Несущие кони

Сразу раздались громкие возгласы одобрения, но пламя не взметнулось на ту высоту, о какой мечтал Исао. Пламя, которому следовало быть высотой в тридцать сантиметров, на деле оказалось сантиметров на пять ниже, и эта незначительная разница, отчетливо различимая, как на холодной шкале, давила на сердце. Один Сэрикава был заметно воодушевлен, отшвырнув орехи, он с криком: «Действовать! Действовать!» — крепко сжал руку Исао, потряс ее и, как обычно, прослезился. Исао воспринимал его так же, как девочку, продающую спички, — только он навязывал не товар, а свои шумные эмоции. Сейчас ему хотелось другого.

Этим вечером все допоздна обсуждали, как можно сократить план, обозначались две группы: одна предлагала отказаться от нападения на Японский банк, другая — все-таки напасть на него, к общему заключению не пришли и, решив снова собраться завтра вечером, разошлись.

Перед самым уходом трое — Сэяма, Цудзимура и Уи сказали, что им надо поговорить с Исао, и задержались. Сагара и Идзуцу собирались остаться вместе с ними, но Исао отослал их. Остающиеся на ночное дежурство Комэда и Сакакибара тоже на некоторое время вышли.

Четверо вернулись в холодную комнату. Не спрашивая, Исао уже понял, о чем собираются сказать эти трое.

Сэяма, не давая заговорить другим, начал сам. Опустив лицо, на котором кожа на щеках была словно изрыта следами прыщей, он, вороша щипцами пепел в жаровне, с отстраненным видом излагал свои мысли:

— Поверь, я говорю это из дружеских чувств, мне кажется, что решительные действия надо отложить. Я не сказал этого при всех, потому что мы ведь обсуждали, как будем действовать, и меня могли неправильно понять. Да, мы в храме дали клятву богам. Но клятва ведь предполагает, что есть определенные обстоятельства, разве это не то же самое, что договор?

— Клятва и договор — разные вещи! — возмущенно прервал его стоящий рядом Цудзимура, он хотел опередить Исао, говорил его словами, но на самом деле угождал Сэяме. Следующие слова Сэямы разозлили Исао:

— Да, это не одно и то же. Нельзя их путать. Просто неудачно выразился, прошу прощения. Но если мы ставим такую важную цель — указ о введении чрезвычайного положения, помощь со стороны армии — условие необходимое. Не говоря уже о разбрасывании с самолета листовок, а, как ты говорил раньше, для того, чтобы сбросить бомбу на парламент, нам просто необходимы военные. Будет или не будет у нас командир-профессионал — это момент, от которого в нынешних условиях зависит согласованность наших действий. Без этого то, что мы собираемся делать, вооруженные лишь японскими мечами и японским духом, просто бунт. Я думаю, нам не следует впадать в идеализм.

— Бунт! Так и решим. Выступление «Союза возмездия» тоже было бунтом, — тихо сказал наконец Исао. Его голос был излишне спокоен, ясно было, что он отказался от мысли разубеждать их, — трое, переглянувшись, замолчали.

Сердце Исао накрыла темная волна. Она терзала его чувство собственного достоинства. Сейчас Исао не думал об этом чувстве, а потому, отринутое, оно отозвалось такой нестерпимой болью. Вместе с болью душу залила «чистота», напоминающая ясное небо в просветах облаков. Он вызвал в памяти лица тех, кого считали национальным достоянием, тех, кого они должны были убить, он словно молился на них. Чем меньше единомышленников будет оставаться рядом с ним, тем больше те будут жиреть. Тем сильнее станет исходящее от них зловоние. Его словно бросило в тревожный, смутный мир — Исао чувствовал себя медузой в ночном море. Именно в этом и состояло страшное преступление их врагов — они сделали мир Исао зыбким, туманным, лишенным веры. Корни безверия лежали в искаженной реальности, она была у всех перед глазами. Когда он буде убивать, когда чистый меч пронзит подкожный жир ненавистных тел и хлынет дурная кровь, тогда впервые забрезжит возможность изменить что-то в этом мире. До тех же пор…

— Если хотите уйти, я вас не держу. — Исао заставил себя произнести это с легкостью, без запинки.

