Испанский смычок

Дело в том, — продолжил он, — что на этой неделе весь мир будет следить за нами. И это очень хорошо, потому что есть надежда, что нашу страну наконец-то поймут.

Упоминание о телефонном звонке несколько смутило меня, и мне пришлось напрячься, чтобы вникнуть в суть того, о чем говорил король. Да, конечно, весь мир будет следить за тем, что происходит в Мадриде. В Лиссабоне новое правительство будет ждать признания. Антимонархические организации в Испании, возможно, постараются поднять своих сторонников, чтобы повторить пример соседей. Впервые мне пришло в голову, что ночное приключение Персиваля и его друзей было чем-то большим, нежели простое хулиганство. Вполне вероятно, что это была та искра, подобные которой зажигали повсюду в мире большие пожары. Правда, в Мадриде мы видели только дым.

— Мы должны правильно оценивать перемены, — сказал король. — Что ты об этом думаешь?

Я пошевелил губами. Этого оказалось достаточно.

— Значит, ты с нами, — решил король и высвободился из слишком узкого кресла. — Моя супруга была права. Она сказала, что ты тот самый человек, который нам нужен. Ты и твои коллеги.

— Твой квартет, — подала голос королева.

— Я хотел привлечь певицу. Оперную. Но супруга мне сказала: «Чей голос они должны запомнить — ее или твой?» — Он подмигнул королеве и рассмеялся.

— Но повод для выступления?.. — недоуменно спросил я, все еще не понимая, с какой стати нам праздновать свержение португальского монарха.

— Великое событие, — ответил король. — Отель «Риц де Мадрид». Двухлетняя стройка завершена.

— Отель?

И вот тут-то до меня дошло. Это был тот самый «Риц», на сооружении которого работал Родриго. Открытие отеля стало главной новостью, затмившей суматоху, возникшую из-за падения правительства соседней страны.

— Но я не хочу никакой цыганщины! — решительно сказал король. — И не потому, что сам ее не люблю. Просто нам ни к чему всякие сравнения. Поэтому — никакой оперетты! С чего лучше начать, дорогая? Может быть, с произведения, под которое мы впервые танцевали в Букингемском дворце?

— Бетховен, — сказала королева. — Менуэт соль. Не прикидывайтесь. Вы все прекрасно помните.

— Да, это Бетховен. Напойте-ка мне.

Она повела плечами, вздохнула и напела два первых такта.

— Прелестно, — одобрил он. — Именно то, что нужно. Музыка для легких ножек, а не для тяжелых каблуков. Никакого бряцания, никакой барабанной дроби. Концерт состоится в пятницу вечером. К этому времени новости достигнут каждого уголка Испании. Даже твои родственники узнают, что Мадрид — не заштатный городишко в провинциальном государстве. Наш отель достоин лучших столиц. Телефон на каждом этаже. Туалет рядом с каждой спальней. Ты знаешь, что один из моих архитекторов считал, что это чистое расточительство? Но, как ты только что сказал, мир меняется. К счастью, этот выскочка убрался к себе домой, в Лиссабон, и мне больше не придется терпеть его недовольство.

Я уже собирался уйти, когда в дверях неожиданно появились трое мужчин в тесных бриджах и кружевных рубашках, которым преградила вход охрана.

— Пропустите их, пропустите! — крикнул король, а затем обратился к королеве: — Вы уверены, дорогая? — Она кивнула, и он повернулся ко мне: — А что делать с тобой, молодой человек? Не хотел бы ты сегодня прогуляться с нами?

— На лошадях?

— А ты предлагаешь на гусях? Конечно на лошадях!

Я покраснел, не зная, что ответить, но меня спасла королева.

— Его нога, дорогой, — спокойно сказала она королю. — Вы нас покидаете? Хорошего отдыха. А мы еще немного поболтаем.

Король и его приятели ушли. В мраморных коридорах еще некоторое время эхом отдавался их шумный разговор. Королева отослала одного из стражников с каким-то поручением, а другого попросила выйти.

— Может быть, я смогу ехать верхом, — сказал я. — На самом деле нога у меня не так уж болит.

