Долгое возвращение

Долгое возвращение

Николай Ващилин

 Северный ветер в июле дул  на верхней палубе авианосца с такой же силой, как и в январе, вздымая шестиметровые рваные волны в белых кружевах пены, но до костей он не добирался. В июле его перетерпеть помогало бледное северное солнце, шерстяные носки, присланные дядей Колей, да надежда о скором дембеле. Но нести вахту на верхней палубе авианосца было страшным испытанием. Вид бурлящей морской пучины с высоты двадцатиэтажного дома, раскачивающегося на этих волнах, вызывал мурашки и тошноту. Привыкнуть к этому Сергей не мог за три года службы. Если мичман Бут был в хорошем расположении, то он позволял палубным матросам временами укрыться от ветра в рубке. Но после того, как палубный истребитель слетел в море и утонул у всех на глазах, хорошее расположение к нашим командирам не приходило уже третий месяц. Мы легче пережили гибель Белова, который врезался в палубу своей Сушкой, не дотянув до неё нескольких метров.У него кончилась горючка и он врезался в кромку борта, взорвавшись огненным факелом. Хоронить всё равно было бы некого. А этот, Меркулов, взмыв свечкой вверх, плюхнулся в воду и тонул на наших глазах, пытаясь пробить руками заклинивший фонарь своего истребителя.

     Серёгу призвали на флот в июле 1991 года, когда страну трясло и выворачивало от перепоя спиртом Роялл и регулировок соплежуя Горбатого. Первые полгода авианосец не выходил в море, потому что с нефтяной базы в Североморске украли весь запас горючего. Третий год с большой земли шли обрывочные сообщения о мирных инициативах Ельцина, дружбе с американцами, стрельбе из танков по правительству в центре Москвы, скором разоружении и сокращении армии. Но домой никто матросов не отпускал. Кормили паршивыми макаронами по-флотски, но в письмах от родственников рассказы были ещё страшнее.

     Мичман Бут втянул Серёгу в афёру, которая позволяла сводить концы с концами и покупать на базе  жратвы и сигарет.

     Стрелкового оружия и боеприпасов на авианосце хватало на две с половиной тысячи матросов, но применять его с 1991 года  никто не собирался. Виктор придумал как сбывать этот арсенал местным охотникам и получать с них деньги. Видимо, они двигали оружие дальше на Кавказ, который полыхал под руководством героя СССР Джахара Дудаева. Серёга помогал Виктору доставить оружие на берег, а там  до  стойбища оленеводов. Рассчитывались они только с Виктором и Серёга в бухгалтерию не лез. Виктор отстёгивал ему копейки, но на Северном флоте для моряка и это было капиталом.

     На завтра планировался заход на  промежуточную восточную базу. Посёлок был большой. Почти как дома в  Североморске. Ну может чуточку поменьше. Но после похода по северным морям всё казалось большим и уютным. В этом посёлке  даже был экипаж и клуб, в котором матросне и ракетчикам показывали кино, а иногда устраивали и танцы. Баб в посёлке из обслуги было много. Все брошенки, бесхозные, в охоте. Так что поживиться братве на танцах было чем.

     Серёга уложил в ящик десять стволов и патроны, а ящик спрятал в тару и заблаговременно отнёс на катер, чтобы сподручней было доставить товар с рейда на землю. В команде у Виктора было десять человек и у каждого было своё задание. Виктор был строгим и матросы слушались его беспрекословно. Он был постарше всех лет на пять, с сильным и злобным характером. Планировалось высадиться на берег вечером, а вернуться, затарившись, к обеду следующего дня. За это время спецы с технической базы устранят на авианосце  неполадки и можно будет возвращаться домой. А там и дембель не за горами. Настроение у Серёги стало хорошим.

