Долгое завтра, потерянное вчера...

- Ну, тупы-ы-е, - серьезно сказала Настя.

Катя не удержалась и съязвила. При этом голос ее стал нарочито строгим:

- «И помни, лейтенант милиции Золушка, ровно в полночь ты превратишься в лейтенанта полиции». – «А голова?» - «Тут я, увы, бессильна, голова так и останется тыквой!»

Подруга не приняла это на свой счет, и хихикнула.

Так проболтали они часа два. Пожелали друг дружке спокойной ночи, и разъединились. Катя положила трубку, и переместилась за компьютер. Но тут снова затрезвонил телефон.

- Алло?

- Алло, - раздался незнакомый мужской голос. – Как, Катенок, головка не бо-бо? Что же ты сбежала?

- Я? Сбежала? А… Это Вадим? – догадалась она.

- Совершенно верно, киска.

Бархатные нотки в голосе, игривый тон, все это не понравилось ей, бросила трубку. Откуда у него ее телефон? Кажется, сама дала, спьяну. Да, точно, теперь припомнила. Но самого Вадима вспомнить она, как ни силилась, так и не смогла. Как он выглядит? Ну да ладно, ну его.

Она разъединилась, и снова погрузилась в Интернет.

Опять телефон. Взяла трубку. Голос Вадима был на сей раз мурлычистый и шелковистый.

Она положила трубку, и нырнула на сайт «Ответы». Ей нравилось смотреть, какие вопросы задают блогеры, и как на них отвечают другие. Ответы бывали очень остроумными, а вопросы иногда просто смешными. У некоторых блогеров встречались весьма забавные ники: Леди Привереди, Злая Тетка, Гад-ЗИЛа, Твоя Будущая Теща, и т.д.

Она зашла на сайт, и принялась просматривать записи. Вопрос задавала Брюнетка: «Подскажите, пожалуйста, адрес, где колеса иномарок накачивают Басковым? Моей подруге накачали, но она адрес забыла».

Отвечал Маленький Огурчик: «Вы блондинка?»

Брюнетка: « Нет, брюнетка. Почему все об этом спрашивают?»

Маленький Огурчик: «А я думал, блондинка».

Брюнетка: «У меня же ник: Брюнетка».

Катя внутренне рассмеялась. Но лицо у нее было печальное.

«Погуляв» по Интернету, она переместилась на кухню, пить чай и смотреть «зомбо-ящик», как называла телевизор соседка Лиза, тридцатилетняя девица, работающая в церковной лавке. Но мысли всё куда-то уплывали. Рассеянно поглядывая то на экран, то в окно, за которым растеклась тьма, сквозь которую высвечивались окна противоположного дома, она вяло жевала банан. Сначала мысли метнулись к этой жуткой истории, которая с ней приключилась вчера, но тут же перескочили на хрусткий снежок под ногами во дворе, на забавные обледенелые деревья, потом на Сашку (небось, тоже тупо уставился в «ящик», и пьет пиво), на соседку Лизу. Эта Лиза каждый раз при встрече рассказывает о каких-то необыкновенных церковных службах, о паломнических поездках, о раках с мощами. Говорит так, будто всем это интересно, увлеченная особа, да. Она верит во все, что написано в Библии, и даже в конец света, ну прямо как дитя, - думалось Кате, - инфантильность какая-то. Но, вообще-то, с ней приятно общаться, от нее такой внутренней теплотой веет, словно она переполнена какой-то особой субстанцией доброты и чистоты. Странно. Но приятно. Только вот о храмах и иконах слушать Кате не очень интересно. А вообще, все они, друзья-знакомые, занятно контрастируют. Настя – с квадратными плечами, с крупными чертами лица, с черными бровями подковкой, приземистая и большеногая. Лиза – невысокая, зеленоглазая, с пухлыми губками, улыбчивая, всегда в длинной юбке. Сашка – высокий, с крупным носом и головой как репа. Если бы они были фарфоровыми фигурками, как в той комиссионке, куда они с Настей порой заходили, получилась бы преинтереснейшая коллекция.

Катя вернулась в комнату, и принялась разглядывать статуэтки в серванте. Были среди них и с синей печатью «ЛФЗ» – у коллекционеров они особенно ценились, так как появились на свет в середине двадцатого века, в самые «застойные» советские времена, когда еще были качественные и очень хорошие товары. Фарфор с красной печатью «ЛФЗ» возник позже, но тоже достаточно давно, у Кати были и такие фигурки. Не говоря уже о современных.

Спать она легла далеко за полночь.

