Гравитация (СИ)

С Анной в офисе проходящие мимо здороваются так, словно им хотелось бы убраться подальше, а вместо этого приходится попадаться на глаза женщине. Я так и не поняла место Тагамуто в иерархии офиса — агент, которого находят стороной агенты, это довольно странно. Но я бы тоже убралась как можно дальше от нее, будь у меня такая возможность.

Перед тем, как зайти в это помещение, Анна останавливает меня и спрашивает:

— Вы осознаете весь риск, Ивана?

Руководит ли мной желание отомстить за бывшего мужа? Нет. Я не собираюсь делать всё это во имя кого-то конкретного.

Наверно, я хорошо научилась притворяться, или же близость финиша заставляет Анну быть не настолько внимательной, как прежде. Она не обращает внимания на то, что я отвечаю достаточно уклончиво, и ведет меня к специалистам офиса. Они должны установить на мне чип для отслеживания местоположения меня или моего трупа, в зависимости от того, как пойдут дела. Поэтому я не смотрю в сторону Бьёрна. Беспокойство в его глазах говорит о том, что он думает о том же самом. И крепкий агент Бьёрн ужасно не хочет открыть дверь, войти в помещение и обнаружить там куски моего, еще теплого тела. Если им повезет.

Мы возвращаемся в кабинет Анны после того, как худощавый специалист по слежению говорит, что все исправно работает. Теперь я — это красная точка, которая перемещается по виртуальной карте на экране. Сейчас стоит середина зимы, но синева неба, кусок которого виден в окно, напоминает, что весна не за горами. И я не могу перестать посматривать в окно на безмятежную голубизну.

Анна, тем временем, обсуждает план действий, выглядящий довольно просто. Для того, чтобы все прошло идеально, я не должна нарушать привычного образа жизни, общения с Гаспаром. Когда он окажется слишком близко, мне надо выманить наружу его демона. И надеяться, что Тагамуто успеет к тому моменту, когда из меня начнут выпускать кишки. Но я на это не надеюсь, и все остальные, присутствующие в кабинете, — тоже.

В глубине души я позволяю себе расслабиться. Есть несколько вещей, которые я скрыла от всех, и, благодаря этому, я могу выиграть если не ситуацию, так время, нужное для шанса на спасение. Я не рассматриваю больше перспектив сбежать, мигающая точка на экране — это полыхающий мост, отрезанный путь к отступлению.

— Не дайте ему запутать Вас, если он решит снова вернуть Ваше доверие, — Анна выглядит настолько уверенной, что мне даже жаль ее. Она так убеждена в том, что вся ситуация полностью контролируется ею, что не может допустить мысли о том, что это не так. О том, что её агент ведет свою игру, что её наживка преследует свою цель. Панцирь логики и расчета превращается в шоры, и Анна медленно теряет контроль, но заметить этого не хочет.

На улице почти тепло. Настолько, что можно не прятаться в капюшоне куртки, но уши все равно начинают понемногу мерзнуть. Я иду прочь от здания по чистой дороге, снег с которой смели в сторону проезжей части. Очень странно, что я раньше не замечала — сколько оттенков у кажущегося однообразия снега. Дома вокруг меня тоже разнообразны, каждый имеет свое лицо, и ни одно из них не повторяется дважды.

Впервые я не замечаю прохожих, спешащих мимо меня. Они словно исчезают настолько стремительно, что я даже не обращаю на них внимания больше, чем на акт вдоха и выдоха воздуха. Зато я слышу, что городские птицы щебечут гораздо громче, чем неделю назад, а цвет неба медленно становится более ярким, приближаясь к весенней синеве. Для того, чтобы почувствовать всю глубину ощущений и восприятия, понадобилось совсем немного. Всего лишь — оказаться на краю пропасти перед последним шагом.

У меня два варианта. Либо я выберусь живой, либо не выберусь. И поскольку, будучи живой, я справлюсь со всем, то мне нужно подготовиться ко второму варианту. Оказывается, что для потенциальной смерти у меня слишком много неоконченных дел.

