Забой номер семь

Почти каждый вечер в банке скапливались большие суммы, и часто споры игроков кончались поножовщиной. Но Однорукий Апостолис умел разнимать дерущихся. Од бросался в кухню, хватал допотопный пистолет с рукояткой из слоновой кости и кричал хриплым голосом:

– Убрать ножи, сволочи! Если по милости кого-нибудь из вас мне придется закрыть заведение, убью негодяя, как последнюю собаку.

Его морщинистая физиономия с оттопыренными ушами, выпученные желтые глаза – он часто болел желтухой – нагоняли страх на разошедшихся игроков. Они знали, что он способен привести свою угрозу в исполнение Ведь Однорукий Апостолис уже отсидел десять лет за убийство. Страсти тотчас утихали, и игра продолжалась А из кухни опять доносился тонкий голосок Вулы, читающей по складам букварь…

Покинув Софию, Клеархос вышел на улицу и на автобусе доехал до поселка. Его душила ненависть к любовнице, и в то же время он чувствовал облегчение от того, что ничего не сказал ей. Он чуть не поддался минутной слабости. Потеряв самообладание, бросился разыскивать ее и мог бы наделать глупостей. С прошлым – с матерью, друзьями, Софией – навсегда покончено. К этому уже нет возврата. Мысль о загубленной жизни неотступно преследовала его весь день. Ему казалось, что он стал сильнее, так как сумел уберечь от всех свою тайну. Клеархос ощутил прилив сил, когда понял, что остался совершенно один. Но, вместо того чтобы успокоиться, он рвался поскорее развязаться с предстоящим ему делом.

«Что бы ни случилось, пусть случится немедленно, – думал он, представляя себе ту минуту, когда, избавившись от этой пытки, с деньгами в кармане окажется на палубе парохода. – Да, немедленно. Надо сегодня же вечером улучить удобный момент, разделаться и бежать».

Он зашел в кофейню на площади и спросил официанта:

– Здесь Сотирис Хандрас?

– В такое время он никогда не приходит. Оставишь ему записку?

– Нет, нет, я хотел повидать его самого…

– Тогда прогуляйся и через часок загляни опять.

У входа в притон его встретил Маньос. Несмотря на холод, он был до пояса обнажен. На шее у него болталось ожерелье из крупных бусин и потемневших серебряных монет, которые звенели при каждом его движении. Завсегдатай заведения, педераст и дебошир, он не расставался с ножом, засунутым за пояс. Когда у Однорукого Апостолиса бывало много работы, Маньос охотно помогал ему. В притоне он был как у себя дома: перекидывался шутками с посетителями, щекотал крошку Вулу, обнимал старуху. Он даже жалел новичков и убеждал их не курить крепкие наркотики.

– Добро пожаловать, дружище, – весело приветствовал он Клеархоса и с трубкой в руках, шутки ради, пустился отплясывать какой-то восточный танец.

Комната, утопавшая в клубах дыма, освещалась только лампадой, горевшей перед иконами. На сундуке сидела, сгорбившись, старая проститутка с замотанной шеей и, сплевывая время от времени, бормотала: «Дерьмо!» Рядом с ней, прислонившись к стене, стоя, дремал Зафирис.

Чуть подальше два парня пускали пузыри из трубок и заливались веселым смехом. На кровати сидел их приятель, белый как полотно. Он то и дело нагибался к ним и испуганно шептал, что пора уходить.

– Там идет крупная игра, – сказал Маньос Клеархосу.

Клеархос не ответил и приблизился к другу. Не пошевельнувшись, Зафирис приоткрыл глаза.

– Ты пришел, Клеархос…

– Опять тебя развезло, – брезгливо поморщился тот.

– Будешь играть?

– Нет.

– Зеленщик там выиграл почти тридцать тысяч. Везет ему, – сказал Зафирис, и его безжизненный взгляд остановился на лампаде.

Клеархос сжал руки, запрятанные глубоко в карманы. У него не было никакого желания играть. Он пришел сюда только по привычке, чтобы убить время до возвращения в кофейню. Игра в кости потеряла для него всякий интерес. Но, услышав о выигрыше зеленщика, он встрепенулся. У него проснулась смутная надежда. Может быть, он спасется, выиграв так же много денег?

– Тридцать тысяч? – прошептал он.

– Дерьмо! – сказала проститутка и сплюнула.

