Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

Добравшись до своей квартиры и кое-как отделавшись от расспросов Амалии Карловны, Муралов растянулся на диване в блаженной истоме. Он почти физически ощущал, как спадают терзавшие его кандалы, как исчезает душившая его удавка. Свобода — это пьянящее и дурманящее чувство!

И Оля, Оленька! Она не предавала его! Он так виноват перед ней, заподозрив в предательстве! Завтра же он найдет ее, и будет умолять простить его. Восторженные его мысли были прерваны веселым перестуком звонких каблучков прямо за дверью.

— Входи, открыто! — закричал Сергей, вскакивая с дивана и кое-как оправляя одежду.

Вихрь душистой свежести и очарования ворвался в комнату. В глазах отчаянная мольба и раскаяние.

— Сереженька! Прости меня, дуру несчастную! Как я могла заподозрить тебя, такого честного, порядочного, бессеребреника в краже этого несчастного бриллианта? Как я могла поверить доказательствам этого Тарасова? Наваждение какое-то!

Сергей вмиг забыл свои клятвы никогда не простить сословную спесь и навсегда вычеркнуть Ольгу из памяти.

Вот оно, счастье! Протяни руку — и оно твое! Сейчас он будет душить ее в своих объятиях!!! Но гаденькая мыслишка шевелилась где-то на задворках сознания: «Не сразу, надо помучить немного за те страдания, которые она доставила. Немного. Чуть- чуть, самую малость».

Ледяным тоном Сергей заявил:

— Ольга Васильевна, я никогда не прощу вас...

Ольга испуганно отпрянула, качая головой, как бы желая сказать, что она ослышалась, протянула вперед ладошку, словно отодвигая то страшное и непоправимое, что обрушилось на нее.

— Я умру, если ты не простишь меня, — прошептала она в отчаянии.

Хватит мучить ее и себя! Он взял эту протянутую ладошку в свои руки, притянул ее к себе и произнес уже совсем иным тоном:

— Я никогда не прощу тебя, Оленька, если ты не выйдешь за меня замуж!

Всего несколько секунд потребовалось Оле, чтобы осмыслить происшедшее, — и каскад поцелуев пролился на лицо Сергея. Он стоял, боясь пошевелиться и спугнуть этот благостный ливень. Наконец, Сергей тихонько отстранился со словами:

— Это несправедливо, я так не хочу!

— Что у нас опять не так? — испуганно спросила Оля.

— Ты меня целуешь, а я тебя не могу. Это несправедливо. Я тоже хочу тебя целовать.

— Так целуй, кто тебе мешает?

— Не могу. Ты должна избавить меня от обета.

— От какого еще обеда? — недоумевала Оля.

— Не от обеда, а от обета, зарока, клятвы. Ты помнишь ту знаменательную пощечину, которую я так справедливо заслужил? Так вот тогда я поклялся, что никогда больше не поцелую тебя.

— Ой! — засмеялась Оля. — Целуй меня где, когда и сколько хочешь!

Получив разрешение, Сергей немедленно приступил к делу, приговаривая:

— Я буду целовать тебя и утром и днем и вечером. И даже ночью. Особенно ночью. Даже если за каждый поцелуй буду получать увесистую пощечину из этих милых рук. Так что, Оленька, на вечные времена? И в горе и в радости? — спросил он.

— Пока смерть не разлучит нас, — подтвердила она.

ЭПИЛОГ

Оля не сокрушалась по поводу утраты драгоценности, считая что выполнила завещание своей прародительницы: в семье Мураловых нет дочерей. Зато растут два славных парнишки. Дети Мураловых стали величайшей гордостью и сокрушительным разочарованием их родителей. Разочарованием — потому что ни один из сыновей не унаследовал даров, которыми наградила природа их родителей.

Все попытки отца засадить сыновей за мольберт закончились крахом. И певческим талантом они оказались обделены. Оставалось надеяться, что родительские дарования прорежутся во внуках.

А гордиться есть чем. Старший, Олег преуспел в кружке технического творчества при Дворце пионеров, мастеря радиоприемники и азартно участвуя в радиоиграх. Несмотря на юный возраст, ему уже присвоена четвертая взрослая категория. Именной позывной он не получил только по малолетству.

