Целитель

– Дети со мной согласны, – сказала мне она, когда мы вышли из здания суда. – Они не желают тебя даже видеть. С квартиры съезжай сегодня же. Мы все так решили. Ты должен сегодня же съехать, – повторила она настойчиво. – Возьми самое необходимое сейчас днём, пока дочь на работе.

– Ты же знаешь, что составляет моё самое необходимое – это одежда и книги. Больше мне ничего не надо.

Плыли белые облака над головой, цвели акации, пахло весною. Но в душе у меня царил ад.

– Еще, если позволишь, я заберу компьютер, – вспомнил я. – Тот маленький ноутбук, который мне подарили на день рождения.

– Можешь взять и большой, правда, он плохо работает, – ответила она. – Но доча с зятем купили новый, поэтому нам старый уже не нужен.

Мне в её голосе почудилось недавнее тепло, и я всколыхнулся.

– Скажи мне, ну, просто скажи, кто тебе наплёл всю эту белиберду? Кто тебе сказал про меня все эти гадости?

– Не надо! – остановила она меня резко. – Ничего не надо. Я много лет терпела и терпела, мечтая сохранить семью. Но семьи у нас никогда не было. Так что давай на этом заканчивать. Тебе туда, а мне сюда.

И мы разошлись по разным переулкам.

Я тихо брёл в сторону конгресс-холла, толком не понимая, куда иду и зачем. Но остро чувствовал, что за мной идёт Некто, и этот Некто радостен и счастлив. Садистски счастлив и безумно радостен… Я даже видел, как он с удовольствием потирает руки и шепчет, шепчет мне прямо в голову: «Дурак ты, братец, ох, дурак! И жил неправедно, и бедствовал при том. Но семья, твоя семья всегда была твоей опорой. Многое вы пережили совместно, было и трудно, но бывало и радостно. Жизнь, вся жизнь пошла насмарку, из-за твоей глупой несговорчивости. Твоя жена, с которой прожито столько лет, осталась одна в пожилом возрасте, дети взрослые, да, ничего не скажешь, но и в таком возрасте лад и согласие родителей для них многого стоят… Но это еще не всё, поверь, мы еще нашлём на тебя и видения и соблазны, и проклянешь ты весь свой белый Свет! Будешь проситься прочь, но не будет пути назад. Ведь стоило приложить небольшое – кро-охотное – усилие, которое и заключалось-то в нескольких словах, и всего-то в нескольких фотографиях, и ты – духовно обездвижен. Так чего сейчас стоит вся твоя безупречная подготовка? Чего вы все стоите? Тряпки вы, а не Служители! Просто тьфу и растереть! И всё ваше движение такое».

– Оставьте меня, – бормотал я непонятно в чей адрес, – уйдите прочь!

Присел на скамеечку, не в силах идти дальше и заплакал.

– Папа, папа, – говорил, всхлипывая, точно ребенок. – Забери меня отсюда, как зол этот мир, я не желаю в нём быть…

И еще непонятно что твердил я и твердил, всё более и более исступленно. И сам себе казался совсем маленьким и абсолютно одиноким.

«Она ведь предупреждала тебя, – услышал совсем рядом. – Разве ты не внял этому предупреждению»?

Почудилось, голос отца.

Рядом остановилась молодая девушка.

– Дяденька, вам плохо? – участливо спросила. – Вызвать скорую?

Этот обычный человеческий вопрос внезапно меня отрезвил.

– Не надо, милая, – я попытался улыбнуться, – это всего лишь слезы.

_________________________

Рядом засигналила машина. Я внимания не обратил, не так уж много у меня знакомых, у которых «крутые» иномарки.

Опустилось стекло, высветилась родная физиономия.

– Садись, – сказал Новоселов, – поехали.

– На кой хрен мне куда-то ехать? Я бы и рад, да нет пути.

– Ладно-ладно, оставь, красивые словеса прибереги для более подходящего случая.

– Некуда больше спешить. Семья моя дала мне под зад коленом.

– И не семья, а всего лишь жена, – ответил Юрий. – Твои дети навсегда останутся твоими детьми, помни это хорошенько. Я всё знаю!

– Так быстро? И откуда же?

– Иначе нам нельзя. Иначе, зачем мы вообще нужны в этом городе и на этой земле.

– Если ты такой всезнающий, то просто выйди из машины на пять минут и послушай меня.

