Сестра Ноя (СИ)

Например, я не знаю, как тебя зовут. Могу лишь чисто умозрительно предположить, что если у такого грешника и непутёвого как я, столь великое имя – Арсений, то наверняка у тебя оно звучит… Ну скажем, Павел! А что! В честь великого первоверховного апостола, обтекшего всю вселенную, и вместе с тем, просто и очень даже по–русски: Павел, Павлик, Паша. Когда‑нибудь и это откроется мне. Ну что ж, буду рад познакомиться, мой мальчик. Буду очень рад.

Когда я нашел себе терпеливого собеседника и пока разговаривал с ним, меня самого благоверный Александр Невский водил дорогами Святой Руси. Из Нового Иерусалима я попал в Сергиев Посад, где в толпе многолюдной Лавры поклонился мощам преп. Сергия и омылся в бурных струях святого источника в Малинниках.

Оттуда, переполненный святой силой, напитанной от Сергиева Гремячего ключа, направился в Переславль–Залесский. Купался в Плещеевом озере – колыбели русского флота. На этих ветреных водах учился царь Петр вождению парусных судов. Крохотный городок походил на подсвечник, где сияли свечами монастыри и храмы, и самый известный из них – Преображенский собор. Своей архитектурной лаконичностью собор немного напоминал Дмитриевский во Владимире и храм Покрова–на–Нерли – над четырехугольным храмом возвышается единственная луковица купола.

Строгая научная тетечка на вопрос, служат ли в храме, ответила сурово: «только музей–заповедник с его исторически–научным потенциалом способен сохранить эту жемчужину древнего зодчества для мировой культуры». Что поделать, обошел собор, прислонился лбом к прохладному белому камню и простоял так, пока бдительная тетечка не нашла меня, и не накричала, и не прогнала. Как учил меня отец Сергий: «приложись к святыньке да и отойди в сторону, дай другим дорогу, а помолиться можно всюду – Господь нас и на дне морском, как апостола Иоанна, услышит».

Ярославль я предполагал пройти «по касательной»: все‑таки большой шумный город. Мимо фонтанов, декоративных фонарей и цветочных клумб дошел до места слияния Волги и Которосли, где стоял памятник тысячелетию города (это уже столько!) с золотым орлом на вершине колонны. Конечно, постоял на Стрелке у беседки, которую полюбили кинооператоры, и уж думал покинуть древний град. Но залюбовался красно–бело–зеленой церковью Илии Пророка, узнал у бабушки в белом платочке, что завтра в Ильин день будет единственная служба в году и решил тут причаститься. И на постой меня пригласила эта самая бабушка. Мы с ней вместе исповедовались на всенощной, ужинали, вычитывали правило к Причащению – а уж в память знаменитой молитвы пророка Илии, отверзшей небеса, сидел ночью на полу, зажав голову между коленей – это уж один.

После причастия мы, счастливые и мирные, шли в дом, а старушка возьми и скажи:

— Ну что, Арсеньюшка, теперь‑то поди в Кострому направишься?

— Если говорите в Кострому, Анна Ильинишна, то так тому и быть.

— Ой, а что мне тебе туда собрать‑то! У меня там ведь любимая племяшечка Верочка живет – уж такая красавица, аж дух захватывает.

— Ну вы уж того, что‑нибудь полегче, я ведь на себе потащу.

— А и то правда. Ладно, я ей колечко моей мамы через тебя передам – вот и будет легкий и ценный гостинчик. – И вручила мне серебряное чернёное кольцо с ярко–синей бирюзой.

Покормила меня старушка, вышла провожать на улицу – и надо же! – нам навстречу идет с чемоданом сосед Анны Ильиничны – Павел.

— Куда направился, Паша? – спросила бабушка.

— В Кострому по Волге, – ответил мужчина и посмотрел на меня: – Не желаете ли присоединиться?

— Раз вы так говорите, то, конечно, желаю, – ответствую я, соответственно.

— Тогда надо поторопиться, наш лайнер отходит через сорок минут.

Теплоход «Димитрий Пожарский» принял нас на борт, и матросы отдали швартовы. Забурлила свинцово–охристая вода, плавно развернулось трехпалубное круизное судно и вышли мы в фарватер на самую середину, на самую глубину могучей реки. Бросили в крохотную каютку с двухъярустной кроваткой вещи и сели на кресла, расставленные вдоль борта, любоваться зелеными кудрявыми берегами, жадно вдыхая свежий речной ветер.

