Мы одной крови — ты и я!

Магнитофон Славка в это время уже выключил, потому что все встали и направились к выходу. Но потом движение к выходу как-то замедлилось, люди начали сбиваться в группы — кто в зале, кто в фойе — и пошли споры. Славка быстро оценил ситуацию и втиснулся в ту группу, где собралось больше всего «кретинов в цвету» — по его терминологии.

— Понимаешь, старик, я так определил свою задачу: убивать насмешкой! И вообще, как сказал Амброз Бирс: «Спор — один из способов утвердить оппонентов в их заблуждениях». А вот высмеять — это всегда пригодится! — говорил он, радостно скаля свои крупные зубы. — Осмотрелся я: поблизости, вижу, Виктор вовсю разделывает двух каких-то типов при поддержке ряда прогрессивно настроенных личностей; в фойе Иван Иванович выдает на-гора объективные истины явно сочувствующим гражданам; у сцены Володя и Галя тоже чего-то объясняют, хотя в основном стремятся удрать и на Барри все поглядывают. Ну, думаю, они и сами справятся, а вот тут слабый участок. Навалилась, вижу, скопом кретинская элита, все на одного, а он такой, знаешь, супер-интеллект, начисто изолированный от спорта, а возможно, и вообще от свежего воздуха — ну, где же ему против них выстоять! Я и включился с ходу!

— Может, ты перечислишь все же имена действующих лиц? — предложил я.

Славка назвал несколько фамилий в сочетании с учеными степенями. Многие из них были мне более или менее известны, а один даже оказался моим начальством, хоть и не прямым. Ох и всыплет он мне при первом удобном случае!

— А интеллектуала я не определил, — сказал он. — Установил только, что зовут его Игорь, очевидно, в подражание тебе. Ну, неважно. «Неизвестный друг тоже друг», как сказал Лессинг.

Славка и тут выбрал свой любимый род оружия — афоризмы. Само по себе это было удачно: он наверняка ошеломлял ученую аудиторию своей эрудицией. Но Славка ведь не собирался спорить всерьез и что-то доказывать. Он дерзил, откровенно издевался, и я не думаю, чтобы этот разговор тянулся долго: Славкины противники наверняка ретировались, стараясь соблюдать достоинство.

— Понимаешь, старик, я сначала даже старался с ними по-хорошему, объяснил мне Славка. — Я им Гете цитировал: «Легче обнаружить заблуждение, чем найти истину; заблуждение лежит на поверхности, истина — в глубине». Лапласа им назубок шпарил: «Мы так далеки от того, чтобы знать все силы природы и различные способы их действия, что было бы недостойно философа отрицать явления лишь потому, что они необъяснимы при современном состоянии наших знаний. Мы только обязаны исследовать явления с тем большей тщательностью, чем труднее нам признать их существующими». Ведь толково сказано, да? Но до них не доходит! Один даже заявил, что, дескать, Лаплас имел в виду совсем другой уровень знаний… Тут даже твой тезка ожил слегка — они его совсем было удушили, чистый интеллект в такой густой атмосфере существовать не может — и начал высказываться на тему о том, что мы живем в эпоху научных революций и что всякие излишне категорические суждения о невозможности чего-либо сейчас особенно неуместны… Я решил припечатать их покрепче и процитировал из Дарвина: «Невежеству удается внушить доверие чаще, чем знанию, и обыкновенно не те, которые знают много, а те, которые знают мало, всего увереннее заявляют, что та или иная задача никогда не будет решена». Из уважения к Дарвину они проморгали, что я им нахамил. Начали кричать, что говорящие коты это вообще никакая не задача для науки, даже если они есть, а уж тем более, когда их вовсе и нет. Я им на это — Паскаля: «Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть, и достаточно мрака для тех, кто не хочет». А они говорят, что, мол, чего ж тут не видеть: кот был и ни слова не сказал, а только мяукал, как ему и положено. Тогда я им Гейне выдаю: «Некоторые люди воображают, будто они совершенно точно знают птицу, если видели яйцо, из которого она вылупилась». Не успели они опомниться, а я еще афоризмик подкидываю: «Бойся незнания, но еще больше бойся ложного знания!» Старик, Гейне в сочетании с Буддой их здорово травмировал! Они даже зашатались. Внутренне. После чего я заявил, что, несмотря на сегодняшнюю неудачу, вы с Володей своего добьетесь, поскольку Бэкон Веруламский справедливо заметил: «Ковыляющий по прямой дороге опередит бегущего, который сбился с пути». И заверил их, что они тоже вынуждены будут признать говорящего кота, ибо факты вещь, как известно, упрямая, а как сказал Джеймс Лоуэлл: «Не меняют своих мнений только дураки да покойники». Поскольку они о Лоуэлле ничего не слыхали, то дрогнули и тихонько, культурненько разошлись. «И за отсутствием бойцов окончилась и битва», как сказал Корнель.