Я захожу домой. Окидываю взглядом комнаты, мысленно прикидывая — можно ли навести порядок, или это не настолько важно прямо сейчас. Я проверяю окна в гараже — они должны быть закрытыми, чтобы никакое животное не забралось и не оказалось в ловушке. В доме я проверяю все бумаги, раскладываю их на места. Поправляю шторы на окнах. Машинально протираю пыль на небольшом комоде. Книги в шкафу лежат ровно и не требуют изменений, но я все-таки смотрю на них, раздумывая о том, что будет жаль, если их просто выбросят на свалку. Альбом, подаренный мне Гаспаром, лежит на полке. Я протягиваю к нему руку, затем отдергиваю ее, передумав.

На кухне царит идеальный порядок, когда я заканчиваю уборку и оглядываюсь. Предусмотрительно оставленная на столе чашка источает аромат чая, и я, наконец, свободная от дел, сажусь на стул и подтягиваю ее к себе. На работу я позвонила, передав последние сделанные файлы на почту менеджеру. Больше мне некого предупредить. Существование Нины еще недавно заставило позвонить ей хотя бы для того, чтобы поговорить, перекинуться парой слов. Но я не позвоню ей. Я попыталась ее простить, но забыть не смогла. А потому я остаюсь в одиночестве с идеально убранным домом и неторопливо обжигаю губы горячим терпким чаем с тонким запахом жасмина.

На самом деле умирать не страшно. Страшно принять мысль о наступающем конце.

Ночью я не вижу снов. Сплю так крепко, что с трудом открываю глаза, когда прямо над ухом начинает гудеть телефон, оповещая о входящем звонке. Что-то падает с прикроватной тумбочки, когда я пытаюсь нащупать свой мобильный. Глаза мне просто не разлепить, голову с подушки поднять невозможно, и, если бы не продолжающаяся вибрация, я бы продолжала спать.

После долгих усилий телефон попадает в мои руки, и я отвечаю на звонок. С первой же секунды мне приходится окончательно проснуться. Голос Гаспара мягок и доброжелателен, но этим голосом говорит со мной моя вероятная Смерть. Гаспар спрашивает как и тысячу раз до этого дня меня о том, как мои дела. Как моё самочувствие. Он до сих пор продолжает считать, что обязан осведомиться о моем состоянии после пожара. Словно это беспокойство дает ему что-то. Возможно, он не хотел бы, чтобы кто-то повредил мне больше, чем он того захочет. Затем Гаспар, каким-то звериным чутьем заметив изменения, осторожно спрашивает — не помешал ли он своим звонком. Меня внезапно одолевает дикое любопытство — что было бы, если бы я хотя бы раз дала ему понять, что — да, он может мне помешать?

Благоразумие шепчет, что не стоит испытывать и без того слишком призрачное везение.

— Я выяснил немного о том, что ты хотела узнать, Ван, — мне кажется, что неловкий момент прошел, и Гаспар снова говорит уверенно, немного самодовольно и спокойно. Ему нравится делать что-то, что заставляет меня удивляться или же замечать его особенность. Старается ли он быть необычным для всех окружающих или же это касается только наших взаимоотношений?

Тем не менее, я знаю, что свои слова Гаспар выполняет, и благодарю его.

— Ты будешь вечером свободна, Ван? Я думаю, что такие вещи не стоит обсуждать по телефону, — говорит он, и внутри меня медленно сворачивается пружиной ожидание.

— Да, вечером я не занята — отвечаю я. Хочу я того или нет, но кончики пальцев начинают испытывать холод, а затем и вовсе немеют.

— Возможно, дело даже не столько в том, что я узнал, — тон Гаспара меняется, словно смягчаясь до какой-то неопределенной границы между снисходительностью и жутковатым теплым, — я хотел бы увидеть тебя. Мы давно не общались так, как раньше. Признаться, мне этого не хватает.

Когда я кладу телефон обратно на тумбочку, мне уже не хочется спать. Не хочется пребывать в искусственной тишине отрицания того, происходит. Наступает фаза ожидания, и каждая клеточка нервов во мне готовится к действиям.

Подъем. Аккуратно, без складок застелена кровать. Чашка кофе и что-то съедобное. Каждая секунда падает вниз, как песчинка в часах. Времени остается слишком мало, всего чуть меньше двенадцати часов. Но я не торопясь допиваю кофе, вымываю чашку и только после этого набираю номер Анны.