— Теперь понимаете, Арсений, почему я предпочитаю плавать по воде!

— О, да! Это весьма и весьма!..

В Костроме Павел помог найти дом на Ямской, где проживала таинственная племяшка, сказал на прощанье: «Смотри, брат, не влюбись в Верочку, а то голову потеряешь!» – и удалился. Видимо с этим домом и с этим именем у него связаны не очень радостные воспоминания, может, племяшка отшила бедолагу, а он до сих пор страдает, декламируя из Асадова: «А девушка была так близко, как жизнь и молодость она». Не без трепета нажал я на кнопку звонка на двери, врезанной в высокий забор. Дверь сама собой открылась, и я вошел в яблоневый сад, в глубине которого белел кирпичный одноэтажный дом. Мне навстречу вышел седоватый мужчина лет сорока пяти и сразу открыл объятья:

— А мы вас ждем, Арсений! Аннушка, сестрица моя позвонила и предупредила, чтобы я гостя дорогого встретил как положено.

— Вот оно что! А я‑то думаю–гадаю, что такое, почему незнакомца так уважительно встречают–привечают.

— Так ведь Аня сказала, вы сегодня причастились? А такой гость в дом – Бог в дом.

За столом нам с Юрой прислуживала Верочка. Я не сразу решился рассмотреть её, да и девушка не задерживалась, поставит чашку с огурцами – и нырьк в кухню. Наконец, я решился и попросил Юру позвать дочь, чтобы выполнить поручение Анны Ильиничны.

— Вот, милая барышня, гостинец вам от тетушки. – Протянул я подбежавшей девушке колечко в коробке. – Теперь я понимаю, почему она подарила вам кольцо с этим камнем, – сказал я, слегка оторопев, – у вас глаза такого же синего цвета.

Тут мы смутились втроем и замолчали, только Вера надевала колечко, отводила руку и любовалась обновкой. Наконец, я пришел в себя и сказал отцу:

— Да, Юрий Ильич, предупреждали меня насчет красоты вашей дочери, но чтобы вот так… Она же само совершенство!

— Как пятый элемент? – прозвенел голосок девушки. – Там героиню, которую играет Мила Йовович, все так называют: само совершенство! Хи–хи! Ой, большое–пребольшое вам спасибо, Арсений! Колечко очень красивое.

— Ну ладно, егоза, успокойся и посиди с нами, – сказал Юрий.

— Что, не просто такую дочку воспитывать, да еще без матери? – спросил я.

— Да нет, вообще‑то она у меня скромница, послушная, из дому не выгонишь. Это она при вас… Видно понравились вы ей. Вообще‑то это редко случается. Вера по глазам сходу определяет, каков человек и что у него на уме.

Как‑то очень просто и непринужденно я оказался в этом доме желанным гостем. Хотел на недельку–другую задержаться, а вышло надолго. В первый же вечер, когда мы втроем преодолели первое смущение, я вкратце рассказал свою историю, Варя долго пронзительно посмотрела на меня и вдруг сказала:

— Арсений, у вас тут будет очень важная встреча. Придется вам подождать. Так что устаивайтесь поудобней и надолго.

— Вот так она всегда, – вздохнул отец, – скажет что‑нибудь, а потом всё исполняется.

Вот так, мой мальчик, я познакомился и остался жить с этими замечательными людьми. Юрий устроил меня к себе на работу на деревообрабатывающий завод, я работал кладовщиком, отпускал пиломатериалы, имел достаточно времени, чтобы читать, молиться и ходить в храм. Верочка попривыкла ко мне и совершенно открылась, как близкому родственнику. Мне нравилось быть с ней рядом, чем‑то она напоминала мне Машу: такая же чистая, искренняя, светлая. Юра всё время зовет меня в начальники, но я ему объясняю, что наруководился на всю оставшуюся жизнь.

Знал ли я о чудотворной Феодоровской иконе Пресвятой Богородицы? Конечно, мой мальчик. Но, понимаешь, словно тот участок сердца, в котором жила эта икона, онемел, был заблокирован свыше… Прошло много месяцев, пока настал срок, и я прильнул к святому образу, вмиг почувствовал, как он дорог, какая светлая сила от него исходит невидимым, но мощным сиянием. Верочка рассказала, что этот образ – молельная икона князя Александра Невского. Так вот кто меня сюда привел! Впрочем, я и не сомневался.