Благие намерения

Анна. Жалко, что папа…

Эрнст. Да, грустно. С другой стороны, он бы наверняка расстроился. Его любимица его покидает. Можешь себе представить. (Замолкает.)

Анна. Когда ты уезжаешь?

Эрнст. Послезавтра.

Анна. А вернешься?

Эрнст. Через год — может быть. Экспедиция длительная.

Анна. А потом останешься в Христиании.

Эрнст. У меня работа в Христиании.

Анна. Теперь маме будет одиноко.

Эрнст. Иногда мне кажется, что ей хочется одиночества.

Анна. Хенрик пришел?

Эрнст. Он раздавлен. Пришлось дать ему солидную порцию коньяка.

Анна. Скажи ему, что я скоро буду. Кто-нибудь сходил в гостиницу за его бедной мамой?

Эрнст. Успокойся, сестричка. Здесь в каждом углу сидит по организатору. Юбилейному спектаклю провал не грозит.

Анна. Мама идет.

Легкий стук в дверь. Не ожидая ответа, в столовую входит фру Карин в темно-красной парче и фамильных драгоценностях. Она спокойна, на губах — улыбка. За последнее время она несколько отяжелела, каким-то образом раздалась в плечах, хотя, может быть, это только кажется. Походка тем не менее энергичная, движения по обыкновению легкие и сдержанные.

Карин. Эрнст, проследи, пожалуйста, чтобы Карл не напился. Он только что пришел и, похоже, не совсем в своей тарелке.

Эрнст. Будет сделано, мама.

Карин. Дорогая фру Сёдерстрём, это настоящий шедевр!

Фру Сёдерстрём. Спасибо, фру Окерблюм.

Карин. Я бы хотела остаться на минуту наедине с дочерью.

Фру Сёдерстрём. Разумеется, фру Окерблюм.

Мать и дочь остаются наедине. Фру Карин опускается на стул с высокой спинкой, который сейчас, после того как стол отодвинут к буфету, как-то потерянно застрял посреди комнаты.

Карин. По-моему, я немного расстроена. Но так обычно бывает.

Анна. Мама, огромное спасибо за эту пышную свадьбу.

Карин. Не за что, душа моя.

Анна. Как жалко, что папа…

Карин. Да. Да.

Анна. Мне кажется, он сейчас с нами. Я чувствую это.

Карин. Правда?

Анна. Мама, я должна тебе сказать одну вещь.

Карин. Слушаю.

Анна. Мы с Хенриком отменили свадебное путешествие. Эрнст был так мил, что согласился все уладить с билетами и гостиницей.

Карин. Вот как. Значит, поэтому он пропадал все утро.

Анна. Да.

Карин. И каковы же ваши планы теперь, если мне будет позволено спросить? (Улыбается.)

Анна. Ты огорчилась?

Карин. Дорогая моя, свадебное путешествие доставило бы вам удовольствие.

Анна. Мы с Хенриком можем поехать в Италию в другой раз. Ведь так? Поездка ведь за нами остается?

Карин (немного устало). Разумеется. Что вы намерены делать вместо этого?

Анна. Мы едем прямо в Форсбуду.

Карин. Завтра?

Анна. Да. Рано утром.

Карин. Так-так. Ну-ну. Немного неожиданно.

Анна. Мама, не расстраивайся.

Карин. Я не расстраиваюсь. (Легко.)

Анна. Мы говорили с фрёкен Сэлль. Она предложила нам пожить у настоятеля. В епископских покоях. Ослепительно элегантно, можешь поверить. Настоящие свадебные покои. Там все очень рады нашему скорому приезду, говорит она.

Карин. Понимаю. И вы сможете следить за ходом ремонта в пасторской усадьбе.

Анна. …и в церкви.

Карин. Все будет наверняка сделано превосходно. На дачу в июле не приедете?

Анна. Конечно, приедем. Не меньше, чем на неделю.

Карин. Мы, помнится, говорили о трех?

Анна. Думаю, Хенрику не терпится приступить к своим обязанностям раньше, чем было оговорено. И я хочу быть вместе с ним с самого начала. Это важно для нас обоих.

Карин. Понимаю.

Анна. Мне тоже надо проявить уступчивость. Хенрик и так уже уступил по многим пунктам.

Карин. Неужели? (Улыбается.)

Анна. Да, но об этом мы сейчас говорить не будем.

Карин. Да, вот именно, Анна.