     Посёлок спрятался в уютной бухте между сопок. Несколько железобетонных домов стояли в окружении деревянных теплушек. Щитовые дома в посёлке пропускали холод, звук, а иногда и свет. Веркина мать орала так, что слышно было не только в посёлке, но и на кораблях, что стояли на рейде. Мать не пускала Верку в клуб на танцы, била мокрой простынёй, обзывала грязными словами и страшила тем, что Верка тоже забрюхатит. Веркины  сёстры Любка и Надька забрюхатили в своё время и уже давно растили своих дочерей. Верку они защищали от нападок матери, как могли. Понимали, что в семнадцать лет в голове шумят гормоны и терпежу от них нет никакого. Да и пути другого к излечению от этой напасти в посёлке тоже нет. Веркина мать, работавшая продавщицей в магазине, сама брюхатила трижды от разных отцов, заходивших по очереди в бухту и обещавших вернуться. Делать аборты в посёлке было совсем некому. Фельдшера обещали прислать ещё до перестройки. А ехать к шаманам в стойбище оленеводов русским бабам было «западло».

     Виктор с Серёгой быстро обернулись, смотавшись на «козле» к охотникам в стойбище и, получив барыш за стволы, приехали гульнуть в клубе.

     Виктор сразу заметил Верку и, пригласив её на медляк, стал тереться о её тугие сиськи и гладить округлившиеся бока. Сергей уселся в буфете промочить горло портвешком. Толпа танцующих была такая плотная, что Верку не было из буфета видно. Да ещё, стоявшие по периметру морпехи с овчарками на случай драки, загораживали танцующих. Когда Виктор с Веркой подошли к буфету угоститься ликёром, у Серёги отвисла челюсть. Верка была так хороша собой, что у него пересохла глотка. Когда он попытался с Веркой заговорить, то получил от Виктора такой удар по яйцам, что принимать это за дружескую шутку было бы опрометчиво. Но Верка сама засверкала глазками и запросилась в туалет на улицу. Улучив момент, Серёга выскочил из клуба и кинулся искать Верку. Прямо за клубом поднимались сопки, разукрашенные скромным, но густым ковром полевых северных цветов. Верка стояла там и, увидев Серёгу, опрометью бросилась за косогор. Белая ночь и предутренний туман заслоняли их от лишних непрошеных глаз. Они долго бежали по морю цветов и упали в изнеможении, задыхаясь  ароматом друг друга.

     Когда солнце высоко поднялось над горизонтом, они поплелись в обнимку к пристани. Виктор  почернел  от злости и бросился на Серёгу с кулаками. Он грозил ему гауптвахтой и расстрелом, но сделать уже ничего не мог. Верка навсегда принадлежала  Сергею. Они стояли обнявшись и Серёга шептал ей, что не сможет без неё жить и скоро за ней приедет. Она гладила его жилистые руки и прикладывала их к своим девичьим губам, ставшими за одну ночь такими страстными.

     Подтянулись другие матросы из их команды в  порванных бушлатах со свороченными окровавленными носами, в пылких объятиях своих новых подружек. Когда катер отвалил от пристани и взял курс к их кораблю, как сирены, истошно завыли бабы. В этом хоре  высокой, щемящей нотой выделялся голос повзрослевшей за одну ночь Верки.

     Мурманск  был завален  ларьками с шаурмой, шашлыками и китайскими лохмотьями. На военных моряков стали коситься, как на заразную болезнь. В чести были торгаши и посредники «МММ». Серёга пробился на самолёт до Сыктывкара, а оттуда планировал добраться до родного Ленинграда, который снова переименовали в Санкт-Петербург. Отец умер в 1992, когда Сергей был в походе. Стойкий строитель коммунизма не выдержал унижений. Ему полгода не платили пенсию и он умер от голода. Хотя может быть он и отравился газом. Но дядя Коля не стал этого говорить священнику и заказал отпевание отца в Князь-Владимирском соборе. Там  на небе разберутся  что к чему.

     Работу найти было трудно. В строительстве работали  только  рабы из Азии. Серёга пошёл в охранное предприятие антикварного салона на Невском, 52 по протекции дяди Коли к Илье Траберу, бывшему подводнику  Северного флота. Работа была похожей на флотскую службу. Стой как на палубе, смотри в оба. Не для этого он учился в ФИНЭКе. Появилось, правда, одно неудобство – частые позывы в туалет. Знакомый уролог Соколов сказал, что застужены почки и теперь эта хвороба до конца жизни.