Игра в ошибки

Ким был так же высок, как и Михалыч, но более плотен и крепок. Светлые прямые волосы опускались на плечи, небольшие голубые глаза казались защитным экраном, сквозь который невозможно было разглядеть хоть что-нибудь. Крупный нос, тонкая верхняя губа и достаточно толстая нижняя придавали его лицу выражение вечного недовольства. В целом лицо выглядело абсолютно бесстрастным, было заметно, что обладатель его очень лихо наловчился прятать от окружающих свои мысли и эмоции.

Нина была ростом с Алису («Стандартный женский рост, рост Венеры», – любила шутить та). Обесцвеченные волосы, невыразительное лицо, поражающее в первую очередь неправильностью черт. Слишком маленькие, глубоко посаженные глаза, большой, немного искривленный нос, тонкие губы и достаточно волевой подбородок. «Да, не красавица…» – сочувствующе подумала Алиса, отметив про себя, что фигура, в отличие от лица, у Нины безупречна.

Разговор за столом стал более непринужденным, сказывалось количество выпитой водки, потом Михалыч взял в руки гитару. Ким и Нина подпевали, они знали слова всех песен, как люди, которые давно и хорошо знакомы, Алиса слушала и смотрела, ей было немного завидно: это был свой мир, в который она только что попала, и который ей ужасно нравился.

Открыли вторую бутылку. Гитару взял Ким. Всю компанию охватило безудержное веселье, Михалыч подстукивал на столе, потом взялся за вилки, Алиса с Ниной смеялись, от первого напряжения не осталось и следа. Когда Ким улыбался, глаза его становились светлее, и бесстрастная маска на несколько секунд исчезала, прячась где-то в уголках губ. В нем угадывалась сила, и Алиса, которую всегда притягивали сильные люди, продолжала исподволь наблюдать за ним. Она слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы не суметь объяснить себе несколько долгих пристальных взглядов, брошенных на нее Кимом, в те мгновения, когда ему казалось, что на него никто не смотрит. «Зацепила», – подумала она, и все выпили еще по одной.

Михалыч слишком давно и хорошо знал своего друга, чтобы тоже все понять. Он усмехнулся про себя и закурил. Часа в четыре ночи в стенку застучали соседи; компания расхохоталась, но чуть приглушила голоса, правда, на очень короткое время.

Часам к шести, наконец, решили, что не худо бы и поспать, и, пожелав друг другу всяческих благ, разошлись по разным комнатам. Михалыч поставил пластинку, обнял Алису, и все одновременно провалились в сон.

Утром проводили гостей, Михалыч клятвенно обещал появиться сегодня на репетиции и водку больше не пить.

— Буду меньше, – покаянно пошутил он, и Ким поднял огромный кулак – я тебе покажу меньше!

Алиса дала Нине свой телефон – звони, когда захочешь – и закрыла дверь.

Они смотрели телевизор, но мысли Алисы были очень далеко. «А почему бы и нет, в конце концов?» – подумала она и повернулась к Михалычу:

— Возьми меня на репетицию. Очень хочется.

— Поехали, – легко согласился Михалыч.

Алиса зашла в подвал, увидела Кима, и внутри нее что-то оборвалось. Какая-то волна накатила снизу и заставила все тело затрястись мелкой дрожью. Она разделась, опустилась на стул, так, чтобы ей было видно всех, закурила сигарету и стала молча смотреть. Михалыч сыграл новую песню, и они принялись разбирать ее, но репетиция не получалась, Ким нервничал и срывал зло на Михалыче, изредка бросая взгляды на сидящую в углу Алису, явно не понимая, что же с ним такое происходит. Михалыч взрывался и матерился, так же моментально остывал и пробовал снова по-хорошему, но ничего не получалось, слишком напряженной была атмосфера в подвале. Басист ничего не понимал, в паузах беззвучно касался струн и улыбался, Алиса много курила и не собиралась никуда уходить.

— Все, надоело! – поставил, наконец, точку Михалыч, издерганный и злой, как черт. – Завтра к шести. Все свободны.

Он молча оделся, помог одеться Алисе и, не прощаясь, вышел за дверь.

По улице несколько минут они шли молча, потом Михалыч сказал:

— На репетициях ты больше не появишься. Я хочу, чтобы человек работал, а не херней маялся.

