Потерянный дневник дона Хуана

— Дуэнья Люпэ! — Зычный голос командора нарушил тишину церкви и эхом отозвался под сводами маленьких часовен.

Дуэнья не заставила себя ждать. На ней была черная мантилья, перетянутая под грудью, отчего ее платье топорщилось, как будто она была беременна. Сегодня мне удалось разглядеть ее лицо, не прикрытое вуалью. Его тонкие черты и бронзовый оттенок кожи выдавали в ней азиатку. Пожалуй, эту старую женщину можно было бы назвать красивой, если бы не страх и беспокойство в ее глазах. Возможно, ее беспокоила судьба доньи Анны, а скорее всего, своя собственная судьба в этой стране завоевателей.

— Последи за ней, это твоя обязанность, — уходя, сказал командор.

Я притаился за колонной. Когда он ушел, донья Анна сказала:

— Я знаю, мой отец велел тебе оставаться со мною, но, прошу тебя… мне хотелось бы немного побыть наедине с моей матерью.

Лицо дуэньи Люпэ исказила гримаса обиды, как будто она целиком съела лимон.

— Я подожду в карете. А вы сами объясните командору причину.

Дуэнья ушла, и я понял, что пора действовать, поскольку времени у меня очень мало. Я приблизился к донье Анне. Она рыдала, закрыв лицо ладонями.

— Донья Анна… я должен поговорить с вами.

Она взглянула на меня в испуге и попыталась быстро осушить слезы.

— Вам нет необходимости скрывать свои чувства. Я здесь лишь для того, чтобы отплатить вам за ту доброту, которую вы проявили ко мне у маркиза.

— Вам следует немедленно уйти, пока мой отец не вернулся.

— Прежде чем уйти, я должен вас предупредить. Отвергая любовь маркиза, вы рискуете своим благополучием. А может быть, даже жизнью.

— Я не могу лгать в любви.

— Ваше замужество разобьет сердца многих мужчин в Севилье, но у вас не будет лучшего защитника и благодетеля, чем маркиз.

— И чье же сердце будет разбито?

— Их слишком много, чтобы я мог назвать, однако в любви, как и в жизни, выигрывает только один, а все остальные — проигрывают.

— Я не хочу быть в числе проигравших.

— Трудно представить себе лучшую партию, чем маркиз. Разве что сын самого короля…

— Титул и положение не значат для меня ровно ничего.

— Маркиз сумеет окружить вас всяческой роскошью.

— Мне не нужна роскошь, — презрительно сказала она.

— Вас отталкивает его возраст?

— Меня отталкивает пустота его сердца… Вы же видели, он не испытывал ни малейшего сострадания по отношению к своему другу… — Она с тревогой огляделась по сторонам и добавила: — …К вашему другу, который погиб во время боя быков.

Это последнее замечание впервые зародило в моей душе надежду, что донья Анна не вполне равнодушна к моей персоне. У меня перехватило дыхание.

— Вы любите другого? — спросил я напрямик.

— Я никогда не встречала человека, который не лгал бы, признаваясь в любви, — ответила она, глядя прямо мне в глаза.

Теперь настал мой черед смущенно отвести взгляд.

— Если вы не примете предложение маркиза, вам придется бежать из Севильи, чтобы спастись от его гнева.

— Мне некуда бежать.

— Но здесь вы не будете в безопасности.

— Незамужняя женщина лишена права жить самостоятельно, если она не монашка или не проститутка. А я не отношусь ни к тем, ни к другим.

— В таком случае, самое мудрое решение для вас — это ответить на любовь маркиза. Поверьте, его чувства по отношению к вам вполне искренни.

— Зато мои чувства по отношению к нему никогда не будут такими же. В отличие от некоторых, я не смогу притворяться влюбленной.

Я понимал, что маркиз никогда не добьется того, чего он жаждет, и уже видел круги ада, который он готовит для нее. Я хотел сказать, что моя любовь к ней неподдельна, но совсем близко услышал шаги командора и поспешил укрыться за надгробием.

— Где дуэнья Люпэ?

— Я хотела побыть наедине с матерью. Я отослала дуэнью в карету.

— Ты никогда не должна оставаться без присмотра. Немедленно ступай в карету!

Донья Анна послушно удалилась, напоследок бросив тревожный взгляд в мою сторону.

