Свадебный переполох

– Совсем? – насторожился Петр.

– Совсем. Один раз сидел на лавочке в парке, знакомиться не захотел. Второй раз на теннисном корте соблазняли, результата никакого. В третий раз вечером подкараулили, он ведро выносил. Знакомиться отказался. А вчера он из дому не выходил. Правда, Сюзи гуляла весь вечер под его балконом, но он не обратил на нее внимания. Радуйся, Погос, твоя дочь выбрала достойного мужа. Хотя надо бы хорошенько проверить езида, с которым общается отец жениха, мало ли…

– Не надо, пойдем, Петя, – отрезала Аннушка, гневно сверкнула глазами и хлопнула дверью.

– Спасибо тебе, Арминэ, – вздохнул Петр и побежал вслед за женой.

– Не за что, приходи, если что! – крикнула ему вдогонку Арминэ и процедила сквозь зубы: – Без жены приходи, дурак старый.

Вечером за ужином Петр Мурадян долго косился на жену, на зареванную дочь, на мать, потом тяжело вздохнул и молвил:

– Звони своему Котофею или как там его, пусть приходит с родителями на ужин, посмотрим, что за люди.

Арусяк, которая за это время успела послать через Офелию письмо возлюбленному, в котором оповещала его о том, что в ближайшее время выкрадет паспорт и убежит с ним в Москву, вскочила со стула, завертелась на месте, как волчок, и, радостно завизжав, стала целовать отца в макушку.

– Ну ладно, ладно, я еще свое слово не сказал, – сердито пробормотал Петр.

– Мало нам одного уруса, а тут еще трое, – проворчала Арусяк-старшая, жуя отбивную. – Вон в соседнем доме парень есть хороший, Давидом зовут. Умный мальчик, сын Манушак Погосовны, я ее знаю, женщина она порядочная, и деньги у них водятся…

– Обойдемся без Погосовны, хватит дочь мою терзать! – отрезала Аннушка.

На кухню вбежала взволнованная Арусяк и сообщила, что сегодня вечером родители Тимофея готовы нанести им визит.

– Готовить надо срочно, чем гостей кормить будем? Кололак сделаю, – предложила Арусяк-старшая.

– Ну уж нет, Петр купит мяса, приготовим шашлык, не надо возню разводить. – Аннушка грозно посмотрела на свекровь.

– И то правда, – согласился Петр. – Сделаем шашлык.

Елизавета Анатольевна, услышав известие о том, что их пригласили на ужин к родителям Арусяк, забегала по квартире, то и дело выкрикивая:

– Боря, как ты думаешь, что лучше надеть – фиолетовое вечернее платье или коктейльное бирюзовое?

– Все равно, мне ни то, ни другое не нравится, – отмахнулся Борис Иванович, у которого появился новый объект для изучения: молокане, торговавшие на рынке квашеной капустой [16].

– Тима, где мое жемчужное ожерелье? – переключилась Елизавета Анатольевна на сына, понимая, что от мужа толку мало.

– Мама, я не знаю, оставь меня в покое, – возмутился Тимофей, не находивший себе места с того самого момента, как Арусяк позвонила ему.

В шесть вечера профессор Борис Иванович Столяров, его жена Елизавета Анатольевна и сын Тимофей наконец увидели своих будущих родственников.

– Прошу, проходите. – Петр Мурадян поклонился и проводил гостей в комнату.

В комнате был накрыт пышный стол, посреди которого возвышался поднос с шашлыком. Шашлык был еще горячим и испускал такой аромат, что у всех собравшихся, в частности у Бориса Ивановича, потекли слюнки. И только Елизавета Анатольевна, увидев гору мяса, поджала губы и с ужасом посмотрела на мужа. Гости расселись, выпили по бокальчику вина за знакомство и завели неспешную беседу. Великие шмотницы Аннушка и Елизавета Анатольевна сразу нашли общий язык, когда Елизавета Анатольевна вдруг заметила на шее Аннушки колье от Тиффани, которое любящий муж подарил ей на пятнадцатилетие совместной жизни.

– О, у меня есть похожее, – с восхищением сказала Елизавета Анатольевна. – А каких модельеров вы предпочитаете?

Аннушка призадумалась. Она сразу поняла, что перед ней настоящая аристократка (то, что Елизавета Анатольевна просто хочет казаться таковой, осталось для матери невесты тайной). Сама Аннушка в душе так и осталась девушкой из Ахтырки, хотя муж ее стал зарабатывать приличные деньги. Как говорится, можно сколько угодно холить и кормить обычную лошадь, но она все равно не станет прекрасным арабским скакуном.

