Заблуждение велосипеда

— Вы свой союз можете перекраивать как хотите, но ВГИК мы вам не отдадим. Пусть они там пока орут, выпускают пар…

Мы и орали в свое удовольствие. А все было прекрасно решено заранее.

Студенты оказались пешками в больших играх.

Ректором стал умеренный, осторожный, доброжелательный Александр Васильевич Новиков, пробывший на этом посту двадцать лет.

Наша вгиковская революция была в значительной степени инспирирована печально известным Пятым съездом Союза кинематографистов, где свергали авторитеты, где затаенные зависть и ненависть выливались наружу, где растаптывали самолюбие и достоинство стариков-классиков, ускоряя их кончины.

А результат? В девяностых годах отечественное кино впало в глубокую летаргию. Теперь царит оживление, но можно ли назвать хоть одну картину, по силе объединяющего людей эмоционально-художественного воздействия, равную «Балладе о солдате» или «Неоконченной пьесе для механического пианино», «Иванову детству» или «Заставе Ильича»? Картины за последние двадцать лет — скромные радости разнообразных многочисленных междусобойчиков.

Хотя с другой стороны, общество изменилось. Оно все состоит из междусобойчиков, такая наступила разорванность связей между сословиями и отдельными людьми, такие пропасти повсюду, что никакого универсального объединяющего воздействия быть не может теперь, на данном этапе, ни у фильма, ни у спектакля, ни у книги.

Через какое-то время все, что называется, «уконтрапупилось», все вроде бы замирились, и комитет комсомола во главе с новым секретарем, Машей Мустафаевой, «замутил» первый международный студенческий кинофестиваль, теперь превратившийся в «Святую Анну».

Тогда на фестиваль и просто в институт хлынуло огромное количество иностранцев. Деканом постановочного факультета спешно назначили Андрея Юренева, очевидно потому, что он единственный из педагогов бегло говорил по-английски.

И вот когда открывался фестиваль, Андрей Юренев играл на контрабасе, а Даша Чухрай и еще одна девчонка с актерского пели песню Рэя Чарльза. Вот это было круто. Что-то невероятное, невиданное — декан играет на контрабасе. Тут-то и стало окончательно понятно — к прежней жизни возврата нет.

Маша Мустафаева была смешная. Страдала аллергическим насморком, и всякие противники, в основном пожилые педагоги старой закваски, называли ее не иначе как «девчонка сопливая».

Передаешь ей важное:

— Маш, тебе из парткома звонили, просили спуститься к трем.

В ответ на это приятное сообщение Маша начинает петь басом:

— В нашем городе дождь…

Однажды дала мне важное комсомольское поручение:

— К нам в институт на должность проректора по творческой работе назначен Игорь Иванович Садчиков. Вот тебе, Ксюша, задание — сходи к нему, поговори о том о сем и выясни заодно, как у него с умственными способностями. А то у него такая физиономия…

С Игорем Ивановичем мы хорошо поговорили, выяснилось, что и умственные способности у него в норме, и мешать нашим затеям он не собирается.

Про него еще вот какая история была.

Коля Викторов, студент мастерской Таланкина, запустился на студии Горького с дипломной двухчастевкой по моему сценарию.

Комсомольские страдания — сидят два парня, вспоминают девушку, неожиданно выбросившуюся из окна, и распутывается тайная любовная история между нею и одним из парней, женатым положительным «комсомолистом».

Полное «асюсю-масюсю», но и оно вызвало гнев какой-то пожилой редактриссы со студии Горького. Она позвонила Садчикову:

— Это, кажется, ваша обязанность — читать и визировать сценарии, по которым снимают дипломные фильмы? Как вы могли такое пропустить? Это же очернение комсомола!

— Мне сценарии читать некогда, других дел полно, — невозмутимо ответил Игорь Иванович. — Ксюшу Драгунскую я знаю, что угодно подпишу ей не глядя. А если подписано — снимайте, до свидания.

На каком-то этапе в активную общественную деятельность студенчества влился (вломился, влетел!) Ваня Охлобыстин. Он просто фонтанировал идеями. Начал рассказывать мне сюжет будущего фильма, я только и делала что после каждой фразы говорила:

— Ваня, ты гений.