Карин подходит к дочери и бережно берет в руки ее голову. Они смотрят друг на друга.

Анна. Ты можешь ведь попытаться полюбить Хенрика. Ради меня. Хоть чуточку.

Карин. Старое забыто.

Анна. Если бы это было так.

Глаза фру Карин темнеют. Она целует Анну в щеку и лоб и выходит. Анна медленно поворачивается к зеркалу.

Анна (тихо, про себя). Какой переполох! Какие приготовления! Я делаю что хочу. Никакого свадебного путешествия? Вот как! Никакой дачи? Вот как! Кстати, а хотела ли я всего этого? Не знаю. Знаю ли я, чего хочу, или я лишь хочу массу какой-то ерунды? Есть ли у меня вообще воля? Задумываюсь ли я хоть когда-нибудь над тем, что я хочу именно этого, и потом получается так, как я хочу? Есть ли у меня воля того же рода, что у мамы? Вряд ли. Хочу ли я Хенрика? Да, этого я точно хочу. Но хочу ли выйти замуж? Не знаю. Сомнительно. Надо остерегаться желать слишком многого, особенно сейчас, когда мама и другие начинают прислушиваться к моим желаниям.

Дверь открывается, и в щель просовывается постаревшее клоунское лицо Карла. «Входи», — приглашает Анна, довольная, что кто-то прервал ее немотивированный монолог. Карл входит в комнату целиком — фрак сидит не слишком хорошо на его грузной фигуре, лоб покрыт испариной, пенсне запотело. В руке фужер с коньяком. Он подносит руку к глазам.

Карл. Ты ослепила меня.

Анна. Эрнст только что пошел искать тебя.

Карл. Я улизнул. (Пьет.) Хочешь попробовать?

Анна. Спасибо. (Пьет.) Уф!

Карл. Уф! Вот уж действительно! Что ты тут натворила, сестрихен?

Анна. Кошмар, правда?

Карл. Я напиваюсь и не имею никакого мнения.

Анна. Ты не можешь подождать до обеда?

Карл. Конечно, конечно. Только не волнуйся. Я не испорчу твой праздник. Кстати, ты хочешь, чтобы мама учредила надо мной опеку?

Анна. Какую опеку?

Карл. Опеку, экономическую опеку. Мама с братом Оскаром заберут мои деньги и передадут их опекуну. Что ты на это скажешь?

Анна. Бедный Карл!

Карл. Я буду получать ежемесячное содержание.

Анна. Может, это своего рода забота?

Карл. Забота?

Анна. Ты легкомысленно обращаешься с деньгами. Сам знаешь.

Карл. Хочешь еще глоточек? Ты ужасно бледная.

Анна. С удовольствием. (Пьет.)

Карл. Хватит, черт возьми. Оставь и мне несколько капель. Сядь сюда. Ко мне на колени.

Анна. Не могу. Платье помнется.

Карл. Тогда я лягу.

У стены в ряд стоят четыре стула. Карл ложится, опершись головой на руку. Смотрит на Анну, улыбается печально, с надломом.

Анна. Почему ты так смотришь?

Карл. Когда я смотрю на тебя, сестрихен, и наслаждаюсь твоей головокружительной красотой, у меня возникают космические видения. Я вижу Млечные пути и галактики и безумную пляску планет. А в центре — ты! (Вздыхает.)

Анна. Ты хорошо себя чувствуешь, а, Карл?

Карл. О да! Превосходно. (Вздыхает.) А в центре — ты, в лучах всей земной красоты, и я ослеплен, мои глаза наполняются слезами. Знаешь почему?

Анна. Говори побыстрее, а то мне скоро надо…

Карл. Так вот, ты опровергаешь бессмысленность. Сейчас, в эту минуту, сестричка, ты опровергаешь ледяную бессмысленность Млечного Пути и безжалостную пустоту Вселенной. Если я встану рядом с тобой, вот так — нет, смотри сюда, не смотри на часы. Посмотри на нас! Посмотри на наши отражения в зеркале. Я соответствую высшим требованиям бессмысленности, предъявляемым галактикой. Теперь поглядим на тебя, рыбка моя. Ты до краев наполнена смыслом и содержанием. Прямо религиозным чувством проникаешься. Можно сказать, что ты воплощаешь божественный замысел, некий скрытый, но прозреваемый смысл. Смешно и красиво звучит, правда? Понимаешь, что я хочу сказать?