Таблоид

Какое-то время меня перло от осознания экзотики происходящего. Ощущение притупилось в тот момент, когда берег скрылся из виду и я понял, насколько моя жизнь зависит от прочности этой допотопной посудины.

Джонка отвезла меня на Тагайтай. Так называется ближайший к Маниле курортный островок. Я понырял в лагуне, прокатился на надувном банане с подвесным моторчиком, сфотографировался рядом с дрессированным слоном.

С трех сторон лагуна Тагайтай окружена берегом, а с четвертой вход в нее перекрывает вулканчик Таал. Действующий, но не опасный.

Кратер Таала всего полметра в диаметре. Из него валил дым, и в воду изливались неприлично белесые потоки лавы. От этого вода в лагуне становилась совсем теплой и очень полезной для кожи.

Держать сигарету мокрыми пальцами было неудобно. Щурясь от дыма, я ни с того ни с сего начал прикидывать, а как бы выглядела вон та брюнетка, одень ее в пару свитеров, шубу, шапку и зимние сапоги? С разводами соли, которой посыпают тротуары.

Представить не получалось. «Отвык», — грустно подумалось мне.

Через пару дней мне предстояло возвращаться в Петербург.

А тогда, на набережной, велорикша спросил меня:

— Россия? А где это? Где-то на севере, да, мистер? Говорят, у вас там холодно?

Я кивнул. Типа того, что действительно холодно.

— Ну и как вы? На холоде-то?

Я объяснил, что если потеплее одеться, то ничего. С собой у меня был рюкзак, а к рюкзаку на карабинчике до сих пор были пристегнуты толстые финские перчатки с молнией у запястья.

Я отстегнул их и протянул аборигену. Пусть представит, что значит «одеваться потеплее».

Знаете, как он среагировал? Он решил, что я острю. Это простодушное дитя тропиков долго и вежливо смеялось, называло меня «мистером-остряком» и хлопало в ладоши, но категорически не желало верить в то, что эту странную, толстую, как подушка, штуку можно носить на руке.

Набережная плавилась от зноя. В двадцати двух часах лета отсюда люди хлюпали носами и дети играли в снежки.

Господи! Ну почему я не филиппинец?!

Спустя сутки редактор позвонил, чтобы сказать, что журналист лучше меня никогда не рождался под солнцем! только, э-э-э… как бы помягче?… в МАТЕРИАЛЕ СОВСЕМ НЕТ ТЕЛОК!.. понимаешь? а телки — это важно! вставь пару телочек, пока мы не начали верстаться, ладно?

Сперва я протестовал. Сказал даже, что это противоречит моим религиозным убеждениям.

Редактор ответил, что совсем не просит меня пропагандировать разврат. Не просит врать. Напиши э-э-э… только правду! Ты же наверняка видел там проституток, да? Вот и напиши, что видел. Кстати, выпишу тебе за переделки $150 премии.

На следующий день я отослал ему третий вариант:

— Эй, кьясавчик! Хочешь девочку?

Владелец магазина, сухонький, пожилой филиппинец, сверился с бумажкой. Насколько мне было видно, кроме русского, на бумажке данная фраза была написана еще на двух дюжинах языков.

Невероятно. Здесь, посреди Тихого океана, в городе, из которого до родного Петербурга одного только лету — двадцать два часа, зайти в сувенирную лавочку, заваленную сушеными крокодильими головами и охотничьими луками и услышать звуки родной речи.

В лавке было прохладно, а снаружи мир плавился от нестерпимого зноя. За шелковыми занавесками слышались мяукающие звуки филиппинской речи. Очевидно, там коротали время обещанные девочки.

Хозяин снизу вверх заглядывал мне в лицо.

— Решайтесь, мистер! Реальный секс по-филиппински! Хит нынешнего туристического сезона!

После бесконечных паспортно-таможенных контролей в пересадочных Франкфурте и Бангкоке, в самолете я все-таки заснул. А когда проснулся, то голос в динамиках уже что-то на трех языках бубнил по поводу посадки.

Пролетев над семью часовыми поясами, двумя частями света и тремя океанами, мой «боинг» разворачивался для финальной посадки на острове Лусон, главном острове Филиппинского архипелага.

Толчок — и «Вас приветствует аэропорт имени Корасон Акино». В очереди на таможенный контроль передо мной стоял буддийский монах, завернутый в оранжевую тряпочку.

Настоящий.

Несколько женщин-полицейских со злыми, как у французских бульдогов, лицами предложили мне пройти сквозь арку-металлоискатель. Когда в ней что-то зазвенело, они отвели меня в сторону и принялись лупить по ногам резиновыми дубинками.

Вспомнилась фраза из прикупленного по случаю путеводителя «Как выжить на Филиппинах»: «Филиппинские женщины знамениты своей островной грацией и неизменно отзывчивы на ухаживания иностранцев».

Это эти-то отзывчивы?

От аэропорта до самой Манилы ходили рейсовые автобусы, но я предпочел такси. Стоило оно немного дешевле, чем жетон на метро в Петербурге. Потом я нашел гостиницу.

Район, в котором меня угораздило остановиться, назывался «Кьяпо». Как выяснилось позже, большей дыры не сыскать во всем Восточном полушарии.

В темпе переодевшись, я отправился осматривать достопримечательности. Ну, какая ты, Манила?

Над Манилой повисала ночь. Температура даже не думала опускаться ниже плюс тридцати восьми по Цельсию. Кроме того, наличествовала почти стопроцентная влажность.

И запахи — чего-то гниющего… ядовитых цветов… выхлопных газов. Вы когда-нибудь заходили в раскаленную сауну, в которой перед этим пролили бочку крепленого вина?

Прямо напротив гостиницы стоял громадный, оформленный в колониальном стиле, собор Кьяпо-Чёрч. Путеводитель уверял, что в соборе хранится местная святыня: статуя Черного Бога-Ребенка.

На площади перед собором аборигены общим числом тысяч в десять культурно проводили досуг.

Стучали барабаны. Кто-то танцевал, кто-то молился, кто-то, громко чавкая, ел. Тощий филиппинец в чумазой майке, но совсем без штанов, громко кричал по-английски, что слышит голоса духов.

Прямо на тротуаре были грудами навалены товары: амулеты из акульих зубов, деревянные статуэтки, черные шевелящиеся крабы и расфасованное в стаканчики из-под «Коки» «адобо-адобо» — обжаренные в муке креветки.