— Погоди, я тебе сейчас еще один сценарий расскажу…

До сих пор я так и не поняла, кто он — врун, приколист, псих, или все это у него серьезно, «по-всамделишному»?

Ну, что псих, это сразу ясно было.

Ремонт в Орденоносном достиг такого апогея, что добрался и до комнаты комитета комсомола.

Мы с Петей Луциком стоим у торцевого окна на третьем этаже, возле комитета комсомола. Заседать надо, а негде — в комитете малярные «козлы» и ведра с красками.

Мы коротаем время и разглядываем Петин партбилет — там размечены строчки под взносы до две тысячи какого-то там года. Это кажется безумно смешным — мы уверены, что в этих далеких годах никакой КПСС не будет и в помине.

— Ну, сидит девчонка в райкоме в Ташкенте и знай пишет — две тысячи первый, две тысячи второй… — говорит Петя.

Петя из Ташкента. Его заставили заниматься комсомольской работой, потому что он коммунист. Петя — светлый. Ни одной правильной черты лица, а общее впечатление — красавец! Светлые волосы, ясные, почти прозрачные глаза, чудесная улыбка. Мы очень хорошо дружим, именно потому что дружим, не имеем друг на друга никаких эротических или матримониальных видов. А это как раз очень сближает. Луцик из мастерской Агишева. Вдвоем с однокурсником, Лешей Саморядовым из Оренбурга, они классно, необычно пишут.

Этот тандем — ЛуцикСаморядов — выпустил несколько картин: «Саранча», «Дети чугунных богов», «Дюба-Дюба», «Лимита». Ни в какое сравнение с литературным, драматургическим первоисточником эти картины не идут. Такое же заколдованное дело, как и в театре — чем лучше пьесасценарий, тем труднее театрукино с ней справиться.

Толстый, неуклюжий, как тюлень, анекдотически близорукий Саморядов зачем-то полез по балконам из одного номера в другой в гостинице на «Кинотавре». Разбился.

Петя Луцик умер в 2001 году, на сорок первом году жизни, во сне, от остановки сердца.

Панихида в Доме кино — несколько человек родных и друзей рыдают у гроба, а чем дальше от гроба, тем оживленней «гургурят» прочие коллеги и единомышленники, кто что делает, кто с чем запускается, у кого чего…

Похороны, как тусовка.

А если на похоронах подразумевается присутствие средств массовой информации, то надо приодеться, выглядеть…

Стояли с Петей Луциком у торцевого окошка и смеялись над его партбилетом. Постепенно подтягивались другие «комитетчики» — Ваня Охлобыстин, Федя Бондарчук, Джаник Файзиев, Аркаша Высоцкий…

Ходили по институту, был пасмурный и светлый весенний день, почему-то народу не было никого нигде, может, конец дня?..

И вот наш славный комитет комсомола «засел» последний раз на пятом этаже в холле у рояля. У Аркаши Высоцкого оказалась с собой трава, покурили, вынесли решения и куда-то опять пошли — на какую-то манифестацию с демонстрацией…

Просто удивительно, как в таком режиме мы, те, кто на пятом курсе был, умудрились написать и защитить дипломы.

Защита дипломов проходила в третьем просмотровом зале. Показывали студенческие короткометражки, снятые по нашим новеллам, обсуждали полнометражные сценарии, которыми мы защищались.

На защите я как-то капитально загрустила.

Чувствовала, что ничего не получится, кино меня не любит, не пустит, не даст.

«Кина не будет».

«Эта девушка уже второй час грустит, надо разобраться…» — заметил председатель ГЭК сценарист Мережко, наряженный, как всегда, в голубенькую, под цвет глаз, рубашку. И поцеловал меня, наверное, ожидая, что я тотчас же подпрыгну от радости.

Мастер попросил у нас прощения за то, что, наверное, в общении с нами совершал ошибки.

Пили в общаге.

Магди приготовил курдское угощение в двух больших кастрюлях, и одну кастрюлю, неосмотрительно оставленную на общей кухне без присмотра, кто-то спионерил.