Камикадзе

Чем в таких случаях положено радовать публику, он не представлял. Так что предложение спецслужбистов подвернулось кстати. Он уже видел, как из типографии приходит его ВТОРАЯ книга. Такая же модная... еще более модная, чем первая. На этот раз написанная совершенно с другой точки зрения.

«Как я был секретным агентом». Чем не находка?

Сперва новый род занятий ему даже нравился. Он ходил на собрания «Прямого действия», слушал «Dead Kennedys» и Тома Уэйтса, принимал участие в митингах и пикетах, пытался выйти на членов Боевой группы.

Вечерами он рассказывал Полине о том, чем занимался днем. Она, блестя зубами, смеялась. Он пихал ее локтем, гневно сдвигал брови: «Шпионов не уважаешь?» – а потом смеялся над этими историями вместе с ней, и иногда они обнаруживали себя уже в постели, и тогда...

Впрочем, не об этом речь.

О новых знакомых Даниил аккуратно сообщал Майору. Большого интереса к ним тот не проявлял. Майор хотел от Даниила не сведений о том, где и когда состоится очередной пикет. Ему нужна была голова руководителя Боевой группы. Человека по имени Густав.

Ни настоящая фамилия, ни приметы данного персонажа известны Майору не были. Зато известно ему было, что боевики «Прямого действия» были собраны вместе и вооружены именно Густавом. Что он направлял их удары – всегда точные и неожиданные. Что без него Боевая группа не просуществовала бы и дня.

«Хорошо бы навести справки об этом Густаве у ваших новых знакомых», – сказал он как-то, а Даниил подумал, что если ему действительно удастся выйти на самого руководителя Боевой группы, то книга, которую он об этом напишет, станет не просто бестселлером, а абсолютным хитом десятилетия.

В конце октября Даниил вместе с несколькими новыми товарищами собрался посетить «Dostoevsky-Club». В тот вечер там выступала группа с названием... точно не помню, но похоже на «Смерть бразильца».

К открытию они опоздали. Едва не грохнувшись несколько раз в темноте, Даниил отыскал свободный столик, и они уселись. Группа оказалась так себе, и все приналегли на алкоголь.

Минут через двадцать стало понятно, что группа не в состоянии извлечь из гитар ничего, кроме тоскливого скрежета.

– Может, еще куда пойдем?

Пойти решено было в «Бронкс». Длинноволосый парень с плохими зубами, по кличке Брюква, уверял, что в «Бронксе» сегодня конкурс любительского стриптиза: «Любительский – это значит, что раздеваться будут простые тетки из зала».

Из «Dostoevsky» до «Бронкса» идти было минут пятнадцать. Они решили прогуляться пешком.

– Я, между прочим, еще когда на первом курсе учился, разработал целую классификацию поп...

– Классификацию чего?

– Поп. Женских задниц.

– И как ты... в смысле классифицировал?

– Это ведь только кажется, что они все одинаковые, а если присмотреться... Одно дело – это, скажем, «попа-груша». И совсем другое – «попа-слива». Ты понимаешь? Это совершенно различные виды поп! А еще есть большая группа «попа-гладильная доска», но такие попы я не люблю.

Стриптиз в «Бронксе» оказался ничуть не забавнее «достоевского» панк-рока. На сцену из зала тоскливой вереницей выбирались крепконогие и широколицые претендентки.

Некоторые снимали бюстгальтеры. Снять трусы не отважился никто.

Брюква сказал, что от черного кружевного белья его всегда тошнило. Они перебрались в один из боковых зальчиков.

Проектируя заведение, хозяева «Бронкса» имели в виду что-то брутально-кинематографическое. Со множеством металлических деталей, кирпичными стенами и полуголыми официантками.

Затея не удалась. Из модного клуба «Бронкс» быстро превратился в пивнушку. Зато алкоголь в «Бронксе» был недорогим – меньше $0,5 за кружку. Уже через полчаса один из партийцев отправился в комнату, где переодевались стриптизерки, с целью объяснить им насчет теории сексуальной революции Вильгельма Райха.

Судя по их визгу и по тому, как заметались охранники, в тот вечер девушки так и не познакомились ни с одной из теорий Вильгельма Райха.

Неподалеку сидела одинокая и трезвая девушка. Брюква попробовал к ней подсесть.

