Сильнодействующее лекарство

— Я пришла к вам только потому, — сказала Джулиет, — что оказалась в Вашингтоне, я здесь остановилась у друга и вот узнала из газет об этих слушаниях. Они к вам несправедливы. Вы единственный человек в компании, кто проявил хоть какое-то человеческое достоинство в вопросе об этой дряни, монтейне. Все остальные оказались кучей алчных, насквозь прогнивших скотов, а теперь именно вам приходится за все расплачиваться.

Они сидели лицом друг к другу.

— И раньше, и сейчас дело обстоит не совсем так, — как можно мягче сказала Селия.

Она объяснила молодой женщине, что оказалась непосредственной мишенью для сенатора Донэхью и его помощников, поскольку является главным представителем компании; кроме того, ведь ее личные усилия не приостановили в свое время запуск монтейна.

— Суть заключается в том, — сказала Селия, — что Донэхью хочет сделать из компании “Фелдинг-Рот” врага общества.

— Может быть, он и прав, — заметила Джулиет, — и компания действительно является врагом общества.

— Нет! С этим я согласиться не могу! — с жаром ответила Селия. — Наша компания допустила страшную ошибку с монтейном, но сделала немало добра в прошлом и сделает еще в будущем.

Даже сейчас она испытала прилив радостного оптимизма от одной мысли о пептиде-7 и гексине.

— И еще, — продолжала Селия, — какую бы ошибку ни совершил твой отец — а заплатить ему пришлось за нее дорогой ценой, — его никак нельзя причислять к тем, кого ты называешь “алчными и прогнившими”. Он был достойным человеком и поступал так, как считал правильным.

— И вы хотите, чтобы я в это поверила? — с горечью воскликнула Джулиет. — Ведь он давал мне эти таблетки, не предупредив, что лекарство еще не прошло апробацию.

— Ты должна постараться простить своего отца, — возразила Селия. — Он умер, и если ты его не простишь, все равно ничего не изменится, а тебе будет еще тяжелее.

Джулиет лишь покачала головой, и Селия добавила:

— Надеюсь, это пройдет со временем.

Она не стала расспрашивать Джулиет о сыне. Селия знала, что мальчик, которому скоро должно было исполниться два года, находится в специальном заведении для беспомощных и неизлечимых, где ему суждено оставаться до конца своей жизни. Вместо этого она спросила:

— Как поживает Дуайт?

— Мы оформляем развод.

— О Боже, только не это! — с болью воскликнула Селия. Она была искренне потрясена, Селия вспомнила, как на свадьбе Джулиет и Дуайта у нее сложилось твердое убеждение, что их союз будет прочным и продлится долгие годы.

— Все было отлично, пока нашему ребенку не исполнилось несколько месяцев. — По голосу Джулиет чувствовалось, что она смирилась с бедой. — Потом, когда мы узнали, что с ним и почему, все начало рассыпаться. Дуайт был озлоблен на моего отца даже больше, чем я. Он хотел подать в суд на компанию и на папу лично, буквально уничтожить его на суде, причем собирался вести дело сам. На это я никогда не могла согласиться.

— Да, — сказала Селия, — это бы стало полным крахом для всех вас.

— Потом какое-то время мы пытались наладить нашу жизнь, — печально продолжала Джулиет. — Но из этого ничего не получилось. Мы стали совсем другими людьми. И тогда мы решили разойтись.

Казалось, говорить было больше не о чем, и Селия подумала: сколько же горя и трагедий посеял монтейн, кроме тех очевидных бед, что он натворил!

Из всех свидетелей, представших перед сенатским подкомитетом по этике торговли, тяжелее всех пришлось доктору Гидеону Мейсу.

В один из наиболее драматических моментов во время перекрестного допроса Мейса сенатор Донэхью воздел свой указующий перст и прогремел громоподобным голосом:

— Именно вы были тем, кто, представляя правительство и те защитительные барьеры, которые оно установило, допустил, чтобы этот бич ударил по американским женщинам и беззащитным неродившимся младенцам. И не рассчитывайте, что вам удастся выйти отсюда целым и невредимым. Мы позаботимся, чтобы ваша совесть мучила вас до конца ваших дней.

