Золотые века [Рассказы]

Он успел только прошептать:

— Спрячься там.

Кубинка забралась в шкаф. Альфреду едва хватило времени, чтобы разгладить одеяло и поправить растрепавшиеся волосы, проделав обе операции одной рукой, и тут Марта появилась в комнате.

Никогда еще на свете не существовало двух человек, которые бы смотрели на сложившуюся ситуацию со столь различных точек зрения. Альфреду казалось, что его вина совершенно очевидна: все улики были налицо. Марта же считала виновником всех бед владельца магазина: цены уличали его. Она принесла несколько пакетов новой одежды и говорила без остановки, с возмущением потрясая счетами. Альфред спросил:

— Разве ты не собиралась сегодня поехать с матерью на кладбище? — Но она даже не удостоила его ответом, так велика в эти минуты была ее ненависть к текстильной промышленности: каталонской, итальянской, мировой, вселенской.

— Дорогой, хочешь знать, сколько сейчас стоит пара жалких чулок?

В любой момент она могла открыть шкаф, чтобы сложить туда обновки. Но, нет, пока дело откладывается. У него появляется надежда: благодаря какому-то чуду Марта оставляет пакеты в углу, словно у нее возникло неотложное дело.

Однако на самом пороге комнаты она неожиданно оборачивается, возвращается и дотрагивается до ручки шкафа. Альфред хочет предотвратить трагедию, но он не знает, что сказать, и молчит. Тяжелая дверь шкафа открывается. Она так велика, что Марта исчезает за ней, словно за ширмой. Альфред зажмуривается.

Никакого визга не слышно, только петли скрипнули. Потом пасть чудовища вновь закрывается, и раздается голос Марты, которая произносит: — Милый, тебе плохо? Ты сильно побледнел.

Жена уходит в столовую. Альфред заглядывает внутрь шкафа и раздвигает рукой платья, висящие на плечиках. Кроме одежды, в шкафу ничего нет.

■

Еще до того как шкаф проглотил кубинку, приключилась непонятная история с котенком.

Цветоносная неделя перед Пасхой, воскресное утро. Марта уже ушла в церковь, вся семья ждала его для освящения пальмовой ветви, а он замешкался, выбирая подходящий галстук среди висевших в шкафу. Пока он их рассматривал, какое-то пушистое существо принялось тереться о его ноги. Он опустил глаза и увидел котенка с тигриными полосками на спине — таких много бегает по улицам. У него была только одна особенность: самый кончик хвоста — белый. Альфред не мог понять, каким образом эта зверушка выскочила из шкафа, но у него не было времени на разгадку домашних тайн. К тому же он никогда не любил животных и не хотел, чтобы Марта взяла котенка в дом. Он взял пушистый комочек обеими руками и вышел на улицу, стараясь держать животное как можно дальше от себя. Потом Альфред оставил его за углом и благополучно забыл о нем.

Но однажды, уже после того как шкаф проглотил кубинку, из случайного разговора Альфред узнал о странном происшествии.

Теща пришла к ним в гости на обед. После десерта женщины завели бесконечный разговор о тесьме и прошивках, лентах и косых бейках — в общем, о высоких материях, обрекающих мужчин на молчание со времен Адама. Альфред, которого клонило в сон после сытного обеда, устроился в плетеной качалке на террасе и мирно дремал, но вдруг до самых глубин его подсознания донеслись женские голоса. Теща старалась убедить Марту не заводить домашних животных: „Послушайся моего совета, детка, а то с тобой может случиться такая же беда. Я безумно любила этого котенка, а он в один прекрасный день куда-то испарился. Потом всегда так жалко бывает…“

На террасе было очень хорошо: не жарко и не холодно; легкий ветерок играл листьями смоковницы, кругом царили покой и порядок. И тут без всякой видимой причины Альфред задал вопрос:

— А каким был ваш котенок?

Он смотрел на тещу сонными глазами с таким выражением, словно весь мир вокруг состоит из врагов. Со своей стороны, женщины пронзили его взглядами четырех глаз, словно он не просто вмешался в их разговор, а помешал заговору.

— О, он был прехорошенький, — наконец ответила теща. Она отхлебнула глоток травяного чая и добавила: — Кончик хвоста у него был совсем белым.

