Новый Мир ( № 6 2008)

И скоро напророчат нам кукушки,

Отсчитывая каждому свое.

По веточке надломленной с березки

За каплей капля, будто слезы — сок.

А самолет серебряной полоской

Соединяет Запад и Восток.

На поле дальнем чудное явленье!

Там миражи, там в дымке корабли.

Пусть кто-то скажет: “Это — испаренье”.

А я скажу: “Дыхание земли”.

Что делать

Еще в семнадцатом народу обещали:

Земля — крестьянам, фабрики — рабочим.

Мы много, много лет все ждали, ждали…

Свершилось все, и мирно, между прочим.

Большевики у власти были долго,

Но демократы к людям стали ближе.

Пообещал на акции по “Волге”

Приватизатор, тот, который рыжий.

И не было насилья и страданий,

И лозунгов ведь не произносили,

А просто ваучеры нам раздали,

Чтоб поровну всем было от России.

От счастия, а может, и от робости —

Откуда что возьмется — ноль внимания,

Я не вникал во всякие подробности,

В колхозе, думал, скажут на собрании.

Но то ли фонд попался невезучий,

Хоть акции с печатями красивы, —

Их номера я наизусть заучивал.

Мне не досталось “Волги” темно-синей.

Потом уж догадался — обдурили,

Хоть дивидендов много обещали

(Ишь, слов-то иностранных навнедрили,

Запутали людишек, застращали).

Затем какой-то бартер объявился —

За труд всем, чем ни попадя, давали,

Но позже бартер этот испарился,

Платить ничем не стали. Воровали.

Воруют все, но чин по чину строго:

Магнаты-воротилы по закону

Гребут мильоны, а сосед, Серега,

Спер порося — три года топчет зону.

Писал, вернется — рэкетиром станет,

Там знаний накопил багаж приличный,

И что в колхоз родной его не тянет.

Способный малый, в школе был отличник.

И все нас учат, учат, но напрасно,

Хоть меры принимаются крутые.

Была Россия раньше белой, красной —

Теперь в середку влезли голубые.

В деревнях люди хлещут самогонку,

Не верят больше даже демократам.

Идут реформы, ну а их вдогонку

Ругают часто и отборным матом.

“Росгосстрах”

Работая агентом “Росгосстраха”

(Теперь уж нет — совсем с недавних пор),

Перед дворняжками не знал я страха

И заходил почти что в каждый двор.

Ходить пешком — не коротка дорога.

Туда-сюда, глядишь — уже обед.

От топотни и проку-то немного —

Подметки рвать. А вот велосипед…

Велосипед хоор-р-рошая машина:

Педали, рама, руль, два колеса.

Поднакачал потуже ему шины —

И с ветерком по разным адресам.

Вот первый. Свадьба. Во дворе пируют.

Гостям вольготно. Над столами тент.

Я — к молодым: “Позвольте, застрахую:

Я по поселку вашему агент”.

Но что такое? Я спросил культурно.

Жених набы-ы-ычился. Невеста: “Ах…”

Бедой пахнуло, и стою я дурнем,

Ну, как на собственных похоронах.

И за столами замерли от страха:

Сейчас опять кого-то будут бить…

Что я агент российского “Госстраха”,

Солидный гость успел всех убедить.

Ведет к столу с отеческой заботой,

Сам трезв, вальяжен, аккуратен, сыт:

“Учись, браток, с людьми тебе работать.

А так-то что ж? Так часто будешь бит”.

Да понял я. Пытался извиняться

И бормотал: “Привет… Салям… Шалом…”

Испуг прошел. Все начали смеяться.

И я сидеть остался за столом.

Освоился, понятно, что не сразу.

Ну, а потом — тут выпьешь, хошь не хошь.

Пел про “Варяг” и про цыганку Азу…

Но на работе ж я, ядрена вошь!

Стал намекать всем на несчастный случай.

Мне: “Здесь не место… так нехорошо,

И ты гостей не докучай, не мучай…”

Я психанул, взял водки и ушел.

Не повезло. По морде хоть не дали.

Рулю то прямо, то наискосок,

Кручу себе легонечко педали,

Второй припоминаю адресок.

Когда хозяйка мне открыла двери,

Сказал: “Мерси. Не бойтесь, я не мент,

Но вас и живность вашу застрахерю —

Я страховой компании агент”.

Та посмотрела странно, нездорово,

Перекрестилась медленно, с трудом.

Я ей про травмы, воровство, корову,

Про грозы, ливни… Не пустила в дом.

Но, к фактам-аргументам прибегая,

С клиентами все ж находил контакт.

И вновь беда — теперь совсем другая:

Заполню полис — что-нибудь не так.

И почерк мой — сплошные закорючки,

То цифру подкосило, повело

(Не пил и пива). Поменял три ручки —

Мне все равно ужасно не везло.

Вот прицепилась, чертова зараза, —

За документом порчу документ.

Поехал к бабке нашептать от сглаза —

Не помогло. Какой тут аргумент.

Ушел с работы. Побывал в запое.

Неделю пил, не брился, похудел,

Забыл про секс. Да что ж это такое?!

Был нужен всем, остался не у дел.

Совсем свободен. Мне приятель Леха:

“Пиши стихи, живи на гонорар”.

Да я пишу, и, говорят, неплохо,

Но мне за них не платят ни хера.

Обида

(в сравнении со стихотворением “Дыхание земли”)

Редакция меня лишила сна —

Изгрызла строки до сердечной боли.

Да ну их всех! Скорее бы весна,

Завел бы трактор и махнул на поле,

Где землю режут плужные ножи,

Грачи снуют, копаются в кореньях,

Где пыль и грязь. Какие миражи?

Все это блажь в моих стихотвореньях.

Мне по фигу есенинская гать,

И не урчат, а квакают лягушки.

Приехав с поля, дома щец пожрать,

Курнуть да поскорее до подушки.

Я писк синицы не переношу

И не любуюсь больше петухами.

Чего им любоваться? Ведь в лапшу

Он попадет со всеми потрохами.

Вчера спилил березку на дрова —

В ней просто сок, он не похож на слезы.

Эх, редактура, как ты не права…

“Как хороши, как свежи были розы!”

Все кончилось

БОГ ВОЙНЫ

1

Мне восемнадцать лет. Когда меня спрашивает о чем-то на улице

незнакомый человек, я краснею и говорю такие глупости, что человек смотрит на меня с нескрываемым презрением и тут же ловит кого-то потолковее. Все из-за проклятой стеснительности: мучаюсь сам и мучаю других. У меня длинные ресницы и вьющиеся волосы. Зачем мне это? Мужчина должен иметь мужественную внешность.

Сейчас январь, и скоро исполнится ровно месяц с тех пор, как она меня преследует. Это началось после Нового года. Я возвращался из института около полуночи. Я — студент-вечерник. Мама работает на почте, поэтому мы решили на дневное не переходить. От института до самого нашего дома ходит пятидесятый автобус, но он ходит редко, и я в тот вечер поехал с пересадкой в метро.