Женская верность (СИ)

— Ладно.

Растаенное мороженое Акулина поделила на всех, кроме себя. Ей желудок не позволял. А когда уже собирались ложиться спать и немного успокоились, то сказала:

— Сами видите, и вкуса никакого, и стыдоба одна получилась. Наперёд думайте. И запомните, от ворованного добра не жди.

Татьяна, как всегда, спала с Акулиной, а Галина с Устиньей.

Запомнили обе. На всю жизнь.

Глава 31

ТЁПЛАЯ РЕЧКА

Если стоя возле барака поднять вверх голову, то увидишь, как в небо, до самых облаков, уходят столбы серого дыма из новых высоченных труб КрасТЭЦ. А ещё с теплоэлектростанции вытекала тёплая речка, все женщины из бараков ходили на эту речку стирать бельё, а ребятишки — купаться. Чтобы дойти до речки, надо было миновать кусочек Сибирской природы, превращенной в парк. Среди почти не тронутых рукой человека зарослей, вились неширокие асфальтированные дорожки, на обочинах которых были расставлены гипсовые статуи. Но самое замечательное, была там настоящая карусель. А это уже даже не киоск с мороженым. Кому в детстве не хотелось кружиться, с замиранием сердца видя у своих ног ветки придорожных кустов? Иногда, по выходным дням, Акулина собирала всех, чтобы кого ненароком не обидеть, и вела кататься. Но это по выходным дням. В простые же дни карусель не работала. Поэтому, когда Акулина сложила в тазик бельё, готовясь пойти на речку, вместе с ней собрались только Татьяна и Галина. День стоял солнечный, жаркий. А в теплой речке ещё и вода теплая. Дорога представляла собой широкую песчаную тропинку, на которой то и дело встречались женщины, кто-то неторопливо шёл в сторону речки, кто-то уже возвращался.

— Ульяна? Здравствуй.

— Здравствуй, Акулина.

— Давно тебя не вижу. Сережка тоже у нас не бывает.

— Да, живу у Марьи. Алименты Ивановы по почте приходят. Так что не жалуемся.

— Ты б хучь иногда Серёжку к нам приводила. А то он своих братьев, сестёр не видит.

— Не ближний свет. А Марью одну оставить нельзя. Ваньку вашего за то, что бросил её, не виню. Не думай. Да и она зла не держит. Ну, развела судьба. Чего теперь?

— Да не судьба, Ульяна, а выпивка, проклятущая. Может надо было тебе построже с дочерью.

— Ой, Акулина Федоровна, чего только я не делала. И травами всякими поила, и отворотную воду наговаривала, и стыдила… Ничего не помогает. Но ты не думай, что вот прямо уж совсем никудышная у Серёжки мать. Пока я жива, как-никак с этой бедой справляемся. Да и Иван иногда бывает. То сгущенки занесет, то ещё что. То замок в дверях наладил вот, — Ульяна поправила платок.

— Ладно, пойду я.

— Заходи, да зла на нас не держи. Понять должна — худого свому внуку единокровному не пожелаем.

И женщины разошлись в разные стороны.

После этой встречи Ульяну вновь одолели мысли о том, как вылечить дочь от страшной болезни. Что это болезнь, Ульяна не сомневалась. Потому как смотреть на Марью было жалко. Каждый раз, протрезвев, Марья обещала, что больше в рот не возьмет. Клялась. Божилась. Но проходили считанные дни, и всё повторялось. Жизнь как Тёплая речка, текла в прежних берегах.

— Теплая речка, Тёплая речка… Ну, дак более не ходить к этой речке, — Ульяна испугалась, неожиданно услышав собственный голос. Однако мысль, пришедшая в голову, засела надёжно. Всю ночь Ульяна крутилась с боку на бок, садилась на кровати, подходила к окну. Кое-как дождавшись восьми часов утра, направилась к Устинье.

— Устинья Федоровна, доброго здоровья.

— Проходи, Ульяна, проходи, — и, обмахнув полотенцем, подставила стул.

— Ты в гости, али по делу? Не томи. Больно час ранний. Уж не случилось ли какого худа?

— Ну как тебе сказать? Жизнь моя стала как наша Тёплая речка. Вроде и вода тёплая, и даже мелкая рыбешка водится, а пить нельзя. Вроде и дочь красавица, и внук — людям на зависть, а жисть — одни слёзы.

— Щё удумала?