Альфред вздрогнул в своей качалке. Вне всякого сомнения, ему довелось увидеть именно этого котенка, хотя было совершенно непонятно, каким образом тот очутился у его ног. Он заметил:

— Может быть, котенок еще вернется.

— Нет, что ты, милый, такого быть не может, — рассмеялась теща, — он не вернется. Слишком много времени прошло.

— Сколько? — спросил он, зевая.

— Да лет тридцать пять будет, — закрыла тему гостья. И тут же добавила свойственным ей сдержанным ехидным тоном: — Иногда можно так заблудиться, что дороги обратно во веки веков не найдешь.

В ту ночь Альфреду не удалось сомкнуть глаз. Как ни крути, а единственным возможным объяснением истории с котенком было самое невероятное: тогда, тридцать пять лет назад, теща зазевалась, и зверек запрыгнул в шкаф, чтобы выскочить оттуда в то воскресенье перед Пасхой. Шкаф заглатывал живые существа, а потом изрыгал их, когда ему было угодно. И вопрос заключался не в том, как это происходит и почему, а совсем в другом.

Она вернется. Когда-нибудь его кубинка вернется назад.

■

Когда в жизни человека случается нечто непредвиденное, он может счесть это событие дурным сном. Но что предпринимает трезвомыслящий мужчина перед лицом такого совершенно из ряда вон выходящего факта? Ничего. И в самом деле, наверное, самый лучший выход для бедняги, которого шкаф лишил любовницы, состоит в том, чтобы не предпринимать ничего. Он может помочь жертве? Нет. Есть ли его вина в ее исчезновении? Нет. Будет ли какой-нибудь толк от того, что он расскажет об этом необъяснимом, с рациональной точки зрения, событии людям здравомыслящим? Нет. Если его сограждане не верили в такие замечательные вещи, как безумная страсть, то что бы они подумали, если бы он завел разговор о шкафах-каннибалах?

Итак, с легкостью, непонятной даже для него самого, Альфред забыл о случившемся. Поначалу, на протяжении нескольких месяцев, он время от времени поглядывал исподтишка на шкаф, но постепенно стал это делать все реже и реже, а потом и вовсе перестал. Затем у него родилась дочь. В первое время после женитьбы Альфред считал, что наилучший способ быть настоящим мужчиной состоит в том, чтобы стать хорошим мужем. День, когда появилась на свет его дочь, внес некоторые коррективы в это убеждение: наилучший способ быть настоящим мужчиной состоит в том, чтобы стать хорошим отцом. Именно в это время он впервые начал думать о кубинке как о чем-то далеком. Не была ли любовь, которую они испытали в тот день — в тот один-единственный день, — химерой? И даже более того — не была ли сама красавица плодом его воображения?

На протяжении некоторого времени Альфред пытался решить загадку шкафа с научной точки зрения. Когда дочери исполнилось пять лет, он подарил ей шелковичных червей в обувной коробке. Как это обычно происходит, наставник получил от эксперимента гораздо больше пользы, чем его ученица. Альфред регулярно кормил своих подопечных листьями тутового дерева. Червячки с каждым днем становились все толще и толще, а он каждый день бросал одного из них в шкаф. В результате только двум червям удалось окуклиться в коробке. Альфред сохранил коконы и даже позволил бабочкам, появившимся оттуда, спариться тем непристойным способом, который принят у этих насекомых: маленькая бабочка пристроилась на спине большой, и их совокупление — не вызывающее ни боли, ни наслаждения — длилось целую вечность. Иногда самец начинал бешено бить по воздуху своими крылышками. Насекомые не разлучались ни на минуту.

Третий день совокупления оказался последним. Насекомые обессилели и увяли. Самец трепыхался в углу коробки, а самка лежала среди отложенных ею тут и там на картоне яичек — их было около сотни, а может быть и больше. Бабочки умирали. Кожица их шелушилась и спадала грязными клочками, а жалкие крылья, бесцветные и не пригодные для полетов, распластались на дне коробки точно обрывки папиросной бумаги, оставшиеся от сломанного воздушного змея. Альфред резким движением схватил коробку и вытряхнул бабочек в шкаф, пока они еще не умерли. Однако им двигало не сострадание, а научный интерес. Его идея заключалась в следующем: если учесть, что он бросал шелкопрядов в шкаф в строгом порядке, то по их возвращении можно будет судить о том, что происходит со временем внутри шкафа. Через несколько недель Альфред вновь увидел своих подопечных.