Бледный юноша, наклонившись к своим приятелям, прошептал:

– Как бы не началась полицейская облава… Пошли.

– Полицейская облава! Ты что, дружок, принял нас за коммунистов? С чего это полицейская облава? – насмешливо заметил мясник с прилипшими ко лбу волосами. – Здесь порядочное заведение.

– Мальчик-то неиспорченный, – сказал Маньос и поспешил сесть рядом с ним.

– Не лезь, Маньос, – послышался голос Апостолиса.

– Дерьмо! – пробормотала опять проститутка.

Клеархос вошел в соседнюю комнату. Яркий бледно-желтый свет ацетиленовой лампы падал на лица игроков, стоявших вокруг стола. Удачливый зеленщик, низенький человек с волосами, торчащими ежиком, прежде чем бросить кости, поплевал на них и потом долго тряс в руках.

– Четверка! – раздался чей-то голос.

– Наконец-то счастье ему изменило.

– Малый будет играть? – спросил высокий сводник перебирая четки.

– Да, – ответил Клеархос.

Ему уступили место, и он пролез между высоким сводником и мокрым от пота юрким человечком в шляпе набекрень, который беспрерывно сыпал ругательства. Из трех тысяч драхм, что дал Клеархосу англичанин, он не истратил и сотни. Что-то удерживало его от траты этих денег, и у него каждый раз сжималось сердце, когда приходилось где-нибудь расплачиваться. Поэтому он не купил утром модных ботинок на толстой подошве. Долго стоял перед витриной и смотрел на них, но в магазин не зашел.

Расстегнув дрожащей рукой кармашек, он вынул ассигнации, сложенные вчетверо, и положил перед собой на стол. Странное возбуждение мешало ему собраться с мыслями. Он рассеянно поставил две сотни и проиграл. У него над ухом раздались пронзительные выкрики:

– Бросай! Бросай!

Во второй кон Клеархос проиграл еще триста драхм. Когда он отсчитывал деньги для новой ставки, руки у него тряслись.

«Что со мной?» – подумал он и попытался сосредоточиться на игре.

У зеленщика опять выпала шестерка, и перед ним снова выросла куча денег.

– Сволочь! – разозлился сводник.

– Бросай кости, парень!

Клеархос растерянно смотрел на кости, которые держал в руках. Перед ним по столу были разбросаны ставки игроков.

– На все пойдешь, паренек?

– Выдержит твой карман?

– Ставьте! Парень сегодня при деньгах, – сказал человечек в шляпе набекрень. – Не так ли?

Клеархос не ответил.

Тебе не везет. Не рискуй! – закричал зеленщик, останавливая его.

Клеархос не сводил глаз с бумажек, раскиданных по столу . Вдруг словно безумный он стал перемешивать в руке кости. Он был совершенно невменяем. Кости стучали все громче и громче. Громче и громче! Их стук, словно трещотка, отдавался у него в ушах. Он подумал: «Я пропал». Ему хотелось остановиться, не бросать кости, но они уже покатились и запрыгали по грязному сукну.

– Двойка! – воскликнул кто-то.

– Неудача, парень.

Сводник продолжал перебирать четки.

Одна кость попала как раз в круглую дыру на сукне. Можно было подумать, что она особенно заинтересовала Клеархоса, – он не сводил с нее глаз. «Я болен», – подумал он точно в забытьи. Сосед в шляпе набекрень толкнул его в бок.

– Что смотришь? Плати…

Клеархос протянул руку к деньгам, лежавшим перед ним, и только тут заметил, что у него осталось всего несколько сотен и ему их не хватит, чтобы покрыть и половину проигрыша. Он испугался. Машинально пошарил по карманам. Игроки, замолчав, уставились на него.

– Я болен, – прошептал он, схватившись за лоб.

Наступила мертвая тишина. Все ждали. Вдруг среди напряженного молчания из кухни донесся тонкий голосок Вулы:

– О-те-е-це!

– Отец, – поправила ее старуха.

– Ну, дружок, раскошеливайся.

– Надоело ждать, – добавил сосед Клеархоса.

Клеархос, сделавшись белый как мел, выложил на стол завалявшуюся в кармане мелочь. Он окинул быстрым взглядом лица игроков.

– Мне не по себе… Я забыл… У меня нет больше денег, – громко проговорил он.