Дмб

Мы вышли в коридор, Леопольд постучался в соседнюю каюту, открыл дверь и вошел туда. Посреди каюты в кресле с высокой спинкой сидел пожилой господин и слушал радиоприемник. Передавали Баха.

– Что тебе, скотина? – грозно спросил он вошедшего Леопольда.

– Папа, я попеть хочу, – ласково ответил тот.

– Пошел вон, скотина! – рыкнул на него папа, схватил прислоненную к поручню кресла тяжелую дубовую трость с серебрянным нашабашником и замахнулся на родственника.

– Спасибо, папа! – спешно ретировался тот.

– Чтоб ты сдох, скотина! – летело ему вслед.

– Милейший человек, – закрывая за собой дверь, вполголоса признался барон, – терпеть его не могу. Редкая мразь. Вообще он мне не папа, а тесть. Будущий. Чтоб его черти съели! Пошли!

Нас провели в ресторан, заказали еду и напитки. Сам Леопольд ушел куда-то вглубь сцены.

Не успели мы докушать жюльен, как кулисы разъехались и на сцену с визгом выскочили сначала кордебалет, потом четверо цыган с гитарами наперевес и наконец появился Леопольд. Он действительно был очень роскошный.

После феерического вступления кордебалета, отчего Штык потерял аппетит и покрылся холодной испариной, Леопольд сложил руки на груди и запел на итальянском языке «Санта Лючию».

– А это тоже цыганская песня? – полюбопытствовал я у сидящего рядом огромного цыган.

– Хорошие песни все цыганские, – кивнул он.

И он был прав, поскольку на припеве в дело вступили гитары.

К финалу девицы кордебалета выскочили в зал, схватили нас за руки и затянули на сцену.

Уже стихали последние аккорды, как в зал вошла высокая, но при этом беременная цыганка со стервозным лицом. Все сидящие в зале цыгане почтительно встали.

– Это моя невеста – Сирена Владимировна, гадюка подколодная, молодости меня лишить хочет, бай-бай электрошоком укладывает – шепнул нам Леопольд и закричал в зал, – Сиричка – нежность моя! Зачем ты встала, тебе же доктор сказал больше спать! Так будет лучше для нашего бэби!

– Не рви мне нервы, Леля, – грозно начала она, – ты опять пил! Мое сердце сказало, что это правда. Карты подтвердили.

– Сирик! Майн либэ! Это ложь! Отвратительная, мерзкая ложь! Твой орган заблуждается, а карты – просто суеверия – взвизгнул барон, перегнулся через стойку бара, ухватил там из блюда горсть зерен кофе и сунул себе в рот.

– Леля, мерин ты поволжский, я тебя предупреждала! – негодовала невеста, приближаясь и на ходу доставая из-под подола электрошоковую дубинку.

От расправы барона спасло неожиданное появление дикого прапора. Нашему славному вояке, каким-то образом удалось избавиться от пут и на данный момент он с неистовым воплем «бляди-и!!!» мчался через ресторан, неся перед собой на вытянутых руках оборванный штурвал и рынду. За прапором с криком «Полундра!» бежало пятеро потных матросов.

– Так, гвардейцы! – схватил нас за рукав барон, – вот моя просьба – я жениться не хочу, я хочу с вами в армию. Я два раза от ее отца бегал – с самолета прыгал, с поезда сигал. Результат нулевой…

– Говно вопрос!.. В армии тебя не достанут – за два года либо тебя убьют, либо Сирена разлюбит… Армейская традиция… – кивнули мы и начали незаметно пробираться к выходу.

Пока мы спускали лодку на воду, в ресторане происходили следующие мероприятия: обезумевший от свободы прапор размахивал над головой рындой. Подойти к нему не представлялось возможным. Положение спасла Сирена Владимировна. Она, как-то особенно посмотрела военному в глаза, два раза щелкнула пальцами и спросила:

– Потанцуем, красавчик?

Прапор непроизвольно выпустил рынду и шагнул навстречу прекрасной цыганке.

А та его тут же увалила добрым разрядом в молочные железы.