За несколько минут до этого Мейс совершил нечто такое, что повергло в изумление всех присутствующих. Он признал, что до того, как рекомендовать ФДА выдать разрешительное удостоверение на монтейн, он прошел через серьезные опасения в безвредности этого препарата. Основывались они на самом первом сообщении из Австралии. И не развеялись и позднее.

Урбах, который вел перекрестный допрос, при этих словах чуть ли не закричал:

— Тогда ПОЧЕМУ ЖЕ вы его выдали?

На что Мейс, а он явно волновался, ответил, вернее, промямлил:

— Я.., я и сам не знаю.

Этот ответ — а худшего невозможно было представить — ошеломил зрителей, присутствовавших на слушаниях. Зал замер от негодования и ужаса, затем Донэхью разразился своей тирадой. До этой минуты Мейс, хотя и нервничал, казалось, был в состоянии держать себя в руках и связно отвечать на вопросы о своих действиях в качестве инспектора ФДА, проверявшего документацию по монтейну. Свое выступление он начал с краткого заявления. Мейс рассказал о том, с каким огромным количеством документации ему пришлось работать — 307 томов общим объемом в 125 тысяч страниц. Затем он остановился на подробностях различных проверок этих данных, что привело к задержке разрешительного удостоверения на препарат. В конечном итоге, подчеркнул Мейс, все эти проверки привели его к положительному заключению. В своем заявлении Мейс умолчал о сообщении из Австралии. Этот факт всплыл на поверхность позднее, когда ему пришлось отвечать на вопросы.

Именно во время ответов на вопросы, когда речь зашла о случае в Австралии, Мейс начал волноваться и в какой-то момент полностью потерял контроль над собой. Вот тут-то он и допустил страшное признание: “Я.., я и сам не знаю”.

Несмотря на очевидную слабость позиции Мейса, Селия отнеслась к нему с некоторым сочувствием. Выдвинутые против него обвинения показались ей чрезмерными.

Когда истязание Мейса наконец закончилось и был объявлен перерыв, Селия испытала облегчение. Она поднялась со своего места и, движимая чувством симпатии к этому человеку, подошла к Мейсу, — Доктор Мейс, разрешите представиться. Я — Селия Джордан из компании “Фелдинг-Рот”. Я просто хочу сказать вам…

То, что за этим последовало, заставило ее запнуться, повергло в растерянность и смущение. При упоминании имени компании лицо Мейса исказила гримаса дикой, жгучей ненависти. Она впервые видела нечто подобное. Глаза Мейса пылали, сквозь стиснутые зубы он прошипел:

— Не смейте ко мне подходить! Вы меня поняли? И никогда, никогда не вздумайте приближаться ко мне!

Прежде чем Селия успела собраться с мыслями и что-то ему ответить, Мейс повернулся к ней спиной и пошел прочь.

— О чем это вы с ним? — поинтересовался Куэнтин, стоявший неподалеку.

— Ничего не понимаю, — ответила потрясенная Селия. — Все случилось, когда я упомянула название нашей компании. Он словно взбесился.

— Ну и что? — пожал плечами адвокат. — Доктор Мейс не питает симпатии к изготовителям монтейна. Его можно понять.

— Нет. Я уверена, что за этим кроется нечто большее.

— Я бы не советовал особенно волноваться по этому поводу Однако гримаса ненависти на лице Мейса стояла перед глазами Селии всю оставшуюся часть дня. Она не могла избавиться от тревоги.

Винсент Лорд задержался в Вашингтоне еще на день, и Селия не преминула высказать ему напрямик, что думает о показаниях, которые он дал накануне. Разговор происходил в ее гостиничном номере. Обвинив Лорда во лжи, она спросила его, зачем ему это потребовалось.

К ее удивлению, директор по науке не стал искать оправданий, а лишь покаянно признался:

— Да, вы правы. Я, конечно, виноват. Все нервы.

— Не похоже, что вы нервничали.

— Это не обязательно должно бросаться в глаза. От всех этих вопросов мне стало как-то не по себе, и мне показалось, что этот Урбах знает больше, чем следует.

— Что вы имеете в виду?