— Нет… — проглотив слюну, поспешно сказал Сэяма. — Нет, я хотел сказать только, что если наше предложение не примут, нам придется уйти.

— Ваше предложение не принято, — Исао показалось, что его собственный голос донесся откуда-то издалека.

Они стали собираться каждый день.

На следующий день никто не заявил о своем отступничестве. Еще через день разгорелся яростный спор между двумя партиями, и четыре человека, настаивавшие на том, чтобы отказаться от нападения на Японский банк, покинули их ряды. На следующий день ушли еще двое. Таким образом, вместе с Исао их осталось одиннадцать. До решающего дня оставалось почти три недели.

12 ноября, на пятый день после того, как от них отказался лейтенант Хори, Исао на полчаса опоздал на шестое по счету собрание. Когда он поднялся на второй этаж, десять человек уже были в сборе. Кроме них был еще и непрошеный гость. Он сидел в углу, в некотором отдалении от остальных, поэтому Исао его сразу не заметил. Это был Сава.

Было понятно, что Сава пришел, принимая в расчет возможное изумление и гнев Исао, поэтому не следовало реагировать на это по-детски. Исао подумал: «Всё, уж если даже Саве известно про наше убежище, это конец. Никто не поверит, что один из них, десятерых, втайне просил Исао привлечь в помощь Саву. Но это уж совсем ненормально», — мысленно поправил он себя. Более логичным было бы думать, что кто-то из отступников, желая облегчить муки совести, просил Саву помочь делу вместо себя.

— Я думал, вы голодные, вот принес вам суси, — сказал Сава. Он оделся официально — в старый пиджак, на белую в пятнах пота рубашку он, который так заботился о чистоте белья, повязал заляпанный галстук. Сава сидел, скрестив ноги, на единственной в этом доме подушке и своим видом напоминал диск деревянного гонга.

— Спасибо, — Исао старался говорить сдержанно.

— Мне ведь можно было прийти сюда. Я, так сказать, благовестник… Ну, налетайте. Все держались твердо, до твоего прихода никто не начал есть. Хорошие у тебя товарищи. Грех жаловаться на жизнь, когда рядом такие верные друзья.

Исао пришлось сделать широкий жест, и со словами: «Ну что ж, поедим» — он первый взял суси.

Исао рассчитывал за едой подумать, как теперь ему быть с Савой, но процесс жевания отвлекал от мыслей. Его спасало молчание, которое стояло в комнате, пока все поглощали суси. Еще три недели. Сколько раз до смерти повторится это неряшливое удовольствие — поглощение пищи. Исао вспомнил эпизод из истории «Союза возмездия» — Дзюнъо Нарасаки, который перед тем, как сделать харакири, как следует выпил и поел. Он огляделся — все молча ели.

— Может, познакомишь меня со своими товарищами. Тут есть знакомые лица — я помню их по школе, — улыбаясь, произнес Сава.

— Это Идзуцу. Это Сагара. Потом Сэрикава, Хасэгава. Миякэ, Миябара, Кимура. Фудзита, Такасэ, Иноу, — по порядку представил Исао.

Из отряда, который должен был атаковать подстанции, осталось всего трое — Хасэ, Сагара и Сэрикава; Иноуэ из отряда нападения на банк преданно остался вместе с Такасэ, размышляя, как теперь изменится его задача, из членов отряда, который должен был уничтожить воротил экономики и политики, остались все. Исао не ошибся в них: во втором и третьем отрядах были самые храбрые ребята.

Живой, чуть легкомысленный Идзуцу, тщедушный, в очках, но находчивый Сагара, сын синтоистского священника из Тохоку, похожий на подростка Сэрикава; молчаливый, но при том, когда разойдется, весельчак и балагур Хасэгава; честный, умный Миякэ, Миябара с темным, как у жука, сухим твердым лицом; любитель литературы, боготворящий императора Кимура; всегда возбужденный, но скрывающий свои чувства Фудзита; Такасэ с больными легкими, но широкими плечами; настоящий мужчина Иноуэ, даже со своим вторым даном по дзюдо производивший впечатление мягкого, спокойного человека… Это были избранные, подлинные единомышленники. Остались только те, кто понимал смысл того, что такое избрать смерть.