Секс пополудни

— Простите меня, что перебиваю вас, — сказала быстро Андрианна, — но, пока я не забыла, Пенни, я предлагаю нам всем: тебе, Николь и мне обсудить, в каких платьях нам надо присутствовать на твоем бракосочетании. Если ты скажешь, Николь и я можем скоординировать наши планы.

Но и Пенни, и Николь проигнорировали ее вопрос.

— Я уверена, что сделала правильный выбор, — твердо сказала Николь. — Эдвард оправдал все мои ожидания и выполнил свою часть контракта. Ибо этот брак был контрактом, соглашением. У меня были свои обязательства. О, я понимаю, что ты думаешь. Что он стар и неинтересен. И что с ним я многое теряю. Что? Много оргазмов? Но я вышла замуж не ради секса. Женщина, вышедшая замуж ради секса — еще большая дура, чем та, что вышла по любви. Маман сказала, что, если замужество правильное, потом обязательно придет любовь. И она была права.

— То есть ты любишь Эдварда? — Пенни была неумолима.

Николь оставалась холодна:

— Если понимать под любовью заботу и уважение, то да. Эдвард добр, заботлив, предан мне. Эго — одна из причин, почему я вышла за него… за американца… Старого американца. Французы имеют склонность к любовным приключениям на стороне, что, конечно, дает право и их женщинам заниматься на стороне любовными делами. — Она поморщила нос, запахло чем-то дурным. — Я не хотела бы терпеть это в моем муже. Ты понимаешь? Я получила, что хотела, и я не разочаровалась. — Она посмотрела в свою рюмку. — Я никогда не была разочарована в Эдварде.

Глаза Пенни сузились.

— А что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ты вышла за Эдварда просто потому, что боялась… Боялась разочарования? Боялась?..

— Пенни, ты зашла слишком далеко, — запротестовала Андрианна.

— Нет, Энни, пусть. Какое имеет значение то, что она говорит? Посмотри, что у нее в прошлом. Два неудачных замужества и два развода. Сейчас она готова выйти замуж в третий раз. И за кого? За Гаэтано Форенци. Он не беден, но деньги для нее значения не имеют. Но он в отличие от Эдварда молод, обаятелен, романтичен и сексуален. О да, очень, очень сексуален. Но постоянен ли? Уважителен? Искренен? И можно ли ему доверять?

Ее рот скривился в тонкую, горькую усмешку.

— Прежде всего будет то, что называется страстью, и очень большой секс. Сначала он будет срывать одежду с ее тела, но спустя несколько месяцев он будет сдирать одежду с кого-нибудь другого — может быть, восемнадцатилетней девчонки, у которой и кожа посвежей, и тело покрепче. Она использует это как оправдание для заведения собственных любовников. Молодых, старых, красивых, некрасивых… какая разница. Она будет пользоваться теми, кто подвернется. А потом? Потом еще один отвратительный брак и, возможно, отвратительный развод.

— Ах ты! Ты твердожопая сучья писька! Так знай же, что Гай и я любим друг друга! Романтической, сексуальной любовью! Ты этого никогда не имела. А если и имела, то боишься. Вот что тяготит тебя, ведь правда?

Андрианна не могла вынести таких ужасных слов. Если бы знать, как прекратить это, думала она. Но не находила слов. Да и кто она такая, чтобы прерывать разговор? Что она знает? Жила ли она реальной жизнью? Вряд ли. Она жила в мире теней, делала вид, играла. Кто прав? Пенни, жившая полнокровной жизнью, все стремившаяся потрогать, пощупать руками, как ребенок? Прожигавшая жизнь в одно время и находившая холодную воду, чтобы загасить пожар — в другое. Но все время наслаждавшаяся смехом, экспериментом, различными острыми моментами…

Или Николь, всегда разыгрывавшая безопасность, покой, боявшаяся непредвиденных случайностей, в том числе катания на лыжах и даже питья, что называется «крепких напитков», или неповиновения маминым указаниям насчет «правильного» замужества? Даже сейчас, правильно выйдя замуж и ведя шикарную жизнь, Николь всегда носила черное. Черное — это безопасность. Кто носит черное, не делает ошибок. Даже эта квартира в Нью-Йорке, где она могла бы попробовать пожить несколько по-другому, напоминает ее квартиру во Франции. Те же цвета, тот же стиль Людовика XVI. И если она знает, что это имело успех, почему бы не попробовать что-нибудь новенькое?

