В любви, как на войне

Меня, несколько ошалелую от такого поворота событий, посадили в президиум прямо напротив графина с водой. В последний раз я сидела в президиуме в далеком пионерском детстве. И так же, как тогда, энергичные мальчики карабкались на трибуну и на прелестном бюрократическом жаргоне вещали что-то о "правах молодежи" (на кой черт сдались им эти права, хотела бы я знать!).

Я была несказанно удивлена, обнаружив в некоторых старых знакомых, которых.знала как истинных ценителей эпикурейских радостей и нетрадиционного секса, неожиданную способность мимикрировать в политических насекомых.

Задыхаясь от зловония их зловонного красноречия, я уговаривала себя, что, если уж я собралась, как свинья, вываляться в навозе политики, мне придется привыкать к этой неопрятной шумихе.

Зрители в первых рядах развлекались тем, что пялились в мое непристойное декольте. Я по своей всегдашней привычке одеваться с утра по-вечернему нарушала общую картину благопристойности съезда. "Надо бы купить что-нибудь серенькое, незаметное, в духе электората", – подумала я.

Вечером, после заседания оголодавшие партийцы рванули на банкет в модном ночном клубе. Обилием яств и качеством водки банкет затмевал многие виденные мною презентации. Наслаждаясь заливной осетриной, я с восторгом заметила своему соседу, пожилому джентльмену: "Какая прелесть! Никогда не думала, что на партийных съездах так кормят. Вы попробуйте вон ту селедку. Просто чудо!" Сосед посмотрел на меня снисходительно и нежно – так смотрит старый каторжник на молодого, идущего на первое дело: "Деточка, сразу "¦1 ваши первые шаги на политическом "•чотийных съездах кормят как рый чудак. Случив-радный обед только динство" с шампан-ми закусок и фруктов по борьбе отдали ему за многочасовое сиде-вянным терпением слу-1ческих божков крохот-/лько изумляться, откуда ей р,.~ взялась вся эта публика! Лидеры, возглавившие новый блок, – люди благородные, блестящие, незаурядные – были лишь парадным фасадом партии, ее нарядной вывеской. Все, что за ними, – серая масса теней без имен и лиц. Вся тусовка напоминала мне корзину с тухлыми яйцами – с виду приличные, только в руки брать не стоит, чтобы скорлупа не лопнула.

Я изо всех сил пыталась соответствовать новой роли. В сереньком длинном платье – вроде дохлой мыши, которую кошка еще и по грязи проволокла,- – я сидела на краешке стула и терпеливо наблюдала за ходом спектакля, из приличия зевая со сжатыми челюстями. Представление казалось мне бездарным, актеры – любителями, а сцена – убогой, со случайными подпорками и шатающимся задником.

Подлинный спектакль, где играли профессионалы, ставился в кулуарах. Список кандидатов в депутаты, торжественно утвержденный съездом, никого ни к чему не обязывал. Каждый знал, что все дела обделываются ночью, и к утру очередной потрясенный кандидат обнаружит, что его либо вычеркнули, либо переставили в конец списка, где ему ничего не светит.

Правила игры были просты до идиотизма. Главари партий-невеличек сначала усиленно проталкивали в кандидаты наибольшее количество членов своего объединения, чтобы затем, имея на руках все козыри, успешно вести торг с администрацией президента – истинными хозяевами блока "Единство" – за более выгодные места в списках.

Выглядело это так. Лидерам партии предлагают выкинуть из списка несколько человек, они делают скорбные лица и говорят, что это никак невозможно. Начинаются жесткие переговоры, после которых они якобы не без долгой внутренней борьбы "сдают" пару-тройку, а то и десяток ненужных людей и в обмен на это получают первые места в региональных списках (регионы считались "хлебным" местом – ведь именно там "Единство" рассчитывало набрать наибольшее количество голосов).