Но она меня не слушала. Словно боясь, что король в любую минуту может вернуться, быстро заговорила о том, что ее тревожило.

Она не будет присутствовать на открытии «Рица». Недавно созданный в Испании Красный Крест присудил ей почетную награду за помощь больницам и медицинским сестрам. Церемония вручения состоится в Толедо, и она не успеет вернуться к пятнице, чтобы принять участие в торжествах по поводу открытия отеля.

— Очень удачный повод избежать участия в этом мероприятии, — сказала она. — На нем соберутся все без исключения дамы высшего света. Зачем? В конце концов, что для них значит этот роскошный отель? Только то, что их мужья получат возможность снимать в нем для себя номера. — Она брезгливо покачала головой. — Но ты должен быть там, Фелю. Ты будешь моими ушами и глазами.

Я предположил, что она хочет, чтобы я понаблюдал, кто с кем будет танцевать. Нельзя сказать, чтобы эта идея привела меня в восторг. Но я понимал королеву: ревность и необходимость защиты способны кого угодно заставить шпионить за любимым человеком.

Королева подробно описала мне женщину, за которой я должен буду проследить, — герцогиня с темными волосами и зелеными глазами.

— Ты уже видел ее во дворце. На королевских мессах, иногда рядом с епископом.

— Она будет одета в черное, как все «черные дамы»?

Замечание о «черных дамах» заставило королеву поморщиться. Это было прозвище слишком благочестивых светских дам, которые демонстративно носили черные одежды. Они не были вдовами, хотя, судя по всему, жаждали того же внимания, какое обычно оказывают людям в беде. Они изображали покаяние, предаваясь ему с той же страстью, с какой король и его приближенные играли в поло или в карты. Им казалось мало привлекать мужские взоры в течение недели — они пытались обворожить и священников своим нарочитым религиозным экстазом.

— Эти дамы надевают черное по воскресеньям, Фелю, — сказала королева. — На празднество они оденутся более ярко. Герцогиня, о которой я говорила, будет в голубом платье.

— А если нет?

— Ей только что прислали его по почте из Парижа. Она его наденет.

Моя задача, как объяснила королева, не дать герцогине покинуть танцевальный зал отеля.

— Но я буду занят игрой.

— Вот именно. Пока ты играешь, она не уйдет. Она воображает себя царицей бала. И не захочет пропустить ни одного танца. Она завладеет королем на весь вечер, если, конечно, он ей это позволит.

— Вы говорите об этом так спокойно?

— В зале, на людях, это не страшно. Но если они оставят зал вместе… — Ее голос дрогнул. — Я этого не перенесу.

Я ждал дальнейших указаний.

— Но даже если все сложится дурно, — продолжила она, — на балу будет министр, который сможет принять меры.

— Министр?

— Это самый надежный человек в кабинете короля.

— Значит, королю обо всем известно?

— Он ничего не смог бы предпринять, даже если бы знал. Кроме того, мы защищаем его от самого себя. Ты уже знаешь больше, чем нужно.

— А почему бы министру не проследить за герцогиней?

— Он будет приходить и уходить, разговаривать с гостями, переходить из одной гостиной в другую, исполнять множество других важных обязанностей. Он не может каждую минуту оглядываться. Это привлечет к нему излишнее внимание.

— Прошу меня простить, — сказал я. — Но я не уверен, что все понял правильно. — Не мог же я прямо сказать, что каждый в городе знает о похождениях короля? Одной изменой больше, одной меньше.

— Церковь выступает против нового налога, — немного раздраженно заговорила она. — Это немалые деньги. Крайние клерикалы как никогда сильны, и либералы теряют терпение. Король не может удовлетворить и тех и других. Я не уверена, что он вообще может кого-либо удовлетворить. — Она глубоко вздохнула: — Герцогиня и ее муж — открытые противники нового налога. Если король будет открыто ей потакать, народ сделает свои выводы. У короля есть выбор… Говорят, в Гибралтаре стало тесно после того, как португальские республиканцы взяли Лиссабон. Речь не о чувствах, Фелю. Речь о влиянии. Мы должны быть уверены, что между обеими сторонами сохраняется равновесие.