— Хочу попросить Вашу Марию полечить мою Марью. Слыхала, она много чего знает.

— Тут я тебе не помощник. Дочь твоя. Тебе решать. Только, думаю, вреда от энтого нет. Ежели отвратит её от зелёного змия, счастье и тебе, и Серёжке. Да и Марьи такая жисть не в радость. Ну, а коли не выйдет, то и вреда всё одно никакого.

— Ладно. Вот потому с утреца и пришла к тебе. Може прямо счас и сходим?

— Ну, что ж? Она ещё должна дома быть, — и Устинья стала одеваться.

Небольшая, чистая комнатка в бревенчатом бараке насквозь пропахла ладаном. В переднем углу, перед образами, теплилась лампадка. На этажерке аккуратно сложены школьные учебники и чернильница — непроливайка. У входа — деревянный ящик со слесарными инструментами. На комоде, прикрытые вышитой салфеткой, толстые старинные книги, то ли библии, то ли псалтырь, не разобрать.

Мария выслушала внимательно, не перебивая.

— Ну, что ж? Дело хорошее. Только путь твой Ульяна труден будет.

— На всё согласная.

— Ты-то согласная, а вот согласиться ли дочь твоя?

— Говорила бы уж, Мария, щёль! — Устинья волновалась уже не меньше Ульяны.

— Ну, во-первых, найдёте другую квартиру. Чтоб была далеко от этого места. Не жалей, поменяйся. Чтобы после лечения товарок своих пьющих она не встречала, да и люди бы об её худом прошлом не знали. Заново начать ей ещё можно, а на том же месте из этой пропасти ей не выбраться. Как подберёшь место, сразу не меняйся, чтоб не успела и там она такую же историю начать.

— Что же делать-то?

— А дам я тебе воск церковный, и в то время, когда она будет пить и закусывать, подсунь тот воск ей в рот, чтоб она его куснула. Принесёшь его ко мне, сделаю я на него заговор. Зашьешь ёй этот воск в одежду. Вот в тот день и переезжайте. Ещё не плохо бы в церковь сходить, да молебен о здравии заказать.

Так и уговорились.

Глава 32

ИЛЮШКИНЫ ДЕТИ

Наташка уже собиралась в первый класс. Вот и новенький портфель уже купили. Коричневое шерстяное платье и два фартука. Белый и чёрный. Белый с крылышками и тонкой кружевной каймой по краям. Два огромных белых банта дожидались своей очереди, прикреплённые по углам зеркала. А ещё Наташка ждала братика или сестрёнку. А поскольку ждать оставалось совсем немного, то Наталья ночевала у бабы Устиньи.

Как-то утром Илья забежал взволнованный: "Мам, отправил Тамару в роддом. Как думаешь, счас бежать, или к обеду?".

— Думаю, иди на работу, а я в роддом. Прогуливать не след. Семья-то подрастает, — Устинья стала собираться. Акулина ещё на рассвете ушла на работу.

— Ну, оно конечно. Только что-то у меня душа не на месте. Прям, как кто часы внутри завел.

— Ну-ть теперь ты не помощник. Всё в руках божьих.

В этот же день Тамара родила мальчика. С этой вестью, украдкой вытирая непрошенные слёзы, Илья пришел к матери.

— Сын мой, говорят, помереть может. Только свет белый увидел, а уже сердце больное. Может врачи ошибаются? — и хоть прячь, хоть не прячь, из больших зелёных глаз катились крупные, солёные капли.

Умер ребёнок на третий день. Роды были тяжелыми, и Тамару ещё не выписали из больницы.

Утром Илья вошел со свертком на руках. Ребенок был запеленат так, будто был жив. Аккуратно и бережно нёс Илья своего сына. Похоронили мальчика всё там же, где двух Надеждиных сыновей, Устиньину дочь и бабушку Прасковью.

Вот и корни образовались. Семья уходила корнями в Сибирскую землю. На Лысой горе, на отведенном под кладбище месте, бабушка Прасковья нашла вечный покой в окружении внучки и трёх правнуков.

Прошел год. Наташка окончила первый класс. Училась хорошо. Ещё пыталась научить писать Устинью. И та старательно выводила буквы. Так, что научилась расписываться, и теперь, получая получку, вместо крестика писала: "Родкина". На этом её учёба закончилась, но даже таким умением Устинья очень гордилась. Сама свою фамилию писала, собственноручно!