Проснулась, как обычно, днем. Лежа в постели болтала по телефону с Настей ни о чем. Долго завтракала под аккомпанемент «зомби-ящика». Потом накинула короткую шубку с капюшоном, и отправилась в магазин. По пути встретила Лизу.

- Привет, соседка.

- Спаси Господи, - ответила девушка.

Тут Катя решила подколоть ее каверзным вопросом:

- Вот скажи, Лиз, что-то я не пойму. Получается, как мне кажется, что-то странное. Вот Христос взял на себя все грехи людей, и, значит, он стал грешником вместо тех, кто грешил, так, что ли?

- Да что ты такое говоришь?! – опешила Лиза.

- Ну, так он же взял на себя грехи человечества, так сказано в Писании. Вот как я понимаю – Господь перенес наши грехи на Иисуса, он обошелся с ним, как с грешником, позволив ему умереть за грехи всех людей. С Иисусом обошлись так, будто это он был виноват во всех совершенных грехах тех, кто когда-либо уверует.

Лиза даже приостановилась, ошарашенная такими словами.

- Христос принял на себя грехи людей, чтобы спасти их, - сказала она. – Но при этом он остался Богом. Он искупил грехи человечества ценой мучительной смерти на кресте.

- Так Богом, или Сыном Божьим? – не унималась Катя.

- Сын Божий, Богочеловек, Бог, так его именуют, это все одно, - сказала Лиза.

- А я так понимаю, - продолжала Катя, - что грехи - это ошибки и уроки людей, которые должны сами люди понимать и исправлять. Какой дурак придумал, что учитель за учеников их уроки (грехи) будет выполнять?

- Ну что ты такое говоришь? – опять ахнула Лиза. - Иисус Христос больше чем учитель, и поэтому он не только "исправляет" грехи кающегося грешника, но и помогает избавиться от этих грехов силой прощения и любви. Надо просто стараться жить по Его заповедям.

- Ну, понятное дело, как же, - ответила Катя, и завернула в магазин.

И подумала: «Жить по заповедям? Как же! История человечества показала! Никто, абсолютно никто не сумел жить по Его заповедям. Потому что Его заповеди противоречат человеческой сущности. Любая религия, это же политика кнута и пряника! Это - метод, применяемый в человеческом обществе задолго до Иисуса. Ну, вот, хотя бы, заповедь «Ни убий». Всегда были, есть и будут войны, какое же тут «ни убий»? Или смертная казнь – она же почти во всем мире есть, у нас лишь, по дурости, отменили, и население стало резко сокращаться – убийцы безбоязненно орудуют.

- Ты все равно ничего не поймешь, - сказала Лиза. – Надо не философствовать, а просто верить, всем сердцем, душой. Душа мудрее разума. Разум человеческий несовершенен.

А может, и можно соблюдать эти самые заповеди, - подумала Катя, - ведь есть же святые, были же, хотя и они считали себя грешниками»…

Она купила пакет сока «Мультифрукт», который очень любила, килограмм мандаринов, упаковку конфет, и направилась к выходу. Возле магазина топтался очень грустный Сашка. Недокуренная сигарета дымилась, зажатая между его пожелтевших сбоку пальцев.

- Ты что тут делаешь? – спросила Катя.

- Курю, - печально ответил он, взглянул на нее и отвел быстро глаза. – У меня мама умерла. Вчера похоронил.

- Ну, ей теперь хорошо, она на небесах. Не грусти. Мои родители умерли шестнадцать лет назад. Иногда снятся мне, такие умиротворенные, довольные, я за них свечи ставлю и записочки на помин подаю в Родительские Субботы, знаешь же такие церковные дни?

Она вспомнила то время. У мамы случился инсульт, а папа умер через неделю от инфаркта. Смерть их была быстрая, без мучений. Катя не испытала какого-то особенного потрясения, или приступа горя. Нет. Им было уже за пятьдесят. Просто, вот были они, и вот – не стало. Родня помогла с похоронами, с поминками. На поминках было сказано много замечательных слов об этих тихих, незаметных людях, учителях, - мама преподавала английский язык, папа – немецкий. Они были настолько заняты своей работой и друг другом, что на Катю их уже не хватало, и ее воспитанием занималась, в основном, бабушка. Вот бабушкину смерть Катю переживала очень остро, но не долго – это как пожар: все вспыхнуло, но быстро прогорело. Бабушка умерла, когда Кате было шестнадцать. Хотя, не так уж равнодушны были к ней родители, но услужливая память выдавала Кате то, что ей хотелось – пожалеть себя, такую несчастную и заброшенную сиротинушку. А вообще, она не любила ворошить прошлое. Все что было, быльем поросло – эта присказка была ее девизом.