Господь хранит любящих

— Что с тобой?

— Ничего. — Она взяла меня за руку.

В своей квартире Петра сразу же приступила к делу. Садисткой она не была.

— Мне нужны драгоценности, — обратилась она к Сибилле почти извинительным тоном. — У меня жуткие долги. Послезавтра истекает срок одного векселя. Я столько должна, что уже и не знаю, как выпутаться. К тому же я проигралась в казино. Как говорится, положение мое отчаянное. Кредиторы больше не будут ждать. Итак, вы отдаете мне драгоценности, Сибилла, и тут же получаете свой паспорт — и можете лететь на все четыре стороны.

Сибилла покачала головой. Ее решение казалось окончательным.

— Да, да, — сказала Петра. — Вы отдадите мне их. У меня еще есть время до завтрашнего вечера. Это много времени. Вы еще успеете передумать.

— Что за драгоценности? — спросил я.

— Те, что ей дал Тонио Тренти, — ответила Петра. — Он подарил ей каменьев и браслетов по меньшей мере на сто пятьдесят тысяч шиллингов. Весь Рим говорил об этом.

— Украшений у меня больше нет, — сказала Сибилла.

— Что?

— Мне пришлось их продать. — Сибилла говорила как во сне, слова получались вялые и монотонные, в лице не было признаков жизни. Что с ней произошло? Это была не та Сибилла, которую я знал. Это была чужая, болезненная женщина, которую я не мог понять. — Я продала их после войны, когда мои дела были плохи.

— Ложь! Я наводила о вас справки, Сибилла!

— Значит, вам сообщили неверную информацию. Мне очень жаль, что я должна вас разочаровать. Я все время разочаровываю вас, госпожа Венд…

Было что-то мистическое в том, как Сибилла становилась все спокойнее, в то время как Петра все больше возбуждалась.

— Не верю ни одному вашему слову!

— Обыщите меня. Обыщите мой багаж. Все, что найдете, — ваше…

Сибилла опустилась в кресло и закрыла глаза. Меня охватил ужас.

— Что с тобой? Что с тобой?!

Она вяло улыбнулась и погладила меня по руке.

— Ничего, родной, просто устала.

— Петра! — Я повернулся я к ней. — Вы действительно заблуждаетесь! У Сибиллы нет никаких драгоценностей. Я бы их обязательно видел!

Женщина с белыми волосами вскочила, на лету прикурила сигарету:

— А вы вообще молчите! Вы понятия ни о чем не имеете! Сибилла обманывала вас с первого же дня, как вы встретились! Что вы о ней знали до того, как я рассказала вам правду?! Украшения у нее! У нее!

— Вон мой чемодан. — Сибилла подняла руку и снова бессильно уронила ее.

— Вы не станете держать их в чемодане! — кричала Петра вне себя. — Вы их спрятали! Ну, погодите! Еще пара часов, и вы мне расскажете, где вы их спрятали! И отдадите! Больше вам ничего не остается!

Сибилла сонно пробормотала, как под наркозом:

— Украшений больше нет.

— Сколько вам нужно денег, Петра? — спросил я.

— Сто тысяч шиллингов.

Я задумался: это почти двадцать тысяч марок. Такую сумму мне не наскрести. Но, может быть, хотя бы часть…

— Я позвоню в свое агентство, Петра… и друзья… Какую-то часть я определенно…

— Мне не нужна часть! Вы представления не имеете о моем положении. Мои кредиторы упекут меня за решетку, если я не заплачу. Я угожу в тюрьму, а у меня ребенок! Кто тогда позаботится о нем?..

— Госпожа Венд, — промолвила Сибилла, не поднимая глаз. — Не могли бы вы оставить нас наедине?

Петра поднялась. Удовлетворенная улыбка озарила ее блеклое лицо:

— Ну разумеется. Я этого ожидала. Вы еще образумитесь.

Она вышла из комнаты, и я услышал, как в дверях повернулся ключ. Я встряхнул Сибиллу:

— Что с тобой случилось? Почему ты такая?

— Все кончено, Пауль.

— Что кончено?

— Все. Мы не можем больше бежать.

— Я…

— Дай мне сказать. Еще вчера, когда ты позвонил во второй раз, я знала, что что-то произошло. Я поняла по твоему голосу. И все же я приехала.

— Зачем?

— Потому что хотела увидеть тебя еще раз.

— Что значит — увидеть еще раз? Это что еще за речи? Сибилла, у нас мало времени! Надо придумать, как ублажить Петру!

