Зима в горах

— Он влетел в это окно меньше часа назад, — сказал мистер Кледвин Джонс.

— Да не держите вы его у меня перед носом, — сказал Роджер. — Уж очень у вас дурацкий получается вид. Так и кажется, что сейчас изо рта у вас вылетит мыльный пузырь с надписью: «Может, это освежит вашу память».

— Нечего меня оскорблять.

— А не кажется ли вам, что это вы меня оскорбляете?

— Да нет уж, не кажется, — сказала миссис Пайлон-Джонс. — Никто ведь не звал вас сюда.

— Но… — Роджер на секунду лишился дара речи. — Разве я должен был дожидаться приглашения? Разве в Северном Уэльсе мало приезжих?

— Сейчас не сезон, — поспешно и уже примирительным тоном заявила миссис Пайлон-Джонс. Казалось, она хотела разрядить ситуацию, логически и необидно для Роджера объяснив, почему ему не следовало приезжать в Лланкрвис.

— Если вы уедете, — сказал мистер Кледвин Джонс, — эти вспышки ван-дал-изма прекратятся, и мы сможем вернуться к нормальной жизни.

Роджер хотел было открыть рот и спросить, к какой нормальной жизни вернется Гэрет Джонс, если его последняя моральная и физическая опора и поддержка убежит со страху. Но, взглянув на эту пару, стоявшую с замкнутыми, осуждающими лицами, он ничего не сказал. К чему пускать слова на ветер? Миссис Пайлон-Джонс хотела побыстрее увидеть его спину, и ничто больше ее не интересовало. Что же до мистера Кледвина Джонса, то ему расправа Дика Шарпа с Гэретом покажется делом несущественным и уж никак не касающимся этого деловитого, пронырливого англосакса, этого тупицы и болвана.

Посмотрев на дело вот так, их глазами, Роджер решил выйти из положения с максимальным достоинством и юмором.

— Миссис Джонс, — сказал он. — Я крайне сожалею, что мое присутствие в вашем доме причинило вам столько неприятностей. Я избавлю вас от себя при первой же возможности. Сейчас у нас четверг… Уславливаемся, что я освобожу квартиру в воскресенье?

Она кивнула как-то по-птичьи, сжав свои вспухшие лапки.

— Плату за квартиру я вам уже внес. И, конечно, я заплачу за новое стекло. И еще, — Роджер с любезной улыбкой повернулся к мистеру Кледвину Джонсу, — мне очень жаль, мистер Джонс, что вам пришлось подниматься среди ночи, но я надеюсь, что вы по крайней мере сохраните на память о перенесенных волнениях этот бильярдный шар.

Это была маленькая, мелкая, недостойная победа, но все-таки победа. Он проводил их до зеленой двери и тут же лег в постель. Пусть возвращаются хулиганы Дика Шарпа, пусть они разобьют все стекла этого чертова дома, лишь бы ему дали спать, спать, спать.

Наступило воскресенье. Сидя за завтраком, Роджер ожидал, что миссис Пайлон-Джонс вот-вот с визгом ворвется к нему и потребует, чтобы он немедленно съехал. Но вместо этого она не покидала своей половины и давила на него молчанием сквозь занавешенную дверь. Он посидел перед электрическим камином еще около часу, буквально кожей чувствуя, как ей хочется поскорее от него избавиться, и сила ее желания была такова, что он наконец поднялся и направился к двери. Застегнув плащ, он вышел на улицу без всяких определенных намерений — просто чтобы уйти от этого гипноза.

Снаружи мир тонул в белом тумане. Он стлался длинными полосами вдоль стен, образовывал застывшие озерца в каждой выемке, а на голых склонах медленно клубился, вспугнутый овцами. Воздух был сырой и холодный. И Роджер чувствовал себя нагим и беспомощным.

Он направился к перекрестку в центре поселка. Неподалеку от него возвышался высокий стройный силуэт часовни — сейчас жесткие очертания его были слегка сглажены туманом. Вокруг не было ни души. Примерно через полчаса паства соберется у этой часовни, постоит несколько минут, дрожа от холода и обсуждая местные новости, а потом войдет внутрь, чтобы приобщиться к той силе, которая создала их из праха. Впервые Роджеру захотелось присоединиться к ним — просто для того, чтобы постоять на людях и вместе с ними принять участие в чем-то таком, что хотя бы на время поднимет их и его вместе с ними над острыми зазубринами личных забот. А потом он представил себе, как они уставятся на него поверх своих молитвенников: слишком долго он прожил среди них чужаком, так какое он имеет теперь право вдруг открыто продемонстрировать, что хочет быть с ними. А у священника была собственная маленькая машина, и он никогда не ездил на автобусе.