– Пожалуй, в этом сезоне мне близок Лагерфельд, – выдала она через пару минут.

– О, я с вами абсолютно согласна, абсолютно, у него потрясающая коллекция. Впрочем, Гуччи тоже был весьма недурен.

– Разделяю ваше мнение, – кивнула Аннушка. Не желая ударить в грязь лицом перед такой утонченной дамой, она стала есть шашлык при помощи вилки и ножа, аккуратно отрезая маленькие кусочки.

– Я, кстати, уже три года вегетарианка. Очень рекомендую, очень. Такая легкость появляется, – заявила Елизавета Анатольевна, с ужасом наблюдая, как ее муж уплетает мясо.

– Кто-кто она? – толкнула внучку в бок бабушка, которой Елизавета Анатольевна сразу не понравилась.

– Вегетарианка, человек, который мяса не ест, – прошептала Арусяк.

– А чего не ест? Денег не хватает, что ли? Ты же говорила, что он профессор. – Старушка недобро покосилась на Бориса Ивановича, который увлеченно рассказывал Петру о том, о чем он мог говорить сутки напролет, – о езидах.

– Есть у них деньги. Она из принципа не ест, животных любит.

– Не понимаю я такого! Есть деньги – покупай мясо, нет денег – не покупай, а так ерунда какая-то получается, – недоумевала Арусяк-старшая.

Но младшей Арусяк было не до бабки. Она сжимала под столом руку Тимофея и обещала Господу, что больше никогда в жизни не совершит ни одного дурного поступка и станет самой примерной девушкой на свете, если два семейства все же найдут общий язык и примут решение породниться.

В отличие от дочери Петр Мурадян родниться не спешил. Он внимательно изучал профессора и его жену, пытаясь понять, что они за люди и стоит ли отдавать им самое ценное, что у него есть. И только к концу третьего часа, когда Аннушка и Елизавета Анатольевна успели обсудить всех модельеров, последние светские хроники и даже кое-что совсем интимное, а Арусяк-старшая прожужжала Тимофею все уши, рассказывая о том, что ее внучка – редчайший алмаз, которому нужна соответствующая золотая оправа, Петр Мурадян кашлянул, посмотрел на дочь, встал и поднял бокал, после чего произнес такую речь, от которой некоторые собравшиеся чуть не прослезились, а другие – едва не упали в обморок.

– Дочь моя, Арусяк! – сказал Петр, взглянув на светящееся от счастья лицо дочери. – В тот светлый день, когда ты родилась, над головой моей засияло еще одно солнце. И пускай Господь не дал мне сына, но я всегда надеялся, что твой избранник станет мне сыном. Когда я привез тебя в Ереван, я всем сердцем надеялся, что ты выйдешь замуж за хорошего армянского парня и осчастливишь меня здоровыми армянскими внуками. Но как говорит твоя мать, от судьбы не убежишь. Может быть, знай я наперед, что все сложится именно так, то никогда не привез бы тебя в Ереван, но что случилось – то случилось. Если это твоя судьба – будь счастлива, дочь моя. Но если избранник твой не оправдает твоих надежд, – Петр грозно посмотрел на Тимофея, – помни, дочь моя, что у тебя есть отец, который зарежет любого, кто тебя обидит.

Закончив речь, Петр опрокинул бокал и залпом выпил его содержимое. Елизавета Анатольевна посмотрела на сына, потом на кровожадного Петра и прошептала:

– Господи, ну нельзя же так, мы ведь цивилизованные люди. Что значит – «зарежет»?

– Зарежет, только так! – закивала головой Аннушка, подумав, что будущим родственникам неплохо было бы знать, что с их дочерью надлежит обращаться очень бережно, чтобы не заснуть вечным сном с кинжалом в груди.

– Тима, ты уверен, что хочешь на ней жениться? – осторожно поинтересовалась Елизавета Анатольевна, когда они возвращались домой в два часа ночи, уставшие и подвыпившие.

– Абсолютно. Ты зря боишься Петра, он хороший мужик. – Тимофей потрогал нос, который все еще болел после удара «хорошего мужика» Петра Мурадяна.

– Мне они тоже нравятся, славные такие. Особенно бабушка, душевная старушенция, – засмеялся Борис Иванович. – Сказала, что их соседка продает какое-то народное средство, от ревматизма помогает. Обещала отправить с внучкой. Может, поможет, а?