Сидя в своем укрытии, я услышал, что командор поменял свечу и преклонил колени, чтобы помолиться. Однако его слова были обращены не к Богу, а к покойной супруге.

— Каталина, душа моя, слышишь ли ты меня? Что я наделал! Виною всему была моя любовь к тебе. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал тебя, не тосковал по тебе… Пусть лучше наша дочь никогда не знает любви, чем страдает, потеряв ее.

Он замолчал. Его любовь к жене и к дочери глубоко растрогала мое сердце. Величайшая несправедливость заключается в том, что лишь немногим выпадает счастье найти свою любовь. Но даже тех, кому посчастливилось ее найти, рано или поздно разлучает смерть. Любовь — загадка. Почему одним она дарит свое благословение, а другим посылает проклятие?

— Я не знаю, сумеет ли она когда-нибудь простить меня… — продолжал командор. — Я был вынужден уступить шантажу маркиза и согласиться на дьявольскую сделку. У него темная душа, и я боюсь за нашу дочь. Прошу тебя, пожалуйста, помоги ей. Умоляю тебя, любовь моя…

Через какое-то время я услышал, как звякнула задвижка на входе в часовню, и похолодел при мысли, что могу оказаться здесь взаперти. К счастью, командор позвал священника.

— Падре! Вам не составит труда запереть часовню?

— Охотно это сделаю, дон Гонсало. Вам понравилось ваше надгробие?

— Итальянский скульптор отлично справился. Вы были правы, когда рекомендовали его мне…

Пока они, стоя снаружи, обсуждали мастерство скульптора, я выбрался из своего укрытия и тоже посмотрел на надгробие командора. Скульптура была очень похожа на оригинал, только лицо казалось более молодым и симпатичным, а волосы и усы — более длинными. Голова рыцаря покоилась на подушке. Каждая деталь — руки, шпага, которую он придерживал на груди, и даже оборки воротника — были искусно высечены из белого мрамора. Потом я перевел взгляд на скульптуру его жены, выполненную не менее тщательно. Лицо женщины было таким же округлым и гладким, как у доньи Анны, хотя мрамор и не мог передать живого тепла ее кожи. Мать выглядела немногим старше собственной дочери.

Я осторожно прошел к двери и, спрятавшись за колонну снаружи, бросил прощальный взгляд на фигуру женщины, преклонившей колена. Впервые со времен моего детства с моих губ слетели слова молитвы:

— Пожалуйста, защити ее от маркиза!

Я поддался этому порыву неожиданно для самого себя, поскольку считал, что давно успел потерять всякую веру. Стоя за колонной, я слышал шаги и негромкий разговор командора со священником.

— Надеюсь, вы не допустите, чтобы свеча над могилой моей жены опять погасла.

— Примите мои извинения, дон Гонсало, я позабочусь об этом.

Покидая церковь, я видел, как отъезжает красная карета доньи Анны. Я возвращался пешком и, несмотря на это, добрался до дома раньше Кристобаля, чему весьма обрадовался. Когда я достал свой дневник из тайника в полу и сел за стол, чтобы записать эти события, то обнаружил, что замок в ящике стола сломан. Кое-кто хотел почитать мои записи и, не имея возможности их купить, надумал украсть. К счастью, шпионы не обнаружили моего тайника.

Маркизу не следовало так волноваться на мой счет — я по-прежнему хранил верность своему благодетелю. Возможно, кто-то проклянет его за беспримерную жестокость, я же буду вечно помнить его бесконечную доброту. Не встретив маркиза, я, скорее всего, до сих пор оставался бы жалким воришкой. Ему я обязан всем: моими знаниями, моим благородным званием и моей жизненной целью. И я должен отплатить ему своей преданностью. Все, что я мог сделать в такой ситуации для доньи Анны, — это предупредить ее. Несмотря на то что я испытываю по отношению к ней чувство несравнимо более высокое, нежели мимолетная страсть, я не вправе предлагать ей то, к чему она так стремится.

Должен признаться, что эти строки дались мне нелегко, и мое сердце продолжают раздирать сомнения. Донья Анна не собирается сдаваться. А я?.. К счастью, завтра из Кармоны возвращается Альма. Надеюсь, что в ее искусных руках я смогу обрести желанный душевный покой. Никто не сможет лучше, чем она, развеять иллюзию любви.