Лотерея (сборник)

— Ты-то как здесь будешь? — спросила она в свою очередь. — Я вернусь самое позднее завтра вечером. Если вдруг задержусь, позвоню.

— Все обойдется, — заверил он. — Уже завтра к полудню и думать забудешь о зубе. А если что, я готов сразу приехать, так и скажи доктору.

— Очень странное чувство: голова как будто невесомая и слегка кружится.

— И не такое бывает, когда глушат боль кодеином и виски, да еще на пустой желудок.

Она издала нервный смешок.

— Я даже не смогла причесаться, так тряслись руки. Слава богу, вокруг темно.

— Попытайся поспать в автобусе. Ты уже приняла снотворное?

— Да, — сказала она.

Они ждали водителя, который неторопливо потягивал кофе у стойки за стеклянной стеной закусочной.

— Очень странное чувство, — повторила она.

— Послушай, Клара, — заговорил он медленно и с расстановкой, чтобы слова звучали убедительнее, — это очень хорошо, что ты поедешь в Нью-Йорк к Циммерману. Я бы себе никогда не простил, попади ты к здешнему зубодеру — вдруг это что-то серьезное?

— Это всего лишь больной зуб, — сказала она слабым голосом. — Что такого серьезного может быть в зубной боли?

— Не скажи — бывают инфекции и всякие осложнения. Наверно, этот зуб придется-таки вырвать.

— Типун тебе на язык! — содрогнулась она.

— Смотрится жутковато, — продолжил он в прежнем тоне. — Распухшее лицо и вообще… Но ты, главное, не нервничай.

— Я не нервничаю. Просто ощущаю себя сплошным зубом, от макушки до пят.

Водитель автобуса слез с табурета у стойки и теперь расплачивался за кофе. Клара сделала было шаг к автобусу, но муж остановил ее со словами:

— Не спеши, время еще есть.

— У меня очень странное чувство, только и всего, — сказала Клара.

— Так больше нельзя — ты уже столько лет маешься с этим зубом. На моей памяти он уже болел у тебя раз шесть или семь. В том числе один раз в наш медовый месяц. — Последняя фраза прозвучала как упрек.

— Неужто? — сказала она и вдруг рассмеялась. — Знаешь, я так спешила, что даже не оделась как следует. Поехала в старых чулках, а из прочих вещей запихнула в сумочку сама не помню что.

— Денег у тебя достаточно?

— Почти двадцать пять долларов. Мне хватит, я же всего на один день.

— Если понадобится еще, я переведу телеграфом.

Водитель показался в дверях закусочной.

— Не волнуйся, — сказал муж.

— Слушай, — вдруг сказала она, — ты точно управишься дома один? Миссис Ланг зайдет рано утром и приготовит завтрак. В крайнем случае Джонни может разок пропустить школу, ничего страшного.

— Ладно, — сказал муж.

— Значит, так: миссис Ланг. — Она принялась загибать пальцы. — Я ей позвонила и оставила список нужных продуктов на столе в кухне. Завтра пообедаете холодным языком, а если я задержусь, миссис Ланг приготовит вам ужин. К четырем должны подъехать из химчистки, отдай им свой коричневый костюм и не забудь выложить все из карманов. Хотя они там все равно проверят.

— Телеграфируй, если не хватит денег, — сказал муж. — Или позвони. Я завтра не пойду на работу, так что звони на домашний.

— О малютке позаботится миссис Ланг, — сказала она.

— Телеграмму тоже шли на дом, — сказал он.

Водитель перешел через улицу и остановился у дверей автобуса.

— Вы едете? — спросил он.

— До свидания, — сказала Клара мужу.

— Завтра уже все будет в порядке, — сказал ей муж. — Это всего лишь больной зуб.

— За меня не беспокойся, — сказала Клара и поставила ногу на ступеньку автобуса, но снова задержалась, теперь заставляя ждать водителя. — Да, вот еще: оставь записку молочнику, чтобы потом привез яйца.

— Оставлю, — сказал он. — До встречи.

— До встречи, — сказала Клара и наконец-то забралась в автобус.

Водитель последовал за ней и занял свое место за рулем. Автобус был почти пуст; Клара прошла в конец салона и села у окна, под которым снаружи маячил ее супруг.