А мы уже плыли. Я, Бомба и Штык гребли, а Леопольд стоял на носу лодки, задумчиво смотрел на приближающийся берег и бормотал:

Идеальный вариант! Проклятый прогресс! Век расшатался! Цыган – брокер! Цыган – хакер! Абсурд! Где традиции? Пора к корням! Шлеп, шлеп и по кибиткам кочевым!

– Леопольд, вернись! – донеслось с палубы парохода, – Леопольд, папа сердится! Леопольд, я тебя люблю! Леопольд, я тебя зарежу!

– Так! – закричал на голос барон, попутно производя всякие неприличные жесты руками, – Жениться не буду! Папу в жопу! Я тебя тоже очень, но все равно не дождетесь! Назад к традициям! Чавелла!

Стоящая у поручней палубы Сирена кивнула и, подошедшие сзади, цыгане тронули гитары за струны. И Сирена запела. Что это была за песня!? Что это была за страсть!? В звуках невидимыми серебренными нитями слились страх, смех, смерть, неразделенная любовь, мерцание далеких звезд, дефолт и выход «Спартака» в четвертьфинал.

Леопольд зажимал ладонями уши, но слезы все равно струились по его смуглым щекам. Мы рыдали просто в голос. Наконец барон не выдержал, отчаянно крикнул нам, – поворачиваем!! – и запел сам.

Утром пароход нас высадил на пристани города Икс, а сам поплыл дальше, увозя влюбленных навстречу их цыганскому счастью.

Обстоятельный с бодуна прапорщик, построил нас, тщательно пересчитал и прочел нотацию:

– Товарищи призывники! Наш священный долг защищать Родину и соблюдать правила гигиены, иначе все пойдет через жопу. Поэтому для более эффективного следования в часть, нужно сесть на автобус и проследовать в часть.

– Совсем ведь другой человек! – восхищался Штык, глядя на вчерашнего безобразника.

– Пьяница мать – горе в семье, – поддержал его Бомба.

А я не удержался и спросил: – Товарищ начальник, а вы помните, что вчера генерала за выю укусили?

– Не согласен, – отрезал Казаков, – что погулять мог – да. Цыгане тем более! У нас, у военных такое водится. А как же! Мы должны иметь некоторый гражданский отдых. Но чтобы генерала, да еще в такое место…..! Нет. Отставить. У нас – субординация и выслуга лет.

Он посадил нас на автобус и повез в часть.

Вскоре автобус выкатил за город и затормозил на остановке у длинного бетонного забора. Мы, позевывая, вышли на улицу.

– Вот она, родная! – восхищенно сказал прапор и показал на забор.

– На склад похоже, – отметил Бомба.

– Нет, товарищ призывник, – это не склад, это то место, где вы интересно проведете два года, – заявил Казаков.

– Не сомневаюсь, – кивнул Штык.

После сдачи документов в штаб, Казаков повел нас в баню, где отобрал личные вещи и выдал наше первое обмундирование, при этом снабдив первой мудростью. Он сказал:

– Без свадьбы только мухи женятся. – На что именно он намекал нам так и не открылось.

Пока прапор вел нас в баню, нам удалось сложить свои первые армейские чувства.

Проходя по плацу, мимо спящих на теплом асфальте тощих армейских собак, Бомба сказал:

– Здесь нам кушать не дадут.

Штык посмотрел на стоящего на другом конце плаца полковника и заметил:

– Кадр с постера «Не хватайтесь за оголенный провод».

Я сказал проще:

– Полное говно.

После того, как мы приняли ледяной душ с хозяйственным мылом и скипидаром, прапор выдал нам портянки.

В итоге портянки повязал только опытный Бомба, а мы попрятали их по карманам.

За этим прапор выдал нам по белой тряпочке и по нитке с иголкой.

– Пришивайте подворотничок к воротничку на гимнастерке, – приказал он.

– Мы не умеем, – сказали мы.

– Никто не умеет, – ответил Казаков, – дело ни в умении, ни в желании и вообще ни в чем, а в самом пришивании подворотничка.

Скрепя сердце, мы принялись колоть иголками жесткую материю.

– Армия – не просто доброе слово, а очень быстрое дело, – гудел над нашими головами прапор, – так мы выигрывали все войны. Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты, причем вручную. Когда приходит время атаки, противник теряется на незнакомой местности и приходит в полную небоеготовность. В этом смысл, в этом наша стратегия.