Беспамятство

- Вера обращена не к разуму, а к сердцу. Все, что со мною случилось, не поддаётся логике.

- Я материалист и твои страдания мне непонятны.

- Дай Бог, чтобы не пришло время, когда ты не поймёшь своих, и прошу меня больше не навещать. Не имеет смысла.

Смысла нет, но, оказалось, была польза.

Ещё за несколько дней до визита Большакова она сказала врачу, что, наверное, поправилась:

— Ничего ведь не болит, и я совершенно спокойна. Или мне всё равно.

- Отсутствие боли и равнодушие - это плохо, - ответил Оган Степанович. - Значит, организм не борется.

И вдруг, после ухода отца, Ляля сильно разнервничалась, а на исходе дня из палаты, где она лежала, раздался жуткий животный крик. Медсестра бросилась туда со всех ног: больная с амнезией сидела на кровати, закрыв лицо руками и безостановочно кричала. Другие пациентки в ужасе сбились у окна.

- Сделать успокаивающий укол? - спросила медичка у Асратяна, который тоже пришел и спокойно стоял в дверях, сунув руки в карманы халата.

- не надо, - ответил мудрый эскулап. - К ней вернулась память.

По распоряжению заведующего отделением, пережившую кризис Большакову, перевели в единственную отдельную комнатушку, именуемую боксом для умирающих, хотя обычно обречённых от живых просто отгораживали полотняной ширмой, а комнату использовали как палату люкс. Светик взяла недельный отпуск и целые дни проводила в больнице, возле подруги. Первые дни Ляля упорно молчала и на контакты не шла, се терзали какие-то жуткие мысли, она хваталась за голову и подолгу лежала с закрытыми глазами. На медсестру, которая три раза в день предлагала больной сходить в столовую поесть, смотрела с ненавистью. Потом беспокойство прорвалось наружу, и Ляля заговорила без умолку, вспоминая эпизоды из жизни с Максом, болезнь матери, странное поведение отца. Потом из этой каши выделилась фигура Вероники как первопричины зла.

- Надо что-то делать, нельзя оставлять се безнаказанной, - горячо говорила Ляля Светику. - Может, подать на нес в суд? Пойдешь свидетельницей?

- Свидетельницей чего?

- Помнишь, я тебе рассказывала, что она надела колье из изумрудов? Допустим, ты видела, как мама подарила колье мне, но когда Вероника появилась в доме, то взяла его, не спросив, и присвоила. Попросту украла. Я подам иск о возврате колье, возмещении морального ущерба и наказании за воровство.

- Но я ничего не видела.

- Естественно. Но без свидетеля мне не выиграть. Чего ты боишься? Это же гражданекий суд, не уголовный. Никто проверять не будет.

- Извини, я врать не могу.

- Ради дела.

Светик потрясла головой,

- А ради меня?

- Не могу,

Ляля посмотрела на нес с брезгливой жалостью,

- И ты вообще никогда не врала? Бедняжка - у тебя все впереди.

Между ними словно невидимая кошка промелькнула, хотя ни

одна из них даже в мыслях в этом не призналась, считая себя правой. Тут как раз отпуск у верной подруги закончился, и она теперь забегала лишь вечерами и то не всегда и ненадолго - дела накопились и на работе, и дома.

Зато выздоравливающую Большакову стал усердно навещать сам Оган Степанович. Во время ночных дежурств он садился на край кровати, брал руку пациентки в свою, разглядывал тонкие пальцы с аккуратными ногтями модной формы, гладил, касался толстыми губами. Говорили больше об отвлечённом, философствовали. Иногда Ольга рассуждала о потерянном времени, о пережитых обидах, о страхе перед будущим, в котором от счастливого прошлого остались только пустые знаки, неживые атрибуты.

- Я поняла, что заботы, в которые мы повседневно погружены, имеют лишь ничтожное сиюминутное значение. Такое ощущение есть в каждом, но оно храниться в оболочке, и нужны особые условия, чтобы оболочка лопнула и знание родилось. Плод должен созреть, В противном случае человек остается в плену иллюзий и вечных вопросов, на которые нет ответа.

Врач слушал внимательно, направляя разговор как опытный психотерапевт. Эти беседы, вместе с правильно подобранными медикаментами, снимали нервное напряжение, и Ляля стала понемногу успокаиваться.

Однажды Асратян сказал:

- Я хотел бы вас поцеловать.