Видя моё состояние, он вышел из машины и сел рядом.

– Обложили! Со всех сторон обложили, как волка… Один я, Юрка, остался. Совсем один. Дети видеть не хотят, жена – чужой человек, родные отвернулись… Ну, скажи мне, ваше преосвященство, долго будет всё это продолжаться? До каких ещё пределов я дойду, прежде чем стану полезен? Я готов служить даже плинтусом в вашем кабинете, только верните мне нормальное человеческое существование. Не могу! Не хочу! Не буду! Почему меня не убили в Приднестровье?! Уже бы и звук имени в этом мире затерялся и забылся. Как я был счастлив на войне! Я защищал людей, я уничтожал зверей, я был полезен! Меня ценили, мне доверяли дорогостоящее оружие! А теперь я безоружен и совсем никчёмен!

– Что ты предлагаешь? – внезапно спросил Новоселов.

– В каком смысле?

– Что ты конкретно предлагаешь? Ты хочешь уйти? Наши двери всегда открыты для слабонервных. Хочешь, чтобы я стал сочувствовать тебе? Знай, мы все прошли через подобное. И никто нам не сочувствовал, потому что все сознательно выбрали стезю Служения.

– Просто я хотел тебе сказать как другу…

– Ты говорил, я слушал. И как друг я тебе категорически заявляю: не надо распускать сопли, неблагодарное это занятие и совсем смешное. Не поймут – азия-с… Едем?

– Юра, ты совсем не способен на сочувствие? У тебя вместо сердца пламенный мотор?

– Знаешь, Леха, – ответил Новоселов немного мягче, – когда-то на его месте точно было сердце.

Мы подъехали к скромной пасторской обители из красного кирпича.

– Юра, ответь мне всего на один вопрос: что делать нам, когда всё, исключительно всё, помогает им?

– Вспомни Стругацких «Трудно быть богом», – ответил Новосёлов. – «Оставаться коммунарами»… Давай останемся коммунарами, Лёшка.

Природа вокруг ликовала. Пели птицы в кустах, синее небо слепило бездонностью своей. Но радоваться не хотелось.

– Юра, есть важная просьба.

– Ты точно сейчас в полном порядке?

– Да уж куда порядочней? Надо перевезти мои вещи, хотя бы временно сюда к тебе, и убраться из той квартиры, пока дома нет матушки и дочери. Пусть думают, что я… Ну, не знаю. Я обещал жене сегодня же найти угол для проживания.

– Искать ничего не надо, – ответил Новосёлов, открыв дверь машины. – Будешь жить по улице Абая, вот адрес. Необходимое для тебя там заложено: компьютер, телевизор, книжные полочки, стол, холодильник, запас еды. Сережа, – сказал он водителю, – всё перевезёшь туда, потом приезжаете сюда. И никуда больше, ты понял?

– Понял, Юрий Тимофеевич.

– И ещё, если ты не против, я хотел бы связаться с Тиной по Интернету, – попросил я и тут же прикусил язык, вспомнив.

– Связь в «паутине» нам запрещена, – ответил Новосёлов. – Ты же знаешь, это не наша область, нас там просвечивают аж до самых мозгов. Отменяется. Слушай, почему ты всё время забываешь о телепатическом способе связи? Понятно, еще не привык. Привыкай. Езжайте. Время идёт.

2

Я никогда не предполагал, что стезя Служителя Света может довести до полного отчуждения, одиночества и всеобщего (почти всеобщего) презрения. Раньше казалось, весь добрый мир будет нас благословлять, помогать нам… А получалось наоборот – против нас было почти всё!

Стезя Служителя незаметна. Даже самые сложные акции выглядят так, будто получилось само собой. Тогда как Тьма упорно, везде и всюду, трубит о достижениях и победах.

И все ей аплодируют. И многим она даёт необходимое. И почти ничего не требует взамен. По крайней мере, большинство в этом уверено.

Как и когда я пришёл к Служению? И где его начало? В Приднестровье? Либо чуть раньше, в Литературном? Неважно. Я сам избрал этот путь. Или не сам?

Порой я сожалел об избранном, но теперь ясно понимал, что если не мы, то кто?

Ну, не нужен я своей семье… Тина ведь предупреждала. Новосёлов говорил об этом неоднократно. Предлагали отойти. Но я остался. Значит, это необходимо каким-то силам, которые рассчитывают на меня, значит, надо жить и действовать дальше.