Слабых несет ветер

я отхватил! Я уже беременная от него уйти хотела.

— Что, никуда не годится? — ехидно спросила Алка.

— Нет, он очень хороший. Но ведь вы его знаете дольше. Так ведь?

— Его хорошо знала моя мама, я — в меньшей степени.

— А папа?

— Папа тут ни при чем.

Тоня поняла, что готова выгнать эту девчонку, что еще секунда — и та скажет какие-то непоправимые слова.

Та сказала:

— Да не беспокойтесь вы! Мама умерла. Ваш муж от меня это узнал. Так все быстро случилось.

— Господи! — прошептала Тоня. — Сколько молодых умирает. Этот рак чертов. Сколько у него видов — не сосчитать. С кем же вы живете?

— Я замуж скоро выхожу. У моего жениха траур. У него папа погиб на Кавказе.

— А еще эта проклятущая война… У нас в палате те, кто родил девочек, так радовались. Моя же мать говорила, что в войну женщинам бывает хуже, чем мужчинам.

— Женщинам всегда хуже, — сказала Алка.

Но тут заплакал ребенок. И Тоня пошла к нему. Алка убрала со стола и даже вымыла чашки. Заглянула в комнату. Тоня кормила ребенка. «Так бы и моя мама могла кормить Павлика», — с печалью подумала она. Почему-то хотелось думать, что в том, что этого не случилось, виноват Веснин. Он пришел и ушел, а мама осталась одна.

Он и к этой тетке когда-то пришел, но не ушел. А разве можно их сравнивать, маму и эту?

Несправедливый мир должен был быть подвергнут разрушению. «Запомни, его зовут Павел Веснин». Для чего-то это было сказано? Она теперь понимает — для мести.

И Алка сделала глубокий вдох.

— А у меня есть братик. Ему полтора года.

«Кажется, она сказала, что у нее умерла мать. Тогда что это за ребенок?» — подумала Тоня.

— Я понимаю ваше недоумение, вы ведь придумали моей маме смерть от рака, а она умерла родами. Это правильное выражение. Не в родах, не рожая. А именно так — умерла родами.

— С кем же ребеночек? — спросила Тоня, которую охватил какой-то ледяной ужас, как будто за ней гнались и достигли и уже хватают ее за руки. Но как можно хватать за руки, когда в них ребенок?

— С бабушкой, — чирикнула Алка, с наслаждением наблюдая за смятением Тони, за чернотой лица, которая проступила. Мысль о том, что эта женщина ни в чем не виновата, приходила в голову Алке, она даже повертела ею туда-сюда, но смерть слишком тяжелая гиря, чтоб ей был под стать живой противовес. Конечно, виноват Павел Веснин, который все-таки пришел, но пришел слишком поздно. А эта тетка хоть и говорит, что куда-то там от него уходила, набивает себе цену: на самом деле она Веснина своим пузом держала, и вот кормит ребеночка, а бедный Пашка — искусственник, что нехорошо, она читала где-то, что потом это отразится на человеке — отсутствие прикасания к груди матери.

— А отец помогает мальчику? — спросила Тоня, потому что знала: у нас помогают плохо. Ушел из семьи, и ищи-свищи. Бросить ребенка у нас — почти дело доблести. Она столько этого видела.

— Я сейчас решаю этот вопрос, — важно сказала Алка. — Мне удалось узнать, кто отец.

«Зачем она тут? Почему не уходит?» Тоня чувствовала