- Пожалуйста. Какие проблемы? Подавайте заявление в двух экземплярах в ближайшее отделение милиции.

- Я серьёзно,

- Куда уж серьёзнее, если нужно разрешение правоохранительных органов.

Шутите. А я влюблен, словно мальчишка. Такие женщины, как вы, встречаются раз в жизни.

- И чего во мне такого особенного? Не выдумывайте. Считайте, что мы разминулись.

- Это пахнет кощунетвом.

- Случается, пахнет и похуже. Иначе я не оказалась бы в больничной палате.

- Вы женщина молодая. Не надо из неудач делать трагедию.

- А жизнь - это вообще трагедия, исход которой предрешён.

- Поменьше бы хлёстких фраз.

- Это не фраза, это Хемингуэй.

- Гении жестоки, на них нельзя равняться. Даже несчастье при определенных условиях перестаёт быть таковым. Но нужна соответствующая обстановка. Мы вас здесь, что называется, привели в чувство, однако возвращаться к действительности вес равно будет трудно. Любая мелочь всколыхнёт воспоминания, и с ними придёт отчаяние. А теперь посмотрите на меня. Я заботливый, люблю лелеять женщин, лечить. Вы уже определились - нервы. Тонкая, чувствительная и непредсказуемая болезнь, а главное — нескончаемая. Вы будете постоянно пребывать в моей нежной власти. Делаю вам предложение сердца.

- О, Господи, чудны дела Твои! — вырвалось у Ляли: она вовсе не хотела ему нравиться, а хотела быть всего лишь понятой, - Весьма польщена. Вы мне тоже симпатичны,

- Это обнадёживает. Я для вас самый оптимальный вариант: врач по профилю заболевания и богат.

- Богат - в городской больнице?

- Ну... - Асратян не смутился. - Если слегка приподняться над ординарной моралью, тут имеются свои возможности. К тому же я практикую частно.

- А семья есть?

- Да. Но это не ваши заботы.

- Казалось бы. Мне надоело платить за чужие горшки. Из своих-то ни одного целого не осталось. Увольте.

- Это конец?

- Если перевести на язык медицины — летальный,

Асратян резко встал и вышел, не попрощавшись. Через день зашёл во время утреннего обхода в составе бригады врачей и дал указание на выписку. Ляля вздохнула: вот она, суть мужского эгоизма, не дали игрушку - пошла вой! А прикидываются сочувствующими.

Рассказав Свете про сватовство ее приятеля, спросила:

- Как ты думаешь, почему я нравлюсь идиотам?

Подруга удивилась, подняла крашеные бровки:

- Он не первый?

- Второму, в Филькино, было шесть лет. Но идиоты не различаются по возрасту. Где ты его подцепила?

- Жена у нас работает.

- Бедная женщина.

Подписывая Ляле эпикриз Асратян посоветовал:

- Сосуды плохие, я уже говорил. Поэтому с сердечком тоже поаккуратнее.

Напутствие звучало двусмысленно. Губы Ольги сложились в ироническую усмешку:

- Да? Может, вы знаете способ, как без сердца любить или ненавидеть?

- Слишком сильные эмоции губительны для организма.

- А жизнь без эмоций возможна? А если возможна, то нужна ли?

Врач натужно улыбнулся:

- Снизьте хотя бы накал.

Лядя вернулась на Кутузовский. Как хорошо, что вещи Максима после развода она отвезла к Вале, но и без того всё вокруг было пропитано прошлым, а прошлое причиняло страдания — Асратян хороший профессионал, знал, о чём говорил. Порой предательски кружилась голова, она забывала названия, фамилии, тем более номера телефонов, которые раньше запоминались сами собой. Ольга стала панически бояться встреч с Вероникой, проявлявшей необъяснимую тягу к громким скандалам по самому малейшему поводу. Эта «мёртвая голова» очень умело отравляла ей существование, которое и без того выглядело омерзительно. Теперь Ляля поняла маму: наступает момент, когда смерть страшит меньше, чем жизнь.

С отцом она практически не общалась, удивляясь и обижаясь, что его это, видимо, устраивает. Скорее всего, Вероника запретила мужу близкие отношения с дочерью, и он, бедняга, подчинился. Но чего жена этим добивалась? Завещания в свою пользу? Не знает про отцовский пунктик: пана считал, что стоит только составить этот нормальный для всякого цивилизованного человека документ,