Потерянный дневник дона Хуана

Доставлять удовольствие женщине, которая сумела осознать свое желание, — совсем не то, что ублажать девственницу или зрелую женщину, чья страсть остается загадкой для нее самой. Я удерживал ее руки над ее головой и проводил языком по ее лицу, шее и груди, а она извивалась подо мною, умоляя о пощаде. Применение силы неизбежно сопутствует истинной страсти, и в этой сделке между повелеванием и подчинением сокрыт великий источник удовольствия. Лаская ее грудь, я становился то нежным младенцем, то свирепым зверем. Я сводил ее с ума, оставаясь при этом в здравом рассудке.

Убедившись в том, что моя партнерша вполне готова и не нуждается более в нежных ласках, я вновь овладел ею, стремительно погрузившись в поток ее бурной страсти. Водоворот желания захватил нас обоих и крутил до тех пор, пока, взлетев надо мною, она не оказалась на гребне волны и не вскочила на палубу корабля, идущего к родным берегам. Женщины редко умеют управлять своими порывами, но даже когда им это удается, мужчина едва ли может рассчитывать на милосердие по отношению к себе. Ее тело содрогнулось, и волшебные мускулы ее бедер, затрепетали, как крылья летящего пегаса. Наконец она замерла в изнеможении, и я понял, что она достигла предела.

Теперь Альма в свою очередь стремилась угодить мне, и я охотно отдался во власть прикосновений ее пальцев и языка. Настоящий кабальеро должен уметь не только отдавать, но и брать взамен, поскольку умение получить свое — это тоже искусство. Если же он не владеет искусством сдаваться, оставаясь при этом победителем, он всегда будет лишь ловким исполнителем трюков.

Однако в тот момент, когда мое тело отдалось искусным рукам куртизанки, мои мысли устремились совсем в другую сторону — к донье Анне. Любовное желание мгновенно испарилось, и плоть сделалась мягкой, как глина.

Это было нарушением третьей и последней заповеди вольного повесы: мое сердце последовало туда же, куда и мысли. Я приподнялся, чтобы наполнить вином стакан, стоящий на прикроватном столике. В изумленных глазах Альмы словно завертелся гончарный круг, пытаясь облечь в привычную форму небывалое явление — внезапное исчезновение желания.

— Похоже, ты перетрудился за время моего отсутствия, — заявила она наконец.

Я улыбнулся.

— Не более чем обычно.

— В таком случае, как прикажешь понимать это внезапное исчезновение желания?

— Желание мужчины приходит и уходит так же, как и желание женщины.

— В жизни бы не подумала, что такое может случиться с доном Хуаном. Впрочем, как и со мной.

— Дон Хуан такой же человек, как и все, — сказал я с напускным безразличием, в то время как Сомнение и тревога эхом отдавались в моей голове.

Ни с того ни с сего утратить желание — такое случилось со мной впервые в жизни, и виновата в этом была другая женщина, которую я даже ни разу не поцеловал. Произошло нечто из ряда вон выходящее и пугающее. В то время как мой разум предан маркизу, мое тело, как выяснилось, предано только донье Анне.

— Похоже я теряю навыки, — встревожилась Альма.

— Едва ли. Сегодня ты проявила высочайшее мастерство.

— По-твоему, я подурнела? — спросила она с еще большей тревогой в голосе. Этот страх преследует женщину всю жизнь.

— Ты так же потрясающе красива, как и в день нашей встречи.

— Тогда объясни мне, что с тобой приключилось, пока я была в отъезде. Я должна знать, — лукаво потребовала она. Очевидно, в настоящий момент ею двигало нечто большее, чем любознательность прилежной ученицы.

— Ты же знаешь, что я не веду список своих похождений и не люблю откровенничать на эту тему, — сказал я.

— Кто она такая?

— О чем ты?

— То была встреча… необыкновенная встреча… правда? Твое сердце похитила женщина. Какая-то особа из окружения маркиза. Это… донья… Анна, не так ли?

Теперь в ее голосе послышались угрожающие нотки. И если мне сейчас удастся обмануть ее, то, возможно, удастся обмануть и самого себя.