Роджер, не останавливаясь, прошел мимо часовни. И тут он увидел Райаннон, приближавшуюся к нему из тумана. На ней было зеленое замшевое пальто. Куда это она направляется?

Он остановился, поджидая, пока она поравняется о ним. Она его не видела и спокойно продолжала свой путь. Когда она подошла ближе, он заметил, что шея у нее закутана пухлым шерстяным шарфом теплого красного тона, а щеки порозовели от холодного воздуха. И он вдруг понял, что перед ним, в конце концов, всего лишь деревенская девушка.

— Куда это вы направляетесь? — спросил он ее.

— Никуда. Отец попросил меня пойти с ним в часовню. А я сказала, что у меня болит голова, мне хочется прогуляться и я встречусь с ним перед началом службы.

— И вы собираетесь выполнить свое обещание?

— Не думаю, — безразличным тоном сказала она.

Кто-то — возможно, служка или церковный староста — открыл боковую дверь в часовне, поглядел на них с минуту и снова тихо прикрыл дверь.

— А вы? — спросила она. — Я думала, что вы отдыхаете по воскресеньям: ведь вам приходится каждое утро так рано вставать, чтобы успеть к первому рейсу.

— Меня выкинули из моей конуры, — бесцветным голосом сказал он.

— Что? Миссис Пайлон-Джонс отказала вам в квартире?

— Да. — И он рассказал ей об эпизоде с бильярдным шаром. Пока он рассказывал, они продолжали идти по дороге и вдруг обнаружили, что ушли далеко. Это получилось не намеренно, без всякого плана с их стороны — просто они шли рядом. Все объяснялось, конечно, тем, что слишком холодно было стоять на месте — да, только этим.

Когда Роджер закончил свой рассказ, красивые глаза Райаннон широко раскрылись от удивления.

— А в чем все-таки, по-вашему, дело?

Он передернул плечами.

— Кто-то хочет, чтобы я отсюда убрался.

— Это что же — Дик Шарп?

Вопрос вырвался у нее сам собой — естественно и просто. Однако Роджеру все казалось непростым, и потому он незаметно исподтишка взглянул на нее.

— Вы тоже об этом слышали?

— Все об этом слышали, — небрежно бросила она.

Он позавидовал ее спокойствию. Должно быть, оно объяснялось тем, что ее это действительно не касалось. Одной ногой она действительно стояла в более широком мире, хотя бы благодаря этим счастливцам бизнесменам, с которыми она летала на Мальорку. Потаскушка! В самом деле? Этого он никогда не узнает. Она ему не расскажет, да и какое право он имеет знать?

— Что же теперь вы будете делать? — спросила она.

— Понятия не имею. Никто в Лланкрвисе не возьмет меня к себе на квартиру. А если кто и отважится, то его станут так же изводить, а может быть, и хуже. И меня снова выкинут на улицу. Так что лучше ни на кого не навлекать неприятностей.

Они достигли того места, где на дорогу, по которой они шли, круто сбегала вниз тропинка, вившаяся меж отвесных склонов. Райаннон свернула на нее и стала подниматься в гору.

— Куда вы меня ведете?

— Хочу кое-что вам показать, — сказала она. Лицо у нее было сосредоточенно серьезное, словно она подавляла в себе волнение или внезапно на что-то решилась.

Покажи, Райаннон, покажи! Ты такая красивая, такая женственная и такая уверенная в себе, и ты одержала столь абсолютную победу в своем мире. От тебя я все приму и ни о чем тебя не спрошу.

Они лезли вверх по откосу, а затем тропинка повернула и стала полого огибать плечо горы. Здесь была последняя терраса, где стояли домики, казавшиеся сейчас из-за тумана глухими квадратами без окон и дверей. Тут поселок кончался и начинались отдельные, редко разбросанные коттеджи. Куда она его ведет? На уединенную тропинку в горы? Ах, Райаннон! Если бы можно было оказаться вдвоем с тобой в какой-нибудь впадине, наполненной светящимся туманом! Лежать обнаженными на влажном вереске!