Вам и не снилось

она. - Утрясем".

- Оказывается, - сказал Сашка, - мы, Татьяна Николаевна, эстетически не развиты. Спектакль-то - штука! А мы смеялись, как лошади...

- Классический пример выдавания желаемого за действительное, - объяснял Роман. - Рецензент не дурак. Он написал о том, что могло бы быть, если бы из этого что-то вышло...

- Умники! - фыркнула Алена Старцева. Она хотела привлечь к себе внимание, потому что подстриглась и никто еще ничего не сказал по этому поводу. Алену Таня знала по восьмому классу.

- Тебе идет стрижка, - сказала она ей. И Алена вся засветилась.

К этой девочке было сложное отношение, но Таня с ней ладила. Сейчас ее волновало другое: новенькие. Те, что пришли из новостроек. Восемь лет в одной школе, девятый в другой. Это всегда сложно. И сейчас они в стороне. В театр не ходили, рецензию не читали, реплики Сашки и Романа до них не доходят... Сколько таких? По списку десять. Десять и есть. А за их спинами, наверное, родители. Смотрят настороженно, готовы защищать своих хоть и больших, но все-таки детей. Вдруг не так встретят!

И тут истошно, театрально зазвенел звонок. Пока шли приветствия через мегафон, Таня разглядывала своих ребят. Ей полагалось уйти туда, на школьное крыльцо, и взирать на все с полагающейся высоты, но она осталась у ограды, ближе к "новеньким", на лицах у которых от первых же речей появилось выражение умиротворенной скуки: в новой школе начинается, как в старой. Тоска...

Таня уже привыкла к тому, что все дети теперь очень большие. Но этот ее класс был прямо-таки великанский. Юбочки из модной замши - директриса добилась для старшеклассников "вольной одежды", пока не придумают что-нибудь посовременней, - так вот юбочки из модной замши трещали на туго обтянутых бедрах девчонок; пятки стыдливо свисали над тридцать девятым размером босоножек, колени, грудь, губы - все было откровенно и напоказ. И парни тоже ничего себе стропила. Все по метр восемьдесят - девяносто, но худы-ы-е! Ни одного мальчишечьего румянца на класс, все как из голодного края. Таня однажды поинтересовалась у врача - отчего, мол? Та махнула рукой: "Все в порядке. Худые? Дольше будут жить. Бледные? Это пламенный привет от мерцающего телевизора. Девочки другие? Они уже сформировались. Ясно? И вообще: чего вы волнуетесь? Все равно в основе своей это поколение гипертоников, язвенников, сердечников. Других теперь не рожают. Не умеют. Потому что кто рожает? Гипертоники, язвенники, сердечники..." Их школьный врач - большая оптимистка. После разговора с ней ощущаешь радость обладания двумя (а не одной) ногами, умением откусывать и пережевывать, испытываешь благодарность к грудной клетке, что она крепкая, костяная.

В микрофон громко откашлялся шеф.

- Давай, пролетариат, давай, произнеси слово, - сказал Сашка.

Девятый захихикал. Таня подумала: директриса потом ей скажет: "Ваши, деточка, вели себя хуже всех, потому что - как они говорят? - им хотелось выпендриваться перед вами. Зря вы с ними стояли".

Она подошла к Сашке и