— Для меня все женщины одинаково привлекательны. Я не отдаю предпочтения ни одной из них.

Теперь, когда ей открылась истина, она говорила, обращаясь в основном к самой себе:

— Ты влюблен — вот в чем дело.

Сама мысль об этом показалась ей настолько забавной, что Альма рассмеялась. Я тоже засмеялся, затем начал одеваться и отвернулся, чтобы не выдать своего замешательства.

— Возможно, ты и права, донья Альма, возможно, я просто перетрудился. Мне надо хорошенько выспаться. Благодарю за прекрасный вечер. Я открыл для себя много нового.

— Ты влюблен, я угадала? — Она продолжала допытываться.

— Любовь? Любовь всегда была моим любимым занятием.

— Кое-кто утверждал, что никогда и никого не полюбит, — заметила она.

— Хороший учитель всегда учится у своих учеников.

Но ее не так-то легко было запутать.

— Скажи мне, это и в самом деле нечто особенное, когда спишь с любимым человеком?

— Мы с ней даже не целовались.

Это откровение, казалось, не столько удивило ее, сколько успокоило.

— В таком случае, возможно, это всего лишь увлечение, которое рассеется после того, как ты впервые коснешься ее губ.

— Боюсь, у меня не будет возможности проверить, так ли это, — сказал я, целуя руку Альмы перед тем, как уйти.

Я вышел в ночь, чувствуя себя разбитым после разговора с Альмой. Мое тело впало в какое-то оцепенение, в то время как мысли метались между событиями прошлого и теми, которым еще предстоит свершиться. Вне зависимости от того, испытывал ли я истинную любовь или всего лишь увлечение, я понимал, что в Севилье с жизнью вольного повесы для меня покончено навсегда.

Образ доньи Анны продолжал преследовать меня, и я должен бежать от него как можно дальше. Новый Свет — вот единственная возможность спрятаться от этого наваждения и избавиться от обломков прежней жизни. А кроме того, это единственный шанс сохранить верность человеку, которому я глубоко обязан. Мне нужно организовать побег в Новую Испанию. Именно с этой целью я отправился на корабль, совладельцем которого все еще оставался и капитан которого все еще был моим должником.

Вечер, июль, 1593.

Новый свет

Когда я поднялся на борт «Сан Мигеля», матрос, который в свое время проявил столь жгучий интерес к моим похождениям, помчался докладывать капитану о моем появлении. Я осторожно толкнул дверь маленькой каюты, готовый к тому, что вместо приветствия меня будет поджидать дуло пистолета. Однако, к моему удивлению, капитан Федрик встретил меня широкой улыбкой.

— Дон Хуан… наконец-то мы можем с вами рассчитаться. Боюсь, я был недостаточно любезен во время нашей последней встречи. Надеюсь, вы примите мои извинения. Вот золото, которое вам причитается, — сказал он, указывая на два мешка, лежащие на столе. Я приоткрыл один из них и запустил руку в монеты, желая убедиться в том, что они и в самом деле золотые. Так оно и было. Вскоре стало понятно, почему его чувства ко мне столь разительно переменились.

— Как партнера и совладельца «Сан Мигеля»… я вынужден просить вас сделать дополнительные вложения.

Поколебавшись, я спросил:

— Когда отходит судно?

— Через восемь дней мы отплываем из Санкулар-де-Баррамеда. Смею заверить, что и на этот раз ваши вложения окупятся в десятикратном размере.

— Сколько вам нужно? — спросил я вопреки здравому смыслу.

— Шесть тысяч эскудо, — сказал он.

— Я соглашусь на ваше предложение при одном условии.

— Все, что угодно…

— При условии, что я буду сопровождать вас, а заодно и свой капитал, до Новой Испании.

— Договорились, — проговорил он, весьма удивленный неожиданной просьбой.

— Мы отплываем через два дня и через шесть дней будем в Санкулар-де-Баррамеда. Оттуда отправимся на Канары, где дождемся остальных судов, следующих до Вера Круз.

— Мне давно хотелось взглянуть на золотую землю.

— Эта земля становится золотой только в том случае, если вы привозите золото с собой.