заведениях такого рода всегда можно выпить настоящий чай, из чайника. Здесь не опускают бумажный пакетик в стакан с тепловатой водой, как это бывает даже в лучших американских кафе.

Чай явился, горячий и очень крепкий. Кларисса заговорила о своем исследовании. Фразы ее были краткими, ясными и точными. Не хотела бы иметь ее в суде в качестве свидетеля со стороны обвинения.

— Первый вопрос, который мы себе зададим, если будем расследовать преступление: чей это волосок — животного или человека? Ответить на это очень легко. Сначала смотрим на кутикулу. Волосы человека легко идентифицировать, они довольно гладкие. Волоски животных весьма разнообразны. Они могут быть остроконечными, либо иметь форму лепестка. Это зависит от вида. Определить это можно по шкале. В редких случаях это не получается, и надо смотреть на стержень волоса. У животных клетки здесь очень правильные, а у человека — аморфные. Следует обратить внимание на пигмент. Зернышки пигмента в волосках животного распределены в сторону стержня, а у человека — в направлении кутикулы. Волосок у вас с собой?

Я подала ей конверт. Она надела очки, поднесла конверт к флуоресцентной лампе и вгляделась.

— Жаль, — сказала она.

— Что?

— Нет корня. При увеличении он дал бы уйму информации и ДНК. Вам с ним не повезло. Волос, выпавший естественным образом, всегда имеет корешок. Млекопитающие теряют около трети волос в любое время… Я бы сказала, что этот волос срезан. Он не выпал, его не оборвали. Уточню, когда вернусь в лабораторию.

— Вы когда-либо раскрывали преступление с помощью волоса?

— Да, и немало. Самые легкие случаи — те, что оказываются на теле жертвы. По ДНК можно узнать, совпадают ли они с волосами подозреваемого. Перед вами раскрывается картина преступления. Мои любимые случаи были посложнее. Например, один человек задушил бывшую жену. После развода он переехал в Шотландию, она осталась в Лондоне. Он очень тщательно подготовил себе алиби. Сказал, что весь день был в Кенте в доме родителей. Он и в самом деле был там, но не весь день. Следователь заметил, что у родителей был маленький пекинес. Волоски этой собаки совпали с теми, что обнаружили на одежде жертвы. Это не было решающим фактом, однако привлекло внимание следователя. При обыске в доме подозреваемого в Глазго нашли недавно перекопанную цветочную клумбу. Мы обследовали ее и обнаружили, что он закопал туда одежду, в которой совершил убийство. Вся она была покрыта шерстью пекинеса.