Деньги

– Разве я вам не сказал? – тихо спросил Карич, беря его за руку. Ведь, деньги потерял я!

– Вы?! Но откуда…?

Он хотел спросить, откуда у того появилась такая большая сумма денег, но от волнения у него сжалось горло и голос пресёкся. Карич понял его и, усмехнувшись, торопливо объяснил:

– Что же тут удивительного? Граф Шульгин поручил мне внести их в банк, на его текущий счёт. Сегодня я не успел и взял их с собой, чтобы сделать это завтра… граф хорошо знает меня и часто даёт разные поручения, доверяя мне и большие суммы…

Он отклонился от Брагина и смотрел на него в упор, как будто наблюдая на лице художника действие своих слов.

Брагин остолбенел от неожиданности и молчал, чувствуя, что у него подкашиваются ноги и не в силах совладать с дрожью руке. Карич придвинулся к нему почти вплотную, и сильно сжав ему руку, тихо, серьезно спросил:

– Послушайте… не вы ли нашли деньги?

Брагин вздрогнул всем телом, как под ударом хлыста, и испуганно поднял руки, как будто защищаясь от нападения:

– Что вы! Что вы! Я в первый раз с утра выхожу сейчас из дому!

Карич сразу переменил тон и, усмехнувшись, похлопал его по плечу.

– Я пошутил… не пугайтесь…

Лицо его стало глубоко грустным, и он тихо продолжал:

– Вы сегодня еще больше нервничаете, чем вчера, и мне показалось… Впрочем, вполне понятно, что вас так взволновало мое несчастье. Вы, конечно, понимаете, что у меня нет другого выхода, как в эту же ночь покончить с собой…

Он стиснул руку Брагина, хотел еще что-то прибавить, но раздумал, махнул рукой и бросился наверх по лестнице, как будто торопясь уйти, чтобы не разрыдаться перед художником…

Брагину показалось, что он летит в какую-то бездну, полную непроницаемой тьмы. В глазах замелькали искры, в ушах засвистело, зашипело. И почти теряя сознание, он опустился на ступени и бессильно уронил на грудь голову…

Слышно было, как будто сквозь сон, как Карич добежал до площадки четвертого этажа и там дернул ручку звонка. С минуту длилось глубокое молчание, потом загремел засов, дверь открылась и снова тяжело захлопнулась…

Яркий свет резанул ему в глаза. Он очнулся и поднял голову. Это внизу дворник открыл электричество, и свет засиял по всей лестнице. Брагин встал, чувствуя сильную слабость во всём теле и, медленно передвигая ногами, стал взбираться наверх, придерживаясь руками за перила…

VI

И пока он поднимался по лестнице, в голове у него шла усиленная работа, которая, у двери его квартиры, вдруг пришла к страшному концу. Ему стало совершенно ясно, что Карич уже знает, кто нашел деньги. Припомнив то короткое, но жуткое мгновение, когда, в разговоре на лестнице, их взгляды встретились, и Карич заглянул глазами как будто в самую сокровенную глубь его души, Брагин нервно передернул плечами и до боли стиснул пальцы рук. В то мгновение он выдал себя с головой – это не подлежало никакому сомнению…

Он стоял у двери и, положив руку на ручку звонка, продолжал думать. Мысли цеплялись одна за другую и свивались в тесный круг, из которого не было никакого выхода. Если бы он не выдал себя Каричу – разве он мог бы удержать у себя деньги, зная, что тот их потерял и из-за них лишит себя жизни? И если даже предположить, что Карич не покончить с собой, все же деньги придется вернуть ему, потому что тот знает уже, кто их нашел, и примет меры к тому, чтобы они были ему возвращены…

Его потянуло к Каричу. Нужно было, во что бы то ни стало, каким-нибудь образом, установить, знает ли Карич, что деньги у Брагина, или не знает, и в таком ли тот состоянии, чтобы покончить с собой. Как это можно установить – Брагин не отдавал себе отчета. Но решил сейчас же пойти к приятелю.

Дрожа от сильного озноба, он поднялся на четвертый этаж и позвонил. Дверь открыл ему сам Карич, который, увидев его, усмехнулся и тотчас же сделал серьезное лицо.

– Это вы? – сказал он таким тоном, как будто ожидал его прихода именно в это время, – пойдемте ко мне…

Брагин молча снял пальто, галоши и шляпу и пошел за ним по узкому, полутемному коридору.