— Охота тебе была связываться… — заметил я, все же несколько развеселившись.

— По этому поводу могу привести слова Лабрюйера: «Самое изысканное наслаждение состоит в том, чтобы доставлять наслаждение другим». А также справедливое замечание Федра: «Время от времени душа нуждается в развлечении». А кроме того, старик, — сказал Славка, слегка вытаращив свои и без того выпуклые голубые глаза, — если ты думаешь, что мне все это до лампочки, что там происходило, так ты основательно заблуждаешься, и мой долг просветить тебя! Нет, не таков твой двоюродный брат В. Королев! Вышеупомянутый В. Королев сам горел, когда горели на сцене его друзья и братья, и сам кипел, когда кипел зал и «раздавались выкрики и выпады», как поется в песне Галича! В. Королев жаждал включиться, помочь, отомстить — и он утолил свою святую жажду! Хотя не полностью… — добавил он, добросовестно подумав. — Маловато я им все же всыпал! Надо было их в угол загнать и не выпускать. И им было бы полезно со мной подольше пообщаться: мозги хоть немного прочистились бы. «Людям, не умеющим мыслить, полезно хотя бы время от времени приводить в порядок свои предрассудки», как сказал Лютер Бербанк…

Вот так он меня развлекал, пока не пришла мама. Она накормила нас таким первоклассным обедом, что мы оба молча и с невероятной быстротой дочиста опорожнили тарелки, хотя я жаловался на отсутствие аппетита, а Славка уверял, что он совсем недавно пообедал.

— У-ух! — вздохнул Славка, доедая земляничный мусс. — Правильно сказал Франклин: «С тех пор как люди научились варить пищу, они едят вдвое больше, чем требует природа». Тетя Катя, ваш гений многообразен и могуч!

Мама задумчиво посмотрела на него и сказала мне:

— Чего я пожелала бы тебе, Игорек, — это Славкину память и Славкино чувство юмора.

— Чувства юмора у меня и своего как-нибудь хватает! — несколько обидевшись, возразил я.

— Да вот, к сожалению, не всегда… — справедливо отметила мама.

— Тетя Катя, — нравоучительно и довольно тонко ввернул тут Славка, — «если вам подают кофе, не старайтесь искать в нем пиво». Это сказал Чехов, и он был прав!

Нет, Славка все же явление сложное. Мама на него поглядела с удивлением, но тут же сказала, что, конечно, и Чехов прав, и цитата очень к месту, и вообще она неудачно выразилась, но моя меланхолия ее беспокоит и хорошо бы мне малость встряхнуться.

— Правильно! — радостно завопил Славка, снова впадая в свой привычный шутовской тон. — Зря ты это, старик! «Несчастный случай может произойти даже в самых порядочных семьях», как тонко подметил Диккенс, но нельзя же так прочно закисать по этому поводу! Геродот сказал: «Лучше быть предметом зависти, чем сострадания», а ведь я тебе сейчас не могу позавидовать, старик. Нет, вот именно, я тебе сострадаю! И куда же это годится, вдумайся! Напрягись! Поупражняй мускулы воли! «Худший из недугов — быть привязанным к своим недугам», сказал Сенека Младший. А Сервантес, которому доставалось в жизни как-нибудь побольше, чем тебе, заметил: «В несчастии судьба всегда оставляет дверцу для выхода». А уж он-то знал, что к чему и почему!

— Слушай, хватит с меня цитат, заткни ты свой фонтан хоть на время! взмолился я. — И какой же, собственно, выход ты предлагаешь мне?

— «Лучший выход наружу — всегда насквозь», как сказал Роберт Фрост! Ладно, могу и без цитат. Пойдем, старик, наружу! Погуляем! Вот тебе и выход на первое время будет.