Она встала и подошла к своему чемодану, наклонилась и открыла замок. Крышка откинулась. Когда она выпрямилась снова, в ее правой руке блестело что-то черное, что-то металлическое. Это что-то оказалось револьвером.

11

— Сибилла!

Я дернулся вперед, но револьвер заставил меня остановиться.

— Сядь, — сказала Сибилла, — и не перебивай меня. Я знаю, что должна сделать. И не дам сбить себя с толку.

— Сделать? Что должна сделать?

— Там, на горе, у меня было достаточно времени все обдумать, Пауль. Мы не можем бежать. Я убила человека. Другой по моей вине тоже лишился жизни.

— И это ты говоришь после всего, что наделала, чтобы не попасться?!

— Мне потребовалось много времени, чтобы понять. В принципе, это ты подтолкнул меня к этому решению.

— Я?

— Да, Пауль. Когда за завтраком ты сказал, что тебе безразлично, убийца я или нет. Тогда я поняла, что мне нельзя бежать. Я больше не хочу бежать. Ты знаешь… я верю в Бога!

— Я — нет!

— Тебе легче.

Револьвер поднялся и опустился снова. Я подумал, что страх и волнение совсем отняли у Сибиллы разум.

— Господь справедлив, Пауль. Его нельзя обмануть. Если сейчас я убегу с тобой, Он больше не будет нас защищать.

— Прекрати со своим Богом! Мы должны сами защитить себя!

— Он защищает нас, Пауль. Он хранит нас. Однажды ты тоже поверишь в него. Но я должна понести кару за все, что совершила.

— Чепуха! — заорал я. — Пустая болтовня! Проклятье, прекрати уже с этим!

— Я все обдумала, — продолжала она бесстрастно. — Если я пойду в полицию и сдамся, они приговорят меня к долгим годам тюрьмы, а когда выпустят, я буду уже старухой. Я потеряю тебя, Пауль. В тюрьму я не хочу.

— Кто говорит о тюрьме! Проклятье, Сибилла, оставь уже это!

— Из этого револьвера, — продолжила она, словно не слышала моих слов, — я застрелила Эмилио Тренти. Я и сама застрелюсь из него.

Сибилла молниеносно направила на меня блестящее дуло:

— Сиди спокойно. Не двигайся.

Она и вправду лишилась рассудка. Она уже дошла до того, что готова стрелять — и в меня тоже. У меня по спине побежали мурашки. Я оказался еще трусливее, чем думал. Я остался сидеть и не шевелился.

— Сибилла, Сибилла, пожалуйста… — Я сделал попытку уговорить ее. Если бы хоть вернулась Петра, подумал я. И что тогда? Что бы из этого вышло? — Почему ты хочешь застрелиться?

— Тогда Господь простит меня, и я тебя не потеряю…

— А я? Разве я тебя не потеряю?

Ее губы растянулись в безумной улыбке:

— Уйдем вместе, Пауль… Если ты уйдешь со мной, мы навсегда будем вместе… мы больше никогда не расстанемся…

— Мне тоже застрелиться? — Я подошел ближе. Мои ладони были влажными. Мне было страшно.

— Я дам тебе револьвер… Сначала ты застрелишь меня, потом себя… И мы обретем мир и покой… и больше никогда не расстанемся… И Бог будет любить нас снова…

— Давай, — сказал я, но слишком поспешно. Она отступила.

— Ты этого не сделаешь. Да, я знаю, ты этого не сделаешь. Ты просто хочешь взять револьвер.

Это было правдой.

— Сделаю. Дай. — Я протянул руку и сделал шаг вперед.

Она направила револьвер себе в грудь:

— Ты не сделаешь, Пауль, я знаю это. Об этом я тоже думала. А для меня нет другого выхода. Прощай, Пауль…

В следующее мгновение я прыгнул на нее. У меня голова кружилась от страха, но я прыгнул, и мы вместе повалились на пол. Мы перекатывались друг через друга.

— Нет! — кричала Сибилла. — Нет! Прошу тебя, Пауль, нет!

На меня глянуло дуло револьвера.

— Я же люблю тебя… — шептала она.

Это последнее, что я помню. В следующее мгновение раздался выстрел, и мне показалось, что гигантская рука подняла меня и швырнула в сторону. Вокруг все померкло, а я начал падать, все глубже и глубже, в черный бархатный колодец.

12

Выла сирена.