Женская верность (СИ)

Annotation

'Звёздочка моя', - говорим своим детям. 'Звезда моя',- любимым женщинам. И знаем цену того пути, по которому надо пронести 'Звездочку', чтобы она стала 'Звездой'. Через тернии к звёздам, если получится…

Буденкова Татьяна

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Буденкова Татьяна

Женская верность

Глава 1

ВЕЧЕР В ПЯТИЭТАЖКЕ

Окна панельной пятиэтажки светили в вечерний сумрак летнего вечера неярким желтым светом. В кухне с голубыми панелями и полосатыми самоткаными половиками у окна на стуле сидела высокая статная старуха, в черной складчатой юбке, строгой темной кофте и белом платке, закрывающем лоб.

— Надолго вернулась? Или опять караулить пьяницу пойдешь? — Татьяна исподлобья посмотрела на Устинью.

— А куды ж мне его девать? Сын он мне. С ним тяжко и бросить душа не позволяет. Надысь чертиков по квартире ловил и себе по карманам распихивал, — Устинья расправила на коленях складки платья.

Она уже много лет живет вместе со своей сестрой Акулиной, вначале в дощатом бараке, потом его снесли и им на двоих дали однокомнатную квартирку. Всем полученным жизненным благам обе были несказанно рады. Особенное удовольствие доставлял балкон.

"Валхон", как его называла Акулина, использовался для хранения солений и варенья, а также всяких старых вещей, выбросить которые было жаль.

— Уж говорено — переговорено ей, поберегла бы себя. А у неё Илюшенька — свет в окне. Про девок и не вспоминает, — Акулина присела на край большого деревянного сундука. Был он обит кованым железом и когда его отмыкали ключом с вензелями издавал мелодичный звон.

Татьяна — гостья и соседка. Её квартира располагалась под квартирой сестёр. А переселили её туда из того же барака, что и их. Так что знали они друг друга хорошо и долго.

Третьей собеседницей была Акулина. Маленькая, худенькая, черноволосая женщина. В синем шерстяном, хорошо отглаженном, платье. Капроновый белый платок аккуратно завязан кончиками назад.

Единственную свою дочь Акулина похоронила еще перед войной. У бабы Тани — два сына. Только имя у них почему-то одно на двоих. Оба Леньки — Леониды.

Это был один из многих вечеров, которые три вдовы коротали вместе. Прошлое вспоминали редко. Чаще обсуждали события прошедшего дня. У Устиньи от всего её потомства остались только две дочери — Надежда Тихоновна и Елена Тихоновна, да сын Илюшка — Илья Тихонович. Пьющий до белой горячки, жил один в двухкомнатной квартире и, чтоб он совсем не погиб, Устинья находилась при нем. Чего ей это стоило, кто жил с горькими пьяницами — поймут. А кого бог миловал, это не расскажешь в двух словах.

Вечерний сумрак потихоньку вползал в кухню. Свет не зажигали. Разговор переходил от стоимости мойвы на соседа Николая. Крупный черноволосый мужик жил через стенку вдвоем с женой. Детей у них не было, а деньги водились. Пил Николай мастерски, мог неделями не просыхать. Но чтоб валялся или, при его силе, какую драку устроил — в этом замечен не был. Однако вопли и ругань из его квартиры слышались частенько, потому как поиздержавшись и не надеясь выпросить у жены на водку мог и пропить какую-нибудь вещь. А совсем недавно… Акулина поудобнее устроилась на сундуке, аккуратно поправив платье и поведя плечами так, будто её мог видеть невидимый для всех, но очень важный для неё человек.

Жена Николая — Светлана — купила двухнедельную путевку в дом отдыха. Уезжая, оставила Акулине комплект ключей от входной двери и просила присматривать за Николаем. Мало ли — напьется — не замкнётся, обчистят или что другое с пьяной головы сотворит. Первые два дня вольной жизни Николай использовал, не теряя ни минуты. На все деньги, которые ему оставила на прожитьё жена, он купил водки и, принеся бутылки в сетке домой, составил их рядом с диваном. Потом принес с кухни табурет и, расстелив на нем газету, разложил несколько соленых огурцов, три куска хлеба и блюдце с нарезанной колбасой. Покончив с сервировкой — переоделся в старое трико и тапочки, включил телевизор и… отдых от семейной жизни начался. Акулина иногда заглядывала, проверяя — как он там. Картина не менялась. Николай лежал на диване с открытым ртом, по колбасе с удовольствием ползали мухи, огурцы засохли и скрючились, телевизор показывал настроечную сетку. Всхрапывание и причмокивание убеждали, что отдыхающий жив. Убедившись таким образом, что все в порядке, Акулина своим ключом замыкала квартиру. Только однажды вечером вместо шипения неработающего канала Акулина услышала громкую музыку и вроде голоса. Некоторое время она не решалась пойти к соседям, но, вспомнив обещание, данное Светлане — присматривать, всё-таки насмелилась. Выйдя на лестничную клетку, приложила ухо к двери, но та была не заперта и стала открываться.

В комнате в той же позе, только с закрытым ртом и открытыми глазами, на диване полулежал Николай. Напротив него, среди зала на табуретке, стояла местная пьяница — одноглазая Анька. На ней красовалось новое платье Светланы, красное, с крупными перламутровыми пуговицами и объёмными выточками, для пышного бюста Светы. Но и выточки и пуговицы располагались вдоль тощего Анькиного хребта. Коричневато-синие, то ли от грязи, то ли от синяков ноги, тощими палками торчали из-под роскошного красного подола. В руках она держала флакон французских духов, который хозяйка не взяла с собой даже на отдых, так как берегла для особо торжественных случаев. Пахло прокисшими огурцами, водочным перегаром и французским парфюмом в жуткой концентрации. И Николай, и одноглазая Анька были в полном восторге от происходящего. Акулина, осознав свое полное бессилие в этой ситуации, сделала единственно возможное — замкнула парочку в квартире.

Только мера эта была бесполезной, потому что у Николая, как хозяина квартиры, был собственный ключ. Поэтому на следующий день во дворе дома видели Аньку, которая меняла дорогущий французский флакон духов на выпивку. И выменяла на пол литра водки и бутылку портвейна три семерки.

Вернувшейся из отпуска Свете, Акулина подробностей не рассказывала. Обойдясь коротким: "Ну ить пил…"

В квадрате окна стали проглядывать первые звезды. А в самом уголке засветился тонкий серп луны.

Акулина щелкнула выключателем. По кухне разлился слабый желтый свет. В вечерней тишине каждая думала о своем. Возле входной двери, в подъезде, раздался шорох и в дверь негромко постучали.

Акулина, встав с сундука, подняла голову и посмотрелась в зеркало, которое висело прямо над ним. Было оно очень старым, и амальгама с обратной стороны квадратного стекла местами осыпалась. Она стряхнула с плеча невидимую пылинку, и направилась к двери. А по дороге подошла к трехстворчатому плательному шкафу, средняя дверка которого была зеркальной. Внимательно осмотрев себя, проверила, не помялось ли платье, пока сидела. Потом сняла с головы платок, достала из волос гребенку, провела ею по всё ещё черным слегка вьющимся волосам, и только потом заспешила к дверям.

В дверях, склонив голову на бок, в сером вязаном свитере, стоял высокий русоволосый мужчина.

— Федоровна, ну… — явно не зная, что сказать дальше, он развел руками.

— Проходи уж.