Современная проза Сингапура

Да, мне известно, что транснациональные корпорации производят лучший в мире куриный бульон, чья крепость и вкусовые качества — не целиком продукт рекламы. С такими ресурсами, как у них, было бы смешно ожидать иного. Не размазню же из вчерашних остатков!

Думаешь, я хватил через край? Любовь не искусное наваждение и не обман рекламы? Как же, как же, помню. Любовь — великое облагораживающее чувство, которое спасет человечество, удержит от безумной гонки навстречу собственной погибели. Ответь (мне действительно любопытно) — может любовь накормить и одеть миллионы голодных и босых? Уничтожить войну или инфляцию, предрассудки или глупость?

Ты убежден, что, когда есть любовь, ничего больше не нужно. Броди себе и, как блаженный, питайся свежим воздухом да размышляй о милых никчемностях. А когда зубы выпадут, Джейсон, ты снова станешь уверять, что тебе ничего не надобно, кроме любви? Так вот что я тебе скажу. Любовь нельзя вдохнуть или понюхать, нельзя ни пощупать, ни попробовать на вкус. А уж с нашим смогом и повышенным уровнем шумов не стану упрекать, коль тебе не удастся ни разглядеть ее, ни расслышать. Не говори, что я туп и не понимаю абстракций. Абстракции — спасение недоумков. А объяснить не можешь, потому что объяснять нечего: любви попросту нет.

Пора повзрослеть, Джейсон. Мир — замечательная штука. Он перед тобой, он ждет тебя, как и миллиарды других. Не надо быть экспертом ООН по народонаселению, чтобы понимать: каждый живет сам по себе и любовь не лежит на блюдечке. Она такой же товар, зависящий от спроса и предложения, и позволь напомнить, что предложение весьма ограниченно (если запросы вовсе не иссякли). Возможно — это не более чем мое предположение, — что ты еще продолжаешь думать: «Veni, vidi, vici». Латынь — мертвый язык. Она погубила римлян и тебя загубит. Любовь мертва, как латынь. Ах, Джейсон, тебе бы уж следовало знать, что бесполезно биться головой о каменную стену. И чего ты такой упрямый? Наслушался болтовни о том, что миру не хватает любви. Еще одно расхожее словечко в пресловутой трескотне. Но если начистоту, приятель, я самый большой лопух на свете. Я бы и сам не поверил. Втрескаться в елочную куклу в упаковке из мишуры. Наверное, сослепу. Вот уж поделом! Валяй, называй меня идиотом. Пичкай своими любимыми теориями насчет Фрейда, окружающей среды, личности и чего еще там. Ибо, доктор, у меня налицо все симптомы, и если ты меня не вылечишь, то, боюсь, больше некому.

Я слыхал от одного ответственного лица, что любовь — бегство от тягот и обязанностей семейной и общественной жизни. По-моему, это еще один повод нацепить на меня ярлык. Как, к примеру, «предатель». Будь спокоен. Я не собираюсь выдавать тираду о мире, потерянном для любви. Потому что это не так. Ты уж поверь: проще сказать, чем потеряться; попробуй удрать, когда вся родня живет вдоль дороги и не спускает с тебя глаз.

Даже это удостоено называться любовью. Они до смерти напуганы, как бы ты не свалился и не сломал себе шею, перелезая через забор. Но почему, скажи мне бога ради?! Потому что они тебя любят! Я ж говорил, что от нее не убежать, даже в самой дерзкой мечте: лишь помысли — и тотчас к твоим ногам брякнется с коня какой-нибудь славный рыцарь Дон Кихот, чтобы сделать тебя пленником любви. Такая вот игра, брат. Разве ты не знал?

Кому нужна любовь, Джейсон?

Кому, скажи на милость?

Даже если ее больше не существует?

Любящий тебя — я.