Спеши вниз

Сногшибательный юноша, оказывается, соорудил электрический отметчик времени. Он показал его Чарлзу. Когда колеса его колымаги касались первой полоски возле самых ворот, электрический импульс приводил в действие часовой механизм, когда они пересекали вторую, другой импульс выключал часы. Он, должно быть, начал прилаживать все это еще до восхода солнца. Куда там Хатчинсу справиться с такой энергией.

— Стойте здесь, а часы положите плашмя на землю. Абсолютная безопасность! — с обезоруживающей улыбкой сказал Уолтер. — Я не выеду за ворота, так что никто не может сказать, что я разъезжаю без прав по общественным дорогам. Все начистоту — таков мой девиз.

Он направился к своему чудищу.

— Минутку, минутку, — в смятении остановил его Чарлз. — Вы что же, собираетесь брать дистанцию на этой штуковине по этой аллее, а я должен засекать время?

Уолтер кивнул.

— Но это же абсолютно невозможно. Вы же расшибетесь, когда врежетесь во дворик на полном ходу.

— Ни в коем случае. Тормоза действуют безотказно.

Чарлз покачал головой.

— Должен вам сказать, Уолтер, что я совсем недавно едва вылечился в больнице как раз после тех самых повреждений, которые вы собираетесь себе причинить. И это было не сладко!

— Опять вы за то же! — досадливо вздохнул Уолтер. — Ну хорошо. Чтобы вас успокоить, примем меры. Вы откроете двери гаража, это будет для меня запасный выход, а я напялю свой колпак.

— Ваш колпак?

Вместо ответа Уолтер вытащил из багажника огромный красный стальной шлем, на котором спереди было выведено: «Нортон».

— Ну ладно, ладно, — простонал Чарлз.

Он открыл двери гаража и, обернувшись, увидел, что Уолтер уже затягивает ремешок своего шлема. Огромный стальной горшок делал его лицо похожим на маску карлика. Круглые металлические раковины защищали уши.

— Ну что ж, начинать так начинать, — сказал наконец воспитанник Хатчинса, взбираясь на сиденье. Баранка упиралась ему в живот. Чарлзу мерещились чудовищные увечья.

— Вы не позаботились оставить письменное подтверждение, что я вас предостерегал? — спросил он с отчаянием в голосе.

— Ерунда! Толкните меня и попрактикуемся. Скоро половина девятого, а в десять он мне опять закатит письменную.

Чарлз уперся и стал толкать. В полной тишине, если не считать хлюпаний и свистов в трубках мотора, они поползли по аллее.

— Ну что там еще?

— Ничего особенного, просто сдали несколько кровеносных сосудов, — прохрипел Чарлз и опустился в густую траву.

Уолтер вылез и стал ковыряться в моторе.

— Вот теперь все в порядке, — сказал он через минуту. — Попробуем еще раз.

Они пробовали еще три раза, и наконец ценой стольких же лет жизни Чарлза мотор громко взревел.

— К середине! Циферблат! — донесся сквозь вонючее облако сизого дыма вопль из-под шлема.

Чарлз поплелся к указанному месту, отирая пот тыльной стороной ладони. Неужели все попадают в такие фарсовые положения? Или только в нем одном какой-то магнит, притягивающий их к его персоне? Вот опять вынужден помогать хозяйскому сыну расшибиться вдребезги. И все потому, что у него не хватило духу отказать Уолтеру. Человек, обуянный навязчивой идеей, всегда добьется своего. Чего хочет, добьется: пример — Хатчинс, Фроулиш, мистер Блирни, Родрик, Стэн, Бердж, теперь Уолтер.

Треск и рев в дальнем конце аллеи вдруг стали оглушительными. Стрелка перед его глазами прыгнула и стала вращаться. Слишком поздно останавливать маньяка. Чарлз стоит такой же испуганный, как тогда, когда глядел на фанатичное лицо Гарри Догсона. Он преклонялся перед сверхъестественной силой человечества, стремящегося к идеалу. Злорадно залопотала машина, переведенная на вторую скорость, и вдруг комически уродливое порождение свалки пронеслось мимо него по крутому завороту, разбрасывая во все стороны камешки из-под колес. Это было нечто фантастическое. Мотор помещен был сзади водителя, и это создавало кошмарное впечатление, что машина идет задом. Четыре голые выхлопные трубы изрыгали султаны черного дыма, которые стлались низко по земле и смешивались с густыми клубами пыли. Высоко подпрыгивая, утильторпеда Уолтера пронеслась через вторую полосу и прямо к дверям гаража.

