Иностранец в Смутное время

Со стороны сцена выглядела более или менее обычно: встреча друзей у Главпочтамта. Мало ли встреч случаются у Главпочтамта всякий день! Но заинтересованное лицо — Индиана, не колеблясь, давно зачислил ее в разряд столь же знаменательных событий, как вступление Д'Артаньяна в Париж или момент, когда после похорон папаши Горио Растиньяк бросает с кладбища Пер-Лашез вызов городу. Честолюбец и столица. Кто кого? Столица сомнет храбреца и откусит ему голову или храбрец наденет узду на дикого зверя и обратит его в зверя домашнего?

В тот свежий осенний полдень они столпились четверо вокруг чемодана, как верующие у символа культа, и решили поскорее избавиться от этого громоздкого объекта, дабы предаться и удовольствиям первого дня столичной жизни. Чемодан решено было отбуксировать на Казарменный переулок, где снимали комнату в деревянном доме Бахчаняны. Продев под ручку чемодана толстую ветвь, мужчины взялись за ее концы…

Ему пришлось вернуться из глубин времени в измайловский клуб, ибо Соленов назвал его фамилию. Взяв две присланные ему из зала записки (Виктории Федоровой прислали пять, Токареву — много больше), Индиана встал и вышел к микрофону на авансцену. Таким образом продемонстрировав свою наглость. Он мог дотянуться до микрофона соседки Федоровой, но предпочел выйти, показаться своему народу. Эти пять тысяч собрались не ради него, но по причине соленовского бюллетеня, повествующего им об ужасных преступлениях, прошлых и настоящих. Они прочли пару его рассказов в бюллетене, и только. Он же, их родственник, сын, брат, их самозваный представитель на никогда не кончающихся ТАМ международных соревнованиях, захотел выйти сам. Смотрите, какой я есть — во весь рост. Не лучше вас, с простонародной рожей, Ванька, курносый нос, скулы, невидный рост, но я им там свою компактную ванькину внешность, там ИМ за границей наилучшим образом преподношу, не хуже чем Стив Маккуин свою преподносил. И от рождения у меня было не больше шансов, чем у вас, товарищи! — захотелось ему закричать. Он знал, что они не любят тех, кто выебывается, но не любят и тех, кто не выебывается. Индиана обнаружил, что очень хочет им понравиться. Спортсмен Индиана, Советский Союз! Ебаный Советский Союз …он клал на меня столько лет, и продолжает класть и сегодня. И приглашен я не Советским Союзом, не Родиной, которая положила с прибором на своих сыновей, но индивидуумом, «паханом» СОЛЕНОВЫМ, атаманом СОЛЕНОВЫМ, мафиози СОЛЕНОВЫМ. Он вспомнил, что ни единый советский журналист не явился на демонстрацию в Нью-Йорке, организованную хуй знает когда эмигрантами (во главе с ним, Индианой), к зданию Таймс. И вспомнил более позднюю обиду, — имперское телевидение отказалось явиться на Первые Поэтри Олимпикс в Вестминстерском аббатстве в Лондоне. Он, Индиана, читал свою поэму о Русской Революции:

Ново-Зеландское телевидение примчалось заснять своего поэта, австралийское явилось, но эти курвы… Между тем газета «Сандэй Миррор» вынуждена была удостоить его бронзовой медали. Читал он по-английски… Придя к микрофону, он однако не стал оглашать им свои обиды.

Пять тысяч пар русских глаз смотрели на него. «Здравствуйте, русские люди!» — сказал он и сунул руки в карманы — как Маяковский. И подумал, что он опытный демагог и честный человек. Ибо так вот и хотелось ему сказать, чтоб было торжественно и чуть вульгарно. Он сообщил им, что двадцать лет не был на земле предков, что только час как приземлился, что еще не понял, что он чувствует, что сейчас ответит им на их записки. Зачитал первую.

Индиана переступил с ноги на ногу, усмехнулся и сообщил им, что да, посуду он мыл, но быстро возвысился по служебной лестнице до помощника официанта и официанта. Работал он и землекопом и каменщиком и даже мажордомом у мультимиллионера. Но зазорного в мытье посуды он ничего не видит. И в стране Советов он работал в свое время сталеваром, грузчиком, поваром и портным. Что же касается его бывшей жены, то на панель она не пошла, но напротив вышла замуж за графа. Зал одобрительно зашумел. Индиана подумал, что по меньшей мере половина девушек в зале видели во сне, что они выходят замуж за графов, принцев и королей, и потому им несомненно приятно достижение их соотечественницы. Улыбнувшись, Индиана добавил: «За графа с древней породистой кровью». Зал зааплодировал.