Все это поначалу казалось мне китайской грамотой. Я пришла в политику с теплой верой, что где-то там, под мишурой слов и ворохом человеческих слабостей, таится священный уголок чистых чувств и неопороченных истин. Откуда ж мне было знать, что у профессиональных политиков идеалы свиней, людоедов, павианов и беглых каторжников. Я свято верила, что, если меня позвали, значит, я нужна. Мне и в голову не приходило, что, пока игра шла не всерьез, пока у "Поколения свободы" не было ни единого шанса на победу, я была удачной находкой, возможностью привлечь внимание журналистов и избирателей к никому не известному движению. При ином раскладе сил я стала мешать. Я со своей репутацией скандальной секс журналистки оказалась бельмом на глазу респектабельного движения "Единство".

Я еще с надеждой заглядывала в глаза своим "товарищам по партии", не зная, что в политике не бывает друзей. Я поддалась общему психозу людей, которые шли на любые, самые гнусные жертвы и давали самые невероятные обещания, что сохранят свои места в списках. Всех нас вела животная вера в свою мутную звезду. Запах власти пополз по столице, и каждому хотелось всласть надышаться им. До меня доходили слухи о взятках, которые некоторые практичные кандидаты предлагали за первые места в списках, но слухи это только слухи, а мне не хотелось им верить.

Деление политической жизни на дневную с ее светом, официальными речами, отработанными улыбками, заверениями в дружбе и ночную, подлинную, с тайными сделками, договоренностями и махинациями напоминало мне атмосферу фильмов о сталинской эпохе с яркими спортивными парадами и песнями днем и черными воронками ночью. В одну из таких ночей за мной приехал мой черный воронок, – меня вычеркнули из списка кандидатов в депутаты без всяких официальных объяснений. Шепотом сообщили причину – "за моральный облик".

Первой моей реакцией был здоровый смех. Это меня-то за моральный облик!

Единственную честную женщину среди этой своры политических проституток и мелких лавочников. Да они маму родную готовы продать в публичный дом за место в Думе!

Второй реакцией была злость, которой суждено было пришпоривать меня в течение двух последующих предвыборных месяцев. "Ах так! – решила я. – Ну и черт с вами!

Пойду на выборы сама".

Следующий мой шаг был шагом безумного. Я выдвинула себя кандидатом в депутаты в Университетском одномандатном округе Москвы. Обилие звезд в этом районе просто поражало воображение – Михаил Задорнов, Павел Бунич, Владимир Семаго, Маша Арбатова, Леонид Ольшанский. Поскольку я стала второй особой женского пола, претендовавшей на мандат депутата, местные остроумцы тут же прозвали округ двухмандатным. Когда Друзья спрашивали меня, какого черта я лезу в такое гиблое место, я с пеной у рта доказывала, что здесь альма-матер, что студенты – мой потенциальный электорат, короче, несла весь тот вздор, который вызывает ухмылку у профессиональных политологов. Они-то, родимые, знают, что студентам все по барабану, большинство из них даже не в курсе, что в стране выборы.

Но в каждом из нас есть что-то такое – хоть кричи, хоть плачь, но с этим не совладать. И мое упорство, граничившее с одержимостью, привело к тому, что, начитавшись американских книжек о выборах, я решила работать "от двери к двери".

Способ для бедных – охреневший от безденежья кандидат в депутаты стучится в случайную дверь и с улыбкой идиота зазывает избирателей голосовать за него. Если его не послали, это уже большая удача. Богатые же кандидаты окликают вас с автобусных остановок, уличных стендов и рекламных щитов – им нет нужды лично спускаться с небес на землю, это за них сделают деньги.

Пару дней я репетировала перед зеркалом американскую улыбку, выкидывала в приветственном жесте руку для рукопожатия и произносила заготовленную фразу:

"Здравствуйте, я ваш кандидат!" Потом, получив в окружной комиссии официальное удостоверение кандидата в депутаты, я вместе с подругой отправилась в общежитие МГУ. Меня распирало от гордости. Мимо проходил совершенно "неокученный" электорат, меня томило желание схватить первого встречного за пуговицу и поразить его своими речами, где изысканные прилагательные будут сочетаться с мощными существительными. Я мечтала о примирении народа с чутко сознающей свои обязанности властью.