В это время Хатчинс, очевидно, пытался незаметно вывести из дома Джун. В отсутствие мистера и миссис Брейсуэйт он, должно быть, осмелел, и она задержалась у него слишком долго. Он был настолько поглощен своей трудной задачей, что не обратил внимания на оглушительный шум в аллее и, приоткрыв боковую дверь, потащил за собой Джун прямо наперерез бешено несущейся адской машине Уолтера.

Чарлз не успел даже зажмуриться. Он стоял недвижимый, крепко прижимаясь к перилам. А стрелка на циферблате мирно поблескивала у него перед глазами.

Послышался громкий, ужасающий визг тормозов и шин. Хатчинс и Джун Вибер застыли на месте. Он был шагах в пяти от спасительной стены; она, держась позади, одной ногой была еще на пороге. Возможно, это обман зрения, но только Чарлзу показалось, что машина на глазах меняла облик. Вот она непомерно вытянулась, а потом присела и сжалась; на месте была только фигура в каске, отчаянно крутившая баранку из стороны в сторону. Распластывая свои заторможенные шины по цементу, машина пролетела мимо двух окаменевших фигур, как гигантский нетопырь. Двери гаража были недостаточно широки, чтобы принять машину на ее крутом вираже, и задний конец ее ударился об стену. Подскочив в воздухе и плюхнувшись на колеса, она исчезла в темном гараже. Ужасающий грохот и скрежет металла напомнил о ничего не подозревавшем даймлере. Из двери брызнули последние всплески гравия, и наступила тишина.

Хатчинс стоял, покачиваясь и поворачивая из стороны в сторону свое белое как мел лицо. Джун Вибер окаменела, опершись спиной о косяк двери, глаза у нее были закрыты. Чарлз оторвался наконец от своего циферблата и пошел к гаражу.

Он еще не успел дойти, как в дверях появился Уолтер. С первого взгляда казалось, что он расшибся. Лицо у него было неузнаваемо искажено, словно его перекосило на сторону. Потом Чарлз понял, что оно искажено яростью. Создание его рук погибло, священное воплощение его заветной мечты было вырвано у него в тот самый момент, когда оно начало проявлять свои чудесные свойства. Все нормальные чувства радости, что сам он спасся, были сейчас исключены единой страстью. С тем же успехом можно было бы представить Наполеона, утешенного и согретого мыслью о том, что он по крайней мере не погиб в русских снегах.

Уолтер направлялся к Хатчинсу, чтобы уничтожить его. Чарлз замер на месте, парализованный как случившимся, так и инстинктивным нежеланием чем-либо помочь Хатчинсу. Уолтер тяжело ступал по цементу, его искаженное лицо обрамлял помятый стальной гриб, спасший ему жизнь, его могучие руки нелепо свисали по сторонам. Джун Вибер все еще не открывала глаз.

Потом Уолтер преподнес всем величайший сюрприз. Решение, которое он принял, на каком бы уровне сознания оно ни было принято, навсегда запечатлелось в мозгу Чарлза как самое изумительное происшествие его жизни. Остановившись перед Хатчинсом, который все еще был слишком потрясен, чтобы понять, что ему угрожает, Уолтер с минуту глядел ему прямо в глаза, а потом сказал спокойным, не дрогнувшим голосом:

— Вот как, значит, не обошлось без этого?

— Без чего? — промямлил Хатчинс.

— Дерьма, — отрезал Уолтер и вошел в дом.

То, как он произнес это слово, ошеломило на минуту всех. Потом Чарлз и Хатчинс одновременно разразились истерическим хохотом, и не потому, что им было смешно, а потому, что они ненавидели друг друга и не могли заставить себя перестать смеяться. Джун наконец открыла глаза и разрыдалась. Стоя посреди дворика с четырьмя черными полосами расплавленного каучука на цементе, разделявшими их, и вдыхая запал высокооктанового бензина, они всхлипывали, ревели, заливались слезами. На пороге появилась экономка, поглядела на них, повернулась и пошла обратно в дом.

Конечно, все было ясно. Не имело даже смысла дожидаться возвращения мистера Брейсуэйта и расчета. Правда, даймлер твердо стоял на своих колесах и после того, как торпеда Уолтера, саданув его в бок, превратилась в груду исковерканного дымящегося лома. Но никуда не уйти от того, что одна подножка безнадежно скручена, заднее крыло полусорвано и окно разбито вдребезги. Вдобавок горячее масло щедро оплеснуло всю машину и вконец попортило ее блестящую поверхность. После такого происшествия ни один шофер не мог рассчитывать сохранить свое место.