— До встречи, — повторила она через стекло. — Будь осторожен.

— До встречи, — повторил он, широко помахав рукой.

Автобус рявкнул, дернулся и стал набирать скорость.

Клара помахала мужу напоследок, выворачивая шею, а потом откинулась на мягкую спинку сиденья. «Боже правый, да что это со мной!» — подумала она. Знакомая улица за окном — сейчас темная и безлюдная — воспринималась совершенно иначе при взгляде из автобуса, покидающего городок. «Будто бы в первый раз еду в Нью-Йорк! — с раздражением подумала Клара. — Вот что делает с человеком смесь виски, кодеина, снотворного и зубной боли». Затем вдруг всполошилась и начала рыться в сумочке: а есть ли там кодеин? Она помнила только, что пузырек с таблетками стоял на буфетной полке, рядом с упаковкой аспирина и стаканом воды; но, должно быть, она прихватила его машинально, потому что кодеин оказался в сумочке, как и двадцать с чем-то долларов, пудреница, расческа и помада. В полутьме она определила на ощупь, что взяла старый тюбик помады, уже почти пустой, вместо новой, более темной, за два пятьдесят. На чулке спустилась петля и обнаружилась дырка на большом пальце, которую она не замечала, расхаживая в старых домашних туфлях, но болезненно почувствовала теперь, когда надела свою лучшую, еще не разношенную пару. «Ничего, — подумала она, — в Нью-Йорке куплю новые чулки, вот только разделаюсь с зубом». Она осторожно тронула зуб языком и тотчас дернулась от резкой боли.

Автобус остановился перед красным сигналом светофора; водитель вылез из-за руля и по проходу направился к ней.

— Забыл проверить ваш билет, — сказал он.

— Я сама виновата, долго тянула с посадкой, — сказала она, доставая билет из кармана пальто. — Когда мы приезжаем в Нью-Йорк?

— В четверть шестого, так что сможете позавтракать без спешки. Билет в один конец?

— Возвращаться буду поездом, — сказала она, сама не зная, зачем сообщает ему эту подробность. Возможно, сказывалась обстановка: люди, собравшиеся ночью в замкнутом пространстве автобуса, поневоле делаются более общительными и дружелюбными, объединенные пребыванием в своего рода передвижной темнице.

— Что до меня, то я и обратно поеду автобусом, — сказал водитель, и оба рассмеялись, хотя ей смеяться было больно из-за распухшей щеки. После этого водитель вернулся за руль, а она поудобнее устроилась на сиденье. Снотворное, похоже, начинало действовать: пульсирующая боль отдалялась, смешиваясь с шумом мотора, — ритмичным, как стук ее сердца; и этот ритм звучал все громче по мере их продвижения в ночи. Она откинула голову, подогнула ноги, тщательно прикрыв их юбкой, и провалилась в сон, даже не успев попрощаться с родным городком.

Один раз она открыла глаза: автобус ехал почти бесшумно, вокруг была тьма. Боль в зубе продолжала равномерно пульсировать; устало смирившись с этим, она приложила щеку к прохладной коже сиденья. Салон освещался только цепочкой ночных лампочек на потолке; впереди можно было различить головы других пассажиров и далеко-далеко — как при взгляде в телескоп с обратной стороны — сидящего за рулем водителя. Закрыв глаза, она вернулась к своим причудливым снам.

В следующий раз она пробудилась из-за остановки автобуса — безмолвное перемещение в ночи прервалось так внезапно, что от полученного спросонок шока она на минуту забыла про боль. Пассажиры вставали и направлялись к двери; водитель обернулся и громко сказал:

— Стоянка пятнадцать минут.

Она поднялась и вслед за остальными вышла из автобуса. Глаза ее были открыты, но сама она скорее спала, чем бодрствовала, лишь механически передвигая ноги. Автобус стоял перед ресторанчиком — единственным освещенным зданием на обочине пустынного шоссе. Внутри было тепло, шумно и людно. Заметив свободное место у конца стойки, она присела и незаметно для себя вновь уснула. Кто-то сел рядом и тронул ее за руку. Подняв затуманенный взор, она услышала мужской голос:

— Далеко едете?

— Далеко, — сказала она.

Мужчина был в синем костюме и, кажется, высок ростом — разглядеть получше она не смогла.