Лицедеи

— А ноги, конечно, кладете на стол?

— Стюарт кладет. Я нет. У меня слишком толстые ноги.

Наступила одна из привычных пауз. Розамонда уперлась рукой в бок, поставила ногу на мешок с мусором.

— Рози, почему ты считаешь, что непременно должна кому-то нравиться? — нарушила молчание Гермиона.

— Ты меня спрашивала об этом еще двадцать лет назад. Я до сих пор не знаю, что тебе ответить.

— Прости, Рози, мне пора. Имоджин.

Через несколько дней Грета и Гермиона стояли в клинике и разговаривали, ожидая, пока сестра сделает Имоджин прививку.

— Мама, мы с Рози не знаем, как быть с рождеством.

Грета разглядывала сквозь стеклянную стену стоянку машин.

— Вы всегда приходили ко мне, — проговорила она, будто с трудом вспоминая, о чем идет речь.

— Значит, ты до тех пор не переедешь.

— Нет, не перееду. Переезд назначен на одиннадцатое января.

— Никто из нас еще не видел твоей новой квартиры.

— Квартира как квартира. Чисто и удобно.

— Какой смысл снимать и выбрасывать деньги на ветер, если можно купить квартиру.

— Слишком много хлопот. Не хочу возиться.

— Не хочешь — не надо, всегда успеешь. Зато будешь пока жить совсем близко от Сильвии и Гарри, это тоже приятно. Так что с рождеством? У тебя, как всегда?

— Разумеется, — сказала Грета, продолжая разглядывать сквозь стекло стоянку машин. Больших машин почти не было. А солнце палило так нещадно, что на маленьких тесно прижатых красных, желтых и ядовито-зеленых крышах ослепительно сверкали бесцветные круги.

— Еду и вино мы принесем. Тебе ни о чем не надо беспокоиться. Мы с Рози и Сильвией все устроим. Рождественский пикник. Вот идет сестра. О времени договоримся.

Семейная пара, купившая дом Греты, пришлась не по вкусу обитателям Орландо Роуд, как когда-то пришлись не по вкусу Грета и Джек Корнок, с той только разницей, что с новой парой все хотели познакомиться. Мало того, что хозяин дома оказался известным дипломатом, его жена была автором детских книг, которые, как утверждали соседки, все они в детстве «читали и перечитывали». Эти слова повторяли даже женщины почти одного с ней возраста, хотя жена дипломата начала писать, когда ей было уже за тридцать. Во всяком случае, писательница и ее достойный и очень приятный муж предпочли не заводить новых друзей, поэтому соседи говорили про них ровно то же, что говорили когда-то про Джека и Грету Корнок (хотя с другой интонацией):

— Они, кажется, милые люди, но мы, правда, с ними незнакомы.