– Как вас зовут?

– Все только на коммерческой основе!

– Редкое имя! Наверное, не русское?

Девушка встала, забрала сигареты и ушла. Брюква грустно смотрел на ее попу-грушу. Даниил выковырял из пачки новую сигарету, прикурил, наклонился к самому его уху и поинтересовался, не знаком ли тот с Густавом?

– С Густавом? Знаком. Кто ж с ним не знаком? Ты чего, решил в террор податься?

Протрезвел Даниил моментально.

– Почему в террор?

– Так Густав же боевик. Он у нас в «Действии» террором заведует. Слышал, как в Москве газораспределительную станцию заминировали? Очень серьезный парень.

Даниил не мог поверить. Неужели вот так, запросто, в перерыве между двумя «Балтиками-номер-семь», можно взять и выдать страшную партийную тайну? А как же конспирация?

Его и раньше удивляло отношение приятелей к подобным вещам. Как-то раз Брюква кивнул в сторону длинноволосого угреватого типа, забредшего на собрание «Действия»:

– Знаешь, кто это?

Даниил не знал.

– Это Вишняков. В Питере он гасится от пензенских ментов. Неужели не слышал? О нем даже по телеку говорили. Вишняков у себя в Пензе одному пареньку уши ножом отрезал. Тот на фээсбэшников работал... ну, Вишняк и...

Как при таком отношении к конспирации весь личный состав петербургского отделения «Прямого действия» до сих пор не обосновался на тюремных нарах, было для Даниила загадкой.

Он посмотрел по сторонам. Посетителям «Бронкса» не было дела до их разговора. Он сказал, что да, он, Данила Сорокин, действительно хотел бы работать в терроре.

Чувствовал он себя при этом, как мальчишка, просящий принять его в дворовую футбольную команду. Брюква воспринимал подобные разговоры на полном серьезе. Он отодвинул бокал с пивом и постарался придать лицу трагическое выражение.

Почувствовав себя увереннее, Даниил ввернул пару фраз насчет «софт-тоталитаризма нынешней Системы» и «необходимости врываться в сознание масс посредством динамита».

За время, пока писал книгу, он выслушал и прочел огромное количество таких фраз. Брюква смотрел на него с уважением и обещал посодействовать.

Чем закончился вечерок в «Бронксе», вспомнить Даниил потом не мог. Мало ли их было, таких вечерков? В начале ноября произошло то, ради чего вся эта история и затевалась.

Брюква отвел его в сторонку и, плюясь на новый Даниилов свитер «Polo», зашипел:

– Помнишь, ты меня о Густаве спрашивал?

– Ну?

– Мы с ним встречались. Он спрашивал, не появились ли у нас в отделении люди, готовые на серьезные дела.

– А ты?

– Я рассказал ему про тебя. Сказал, что ты хочешь с ним работать.

– А он?

– Он спросил, серьезный ли ты парень.

– А ты?

– Я сказал, что ты нормальный.

– А я нормальный?

– Говорят, в Москве кого-то из его парней прямо с «калашниковым» в сумке взяли. Пришлось работу всего отделения сворачивать. Теперь ему нужны люди. Так что он тебе позвонит, жди.

Тем же вечером Даниил снова сидел в мягком кожаном кресле, смотрел сквозь большие окна на безлюдную Захарьевскую и в подробностях пересказывал свой разговор с Брюквой.

Выслушав его, Майор хищно улыбнулся.

– Мы сегодня же поставим ваш телефон на прослушивание. Когда он вам, Даниил Владимирович, позвонит, постарайтесь подольше продержать его на связи. Если получится, арестуем его прямо у аппарата. На всякий случай, если он будет предлагать вам встретиться, не отказывайтесь. Премию, о которой мы договаривались, вы сможете получить сразу же после ареста.

Даниил вышел из здания и подумал, что, если неуловимого Густава арестуют в тот момент, когда он будет ему звонить... или, еще лучше, придет на встречу... члены Боевой группы непременно заподозрят... заподозрят его, Даниила Сорокина... и тогда они...

Что они сделают... как далеко смогут пойти... он старался не думать об этом. Он зарывался лицом в золотистые волосы Полины, до изнеможения целовал ее роскошное, упругое тело.