В комнате Карича горела та же лампа, которая вчера так сильно раздражала Брагина своим неприятным, звенящим жужжанием. Художник мельком посмотрел на нее, опускаясь на стул у письменного стола. Карич поймал его взгляд и с усмешкой сказал:

– Простите, не успел переменить лампу…

Он опустился против Брагина в свое глубокое кресло, снял очки и стал тщательно протирать их стекла носовым платком. Брагин молчал, не зная, с чего начать, и начиная волноваться. Глядя на Карича, на его спокойствие, с каким он протирал свои очки, художник почувствовал, что тот о самоубийстве мало помышляет. Его спокойное, уже порозовевшее лицо нисколько не походило на лицо самоубийцы, готовящегося через несколько часов покончить счеты с жизнью. В нем даже не было обычной, тихой грусти, которую Брагин привык видеть в Кариче, напротив, в его глазах светилась какая-то скрытная, глубоко затаенная радость.

У Брагина сжалось сердце. Он понял, что Карич далек от самоубийства потому, что рассчитывает отобрать у него деньги.

И, как будто подтверждая его мысль, Карич, покончив с очками и надев их, тихо, но твердо спросил, уставившись в него невозмутимо серьезными глазами:

– Вы принесли деньги, Александр Иваныч?

Брагин побледнел и потерялся. Он не ожидал такого прямого вопроса, и слова Карича произвели на него впечатление грома, упавшего ему неожиданно на голову. Входя в эту комнату, он тотчас же понял, что с деньгами ему придется расстаться если не сегодня, то завтра наверно, но всем своим существом он протестовал против этого и всячески отпирался бы, лгал, клялся, лишь бы еще, хоть на несколько минут отдалить ужас отдавания денег. Вопрос же Карича застал его врасплох, спазма перехватила ему горло, и он ничего не мог сказать, только беззвучно шевелил дрожавшими от волнения губами…

Карич тихо погладил его руку и мягко, участливо проговорил:

– Не волнуйтесь так? Александр Иваныч. Ведь, я же знаю, что вы безукоризненно честный человек, и ни минуты не сомневался в том, что вы вернете мне деньги…

Все было кончено. Больше говорить было не о чем… Брагин зачем-то приподнялся на стуле и снова опустился. Хотел что-то сказать и открыл рот, который тотчас же скривился мучительной гримасой рыдания. Нервы его, напряженные до последней степени, не выдержали, он весь затрясся и, закрыв лицо руками, глухо зарыдал…

Карич выбежал из комнаты и через несколько минут вернулся со стаканом воды. Художник, стуча зубами о края стакана, залпом выпил воду и потом несколько минут сидел, закрыв глаза рукой, и часто вздрагивал всем телом…

Мало-помалу им овладело тупое, холодное спокойствие. Он встал, молча вынул деньги и положил их на стол. Карич быстро посмотрел на него, на деньги – и по его лицу вдруг пробежала какая-то тень, придавшая ему острое, почти хищное выражение, которое сделало его похожим на лицо купца в эстампном магазине, когда Брагин заявил тому претензию по поводу своей картины. И теперь художник почувствовал на своем лице от взгляда Карича тот же неприятный холод, как будто к нему прикоснулся мокрый, скользкий гад…

Но это продолжалось всего одну секунду. В следующее мгновение лицо Карича уже сияло радостью, он схватил руки Брагина, крепко пожимал их и говорил растроганным голосом:

– Поверьте, я не останусь у вас в долгу! Вы буквально спасли мою жизнь… Я вам так благодарен, так благодарен!

Брагин был в каком-то столбняке, не понимал, о чем тот говорит, и старался высвободить свои руки из рук Карича, прикосновение которых было ему, почему то неприятно до отвращения. Он пятился к двери, Карич шел за ним и все говорил, но слова его как-то ускользали от внимания Брагина? и в ушах только раздавался их неприятный, фальшивый тон. Чувство громадной, невозвратимой потери огромной тяжестью лежало на его душе и обессиливало его тело. Он не заметил, как спустился по лестнице и попал к себе на квартиру. Хотелось ни о чем не думать, ничего не чувствовать, впасть в глубокое, беспросветное забытье… Придя домой и не отвечая на расспросы жены, встревоженной его болезненным видом, он разделся, лег в постель и тотчас же заснул, как убитый, тяжелым, без всяких сновидений, сном…