— гласила записка номер два. «Ну…» Индиана спрятал записку, в карман, «там у нас во Франции мы живем… Нас там много, пятьдесят пять миллионов, и все мы живем по-разному. Я, скажем, снимаю холодный, красивый и романтический чердак, но предпочел бы менее романтическое, менее дорогое и более теплое жилище. Не следует представлять Париж как сплошное Шампс Элизе, в сущности это бедный город и во многих домах до сих пор еще существуют туалеты с двумя бетонными башмаками по обе стороны дыры…» Он добавил, что не знает, будут ли они когда-либо жить так, как живет средний француз (на самом деле он был уверен, что никогда), но надеется, что они будут счастливы (демагогия!) и есть счастливы сегодня. На самом деле он был убежден, что удовольствия простого человека всегда будут ограничены и никакой режим не спасет простого человека от его собственной посредственности. Правда и то, что у каждого есть выбор: быть спящим или проснуться. И Индиана сел. Под аплодисменты зала. Простой человек, ставший не простым, благодаря собственной энергии и настойчивости. Они убедились, что он ОК. Не стесняется, не мямлит, наглый. Если б они были американцами, то могли бы заключить, что у этого Индианы есть «гатс».

Начал говорить седой мужик в сером костюме с полосатым галстуком, высокозалысистый лоб, также приглашенный, как и они, но не издалека, начальник Уголовного Розыска МВД, «главный мусор» Вячеслав Панкин. Переживши подписание автографов бригаде милиционеров, Индиана уже вполне хладнокровно воспринял факт, что сидит за одним столом с главным мусором страны, с генерал-лейтенантом. Однако кривая улыбочка выделилась все же из его лица при мысли «Видел бы меня Кот!» Индиана посмотрел в ближайшую из телевизионных камер (встречу Индианы с русским народом снимали. Неизвестно было лишь «ан дирэкт» или для истории), словно из камеры на него смотрел бывший его подельник по юношеским шалостям — «Кот». Юношеские шалости в свое время привели восемнадцатилетнего Кота к высшей мере наказания — расстрелу, замененному, к счастью, при пересуде, длительным тюремным заключением. «Если ты жив, Кот, удивись неисповедимой воле судеб, посмотри, что происходит. Если ты думаешь, что я заслужил право сидеть за одним столом с главным мусором страны тем, что заложил кого-либо, то ты жестоко ошибаешься. Никого, никогда не заложил, и даже не отрекся от наших с тобой принципов». Главный мусор сообщил об обезвреживании группы «расхитителей и сбытчиков» сухого морфина из промышленного объединения СОВБИОФАРМ. Раскрыто тридцать восемь преступлений, в том числе одно убийство и три разбойных нападения. 22 преступника арестованы. Некто Дермухамедов, 1957 года рождения, возглавлявший банду, не арестован. «Видишь, Кот, — обратился Индиана к Коту, — мы бы с тобой тоже ввязались во все эти дела, я не сомневаюсь, да судьбы нам с тобой выпали иные, и разные. Пятьдесят седьмого года рождения этот чучмек, пацан совсем…»

Индиана качал коленом, менял положение ног, обменялся парой фраз вполголоса с актрисой Викторией. Подумал, а не попросить ли ему у Панкина помощи в розыске пропавшей подруги… Главный мусор страны покинул сцену. Неспешно выбирая записки, стал опять отвечать на вопросы некогда репрессированный Сталиным старик. У Индианы мелькнула мысль, что если Кот может быть наблюдает его сейчас по теле, то у Кота мелькает мысль (Индиана не побоялся дважды мелькнуть мыслями), что друг его Индиана попал-таки в точку, преуспел в осуществлении их мечты. Что живет Индиана в мире, где девочки (представленные красивой актрисой, мечтой мужчин) танцуют голые, где дамы в соболях (все та же Виктория, ее шуба), лакеи носят вина (после встречи с русским народом предполагалось пиршество в САМОМ их ресторане), а воры носят фрак. (Черный простой и старомодный костюм Индианы вполне представлял фрак, в Париже у него висел малоупотребляемый черный смокинг). «Отчасти это так, Кот, — сказал Индиана, — отчасти нет. Действительность куда более сложна, чем простые мечты воров-подростков, выраженные блатными песнями, Кот!»