Алиса в душе очень возмутилась: ей никогда никто ничего не запрещал, тем более таким приказным тоном.

— Я-то здесь при чем? – спросила она возмущенно, только для того, чтобы услышать подтверждение тому, что знала и сама.

— Слушай, не считай меня за идиота! Думаешь, я не видел, как вы друг на друга смотрели?! – взорвался Михалыч.

— Я на всех смотрела, – пожала плечами Алиса – Интересно же…

— Ладно. Не вешай мне лапшу на уши, – отмахнулся Михалыч и замолчал.

До дома они ехали молча. Молча поднялись по лестнице и вошли в квартиру.

— Знаешь, – сказала Алиса, которой быстро надоело это молчание: веселое приключение, которое она себе устроила, становилось скучным и нудным. – Мне твой Ким никуда не упирается, понял? Мы, по-моему, говорили с тобой на эту тему. Я – не твоя собственность и никогда ей не буду. Можешь катиться со своим Кимом на все четыре стороны.

— Прости, – неожиданно услышала она. Михалыч подошел сзади и обнял ее за плечи. – Я сегодня понял, как сильно люблю тебя. Но для тебя это – веселая игра, которая рано или поздно закончится, а я буду все больше и больше привязываться к тебе, привыкать, и когда ты уйдешь, мне будет очень плохо… Поэтому, прости, я завтра уйду, и очень тебя прошу, не появляйся пока, не звони, мне надо как-то продержаться хотя бы первые дни…

«Жаль», – подумала Алиса, понимая, что он говорит правду и принял единственно верное решение, но ей, почему-то, было жаль, что все как-то очень быстро закончилось.

В эту ночь они почти не спали, любили друг друга и разговаривали, много курили, и наутро в комнате висело облако сизого дыма. Он поцеловал ее на прощанье и кубарем скатился с лестницы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться и не вернуться. Алиса закрыла дверь и ощутила внутри себя огромную ноющую пустоту. «Вот и все, – повторила она про себя. – Вот и все… А впрочем, как знать…»

Ее хватило ровно на три дня. На четвертый она собралась и поехала к Михалычу домой. За дверью слышались возбужденные голоса, Алиса осторожно позвонила. Дверь открыл он сам. Рассеянно глянул на нее:

— А, привет, проходи.

В его комнате царил страшный бардак, он отшвырнул ногой какие-тряпки, валяющиеся на полу, и закрыл дверь.

— Из дома ухожу. Видишь, вещи собираю.

— Куда? – спросила она, вглядываясь в его лицо, по которому, как это ни странно, жутко соскучилась. Он немного осунулся и побледнел.

— Пока в подвале на базе поживу, а там видно будет, достало дома. Невозможно тут находиться. Зачем ты пришла? Я же просил…

— Поехали ко мне, – предложила Алиса и тихо добавила. – Я не выдержала больше… Мужа все равно до сих пор нет…

— Не могу, – мотнул головой Михалыч. – Сегодня у басиста день рождения, мне к нему к пяти.

— Возьми меня с собой, – попросила она.

— Нет, – твердо сказал он.

— Почему? – удивилась Алиса.

— Потому, – мрачно ответил он, явно не желая ей ничего объяснять, и рассказывать, как день назад напился и устроил скандал Киму, обвинив его во всех смертных грехах. Тот сначала опешил – да ты что, из-за бабы, причем замужней, мы с тобой еще не ругались – потом понял, что это серьезно, и хватило ума оправдаться и воззвать к многолетней дружбе – ты что, первый год меня знаешь, сколько мы с тобой дерьма вместе съели, чтобы сейчас из-за этого ругаться. Сошлись на том, что все бабы – стервы, за что и распили бутылку портвейна.

— И все-таки? – настаивала Алиса.

— Ты не понимаешь? – он посмотрел ей в глаза. – Там будет Ким.

Она выдержала взгляд:

— Ну и что?

— Этот человек мне очень дорог, – сказал Михалыч. – Мы с ним вместе почти десять лет. Не лезь туда.

— А с чего ты взял, что я собираюсь? – спокойно возразила она. – Я просто хочу побыть с тобой. С тобой, понимаешь?

Он снова посмотрел на нее, увидел ясные серые глаза, и что-то внутри у него дрогнуло: