Смутная улыбка

человек, который сумел бы это сделать, но именно вы этого не можете.

Меня трясло. Стакан дрожал в руке. Больше невозможно было терпеть взгляд Франсуазы.

-- Мне... очень неприятно, -- сказала я в свое оправдание.

Она взяла стакан из моих рук, поставила на стол, снова села.

-- Я... я ревновала, -- глухо сказала она. -- Ревновала к физической близости.

Я смотрела на нее. Я ожидала чего угодно, только не этого.

-- Это глупо, -- сказала она. -- Я прекрасно понимала, что вы и Люк-это несерьезно.

Увидев выражение моего лица, она жестом попросила у меня прощения, за что я мысленно ее похвалила.

-- То есть я хотела сказать, что физическая измена-это и в самом деле несерьезно; но я всегда была такой. И особенно теперь... теперь, когда...

Ей, видимо, было тяжело. Я боялась того, что она скажет.

-- Теперь, когда я уже не так молода, -- договорила она и отвернулась, -- и не так желанна.

-- Да нет же! -- сказала я.

Я запротестовала. Я и не думала, что у этой истории может быть какой-то другой, неизвестный мне аспект-жалкий, то есть даже не жалкий, а такой обыкновенный, грустный. Мне-то казалось, что это касается только меня; ведь я ничего не знала об их совместной жизни.

-- Не в этом дело, -- сказала я и встала. Я подошла к ней и остановилась. Она снова повернулась ко мне и чуть улыбнулась.

-- Бедная моя Доминика, ну и каша получилась! Я села рядом с ней, обхватив голову руками.

В ушах у меня шумело. Внутри было пусто. Хотелось

плакать.

-- Я очень хорошо к вам отношусь, -- сказала она. -- Очень. Мне больно думать, что вы несчастливы. Когда я увидела вас впервые, я подумала, что мы можем помочь вам стать счастливой, а не такой подавленной, какой вы были. Не очень-то это получилось.

-- Несчастлива, -- пожалуй, так оно и есть. Впрочем, Люк меня предупреждал.

Мне хотелось припасть к ней, к этой крупной великодушной женщине, объяснить ей, как бы я хотела, чтобы она была мне матерью, и как я несчастна, похныкать. Но даже эту роль я не имела права играть.

-- Он вернется через десять дней, -- сказала она. Какой еще удар обрушится на это упрямое сердце? Франсуаза должна вернуть себе Люка и свое полусчастье. Я должна пожертвовать собой. Эта мысль вызвала у меня улыбку. Это была последняя попытка скрыть от себя собственную незначительность. Мне нечем было жертвовать, никакой надеждой. Мне оставалось только самой положить конец или предоставить времени покончить с этой болезнью. В такой горькой покорности судьбе была доля оптимизма.

-- Попозже, -- сказала я, -- когда это все у меня пройдет, -- я снова увижу вас, Франсуаза, и Люка тоже. Сейчас мне остается только ждать.

У дверей она нежно меня поцеловала. Она не сказала: "До скорого".

Вернувшись к себе, я тут же упала на постель. Что я ей наговорила, какие бессмысленные глупости? Вернется Люк, обнимет меня, поцелует. Даже если он меня не любит, он будет здесь, он, Люк. Кончится этот кошмар.

Через десять дней вернулся Люк. Я это