Ну а младшего, Игоря, ставшего признанным форвардом окрестных дворовых футбольных команд, пришлось определить в детскую спортивную школу, где он делает большие успехи.

По иронии судьбы таланты Мураловых почему-то проявились в детях Мокрухиных. Старшая Настя учится в детской художественной школе. На отчетных выставках школы непременно экспонируются ее работы. Старший сын Руслан учится в детском хоровом училище при капелле и подает большие надежды.

Ну а младший Аскольд еще не определился с пристрастиями по малолетству, но, судя по тому, сколь зычно он выражает протест по поводу мокрых пеленок, можно предположить, что в семье Мокрухиных растет второй певец.

Сергей Муралов выполнил несколько живописных работ, которые были приобретены ведущими музеями страны. Особый успех и всеобщее признание ему принес портрет «Убивец». Портрет был продан за хорошие деньги. Впрочем, все они ушли на поддержку семьи соседа по камере. Однако свое главное творение Сергей так не начал, помня о его «неактуальности».

Ольга Муралова по-прежнему поет в капелле. Однако ее частые отъезды на гастроли нарушают обычный уклад семьи. Едва за матерью хлопнет дверь, начинается дикая вольница. Тратить драгоценное время на уборку постелей считалось чуть ли не преступлением. Грязная посуда складывалась сначала в раковину, а потом в ванную. Сергей заранее предупреждал на работе, что у него загул. Школа — необязательна. И начиналось феерическое действо. Летом и осенью — велосипедные путешествия с ночевкой у костра, рыбалка, грибная и ягодная охота. И, конечно, обожаемый футбол.

Зимой — коньки, лыжи, зимняя рыбалка, прогулки верхом. И непременно хоккей.

Но перед приездом матери назначался вселенский аврал. Все мылось и чистилось до призрачного сияния. Мать была стержнем семьи, и огорчать ее не полагалось.

Огрехи в школе ликвидировались совместно: отец помогал старшему, старший — младшему.

Ольга как-то призналась Кате:

— Хозяйственные у меня мужички! Мне никогда не удается содержать дом в таком порядке, как это делают они.

Катя, которая однажды зашла к брату во время загула, усмехнулась в сторону, но хитрецов не выдала.

В семье Мокрухиных не все было гладко. Причиной тому стало несчастье в семье Замятиных. Семен и Леокадия несколько лет лелеяли надежду на ребенка, и когда они совсем отчаялись, родилась прелестная Леночка. Отец души не чаял в своих Лилечке и Лялечке. Но беда пришла вскоре после родов — беременность и роды протекали тяжело, что обострило застаревшие хвори, и Лика умерла от туберкулеза легких. Семен впал в абсолютную прострацию. Он почему-то считал себя виновником смерти жены. Даже хоронить Лику пришлось Мокрухиным и Мураловым. Ребенок мог погибнуть, если бы Катя, которая в это время кормила своего младшего, не взяла Леночку под свою опеку, благо молока у нее было вдоволь.

После того, как Семен остался совсем один, он сник, опустился, опять пристрастился к алкоголю.

Появились прогулы и промахи в работе, которая не допускала ошибок.

В тревоге за друга, Мокрухины собрались на семейный совет с участием всех членов семьи за исключением грудничка Алика. Вердикт был единогласным: взять Сенечку в семью, не дать пропасть хорошему человеку. Пришлось потесниться: Николай оставил Сенечке свою миниатюрную мастерскую, окончательно перебазировавшись в издательство. Для него это была потеря: он лишался возможности поработать дома. Но чего не сделаешь ради друга!

Насте пришлось перебраться к бабушке, но для них это не было тягостью: бабушка и внучка очень дружили. Кате пришлось отказаться от карьерного роста (предложение возглавить секцию в Палате она решительно отклонила). Поручить управление разросшимся семейством одной Домне Матвеевне было жестоко, поэтому Катя, по-прежнему осталась в роли консультанта с неполным рабочим днем. Кроме того, в помощь Домне Матвеевне пригласили помощницу, однако хозяйка доверяла ей лишь самые простые операции. Дородная дама эта за избытком свободного времени устремляла томные взоры на Сенечку, но встретила такое возмутительное равнодушие, что ей пришлось переключиться на поиски иного предмета для обожания.