Когда буря в комнате стала стихать и атмосфера снова становилась спокойной, Андрианна услышала, как Пенни спросила мягким, но настойчивым голосом:

— Если у вас такой замечательный брак и ты живешь полной жизнью, ни в чем не нуждаясь, то как насчет детишек? Даже мужчина возраста Эдварда, а ты вышла замуж пятнадцать лет назад, может еще быть отцом. Почему у вас нет детей?

На какое-то мгновение воцарилась мертвая тишина. Но ответила Николь с достоинством:

— Ты хорошая подруга, дорогая Пенни, но есть вещи, которые обсуждаются только между мужем и женой.

Андрианна видела, как краска бросилась в лицо Пенни, поскольку затронута такая деликатная тема, как приличность ее поведения. В то же время Андрианна поняла, что Николь не намерена отвечать на этот вопрос.

Где дети? Иметь детей — это было как купить неизвестную вещь — вслепую, на аукционе. Рискованный бизнес! Вы никогда не знаете, что получится, но хотите попробовать.

И снова Андрианна спросила себя, кто же прав. Пенни, искавшая всех жизненных удовольствий, не боявшаяся ни прыжков, ни боли, или Николь, настолько окружившая себя факторами безопасности, что они держали ее за горло? Что-то где-то сзади в ее голове повторяло: «ноу пейн, ноу гейн» — не будет боли, не будет и достижений.

Подруги снова начали пикироваться, и временами казалось, что они перешли уже все барьеры. Но потом Андрианна напомнила Пенни, что если она сейчас не уйдет, то опоздает на самолет, и с удивлением услышала, как та с горечью ответила:

— На х… самолет! Есть же еще и утренний рейс, не так ли? Неужели ты не видишь, что у меня очень важный разговор с подругой?

И Андрианна была не менее удивлена тем, что Николь улыбалась, ее зеленые глаза лучились удовольствием. Потом та сказала:

— Поскольку моя подруга Пенни настолько безответственна, что пренебрегает самолетом, а также монополизировала разговор на весь вечер, не давая возможности поговорить с тобой, дорогая Энни, я настаиваю на том, чтобы вы обе остались ночевать у меня, вместо того чтобы ехать в отель. Тогда у нас будет прекрасная возможность поговорить хоть всю ночь, как в добрые старые времена.

Андрианна, довольная, пожала плечами и, рассмеявшись, сбросила туфли.

— Нам нужно поговорить об очень многих вещах, — сказала Николь радостно, также сбросив туфли. Они обе положили ногу на ногу.

— Нам надо обсудить твою свадьбу, Пенни Ли Хопкинс Пул Таунсенд, и решить, что Энн Соммер — известная так же, как Андрианна де Арте, Анна де ля Роза и еще Бог знает под какими именами, — и я должны будем надеть как подруги невесты в соответствии с нашим собственным имиджем и имиджем друг друга. Конечно, нам нужно поговорить о меню и списке вин, потому что я настаиваю на этой привилегии, учитывая мои знания в этой области.

— О, конечно! — согласилась Пенни. — Но тебе придется помнить, что у нас не должно быть только французских кушаний и только французских вин. Я должна учитывать вкусы и моего будущего свекра, итальянца, моего папочки, техасца… И обычаи калифорнийского отеля. Я не знаю, как все почувствуют себя при эклектичном меню.

— Не беспокойся, Пенни Ли. Ты забыла о моем богатом — опыте жены посла, который содержит в себе умение угождать людям всех типов и индивидуальностей, даже самым странным вкусам. Что касается отеля, предоставь это мне. Я полечу туда и возьму все в свои руки.

— Это было бы прекрасно, — пробормотала Пенни, уже не желавшая чем-либо досаждать своей подруге.

— Но после того как мы начнем обсуждать меню — или перед этим, — я должна узнать у Энни, почему она вдруг оказалась в этой части света. Это часть игры, дорогая, или здесь замешан мужчина?

— Хорошо бы, — сказала Пенни, тоже сбросив обувь. — Может быть, тебе удастся выведать у нее правду. Я весь день задавала ей этот вопрос — и ничего